Долуханова, Зара Александровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зара Долуханова
Основная информация
Полное имя

Зара Александровна Долуханова

Дата рождения

15 марта 1918(1918-03-15)

Место рождения

Москва, РСФСР

Дата смерти

4 декабря 2007(2007-12-04) (89 лет)

Место смерти

Москва,
Российская Федерация

Страна

СССР СССР,
Россия Россия

Профессии

камерная певица,
оперная певица,
педагог

Певческий голос

колоратурное меццо-сопрано

Награды

За́ра Алекса́ндровна Долуха́нова (Заруи́ Агасьевна Макаря́н/Макарья́н, в замужестве — Долуханя́н; 15 марта 1918Москва — 4 декабря 2007, Москва) — советская, российская и армянская певица (колоратурное меццо-сопрано). Народная артистка СССР (1990)[1]. Лауреат Ленинской (1966) и Сталинской премии второй степени (1951).





Биография

Родилась в Москве в семье Агасия Марковича и Елены Гайковны Макарьян[2].

В 19331938 годах училась скрипке в Третьем показательном государственном музыкальном техникуме имени Гнесиных (ныне Музыкальное училище имени Гнесиных) у В. М. Беляевой-Тарасевич. Техникум не окончила.

С 1939 года — солистка Армянского театра оперы и балета имени А. А. Спендиарова в Ереване, где играла первые партии во всех постановках. Вскоре, оставив оперную сцену, стала выступать как концертная певица. С 1944 года — солистка Всесоюзного радио и телевидения, с 1959 годаМосковской филармонии.

Исполнила партию Золушки в первой советской постановке одноимённой оперы Дж. Россини и оригинальную версию партии Розины в его же опере «Севильский цирюльник»[3]. Исполняла партии Керубино (Свадьба Фигаро Моцарта), Денизы («Свадьба при фонарях» Ж. Оффенбаха), в опере «Итальянка в Алжире» Дж. Россини и др. В 1969 году выступила в партии Анджелики в концертном исполнении оперы Дж. Пуччини «Сестра Анджелика».

Исполняла сочинения И. С. Баха, Г. Ф. Генделя, Дж. Верди, С. В. Рахманинова, К. Дебюсси, Ф. Пуленка, Г. В. Свиридова, С. С. Прокофьева, Ф. Шуберта, Р. Шумана, X. Вольфа, Г. Малера, Д. Д. Шостаковича, Р. К. Щедрина, М. Л. Таривердиева и многих других композиторов.

Много гастролировала (Румыния, ГДР, Италия, Франция, Англия, Греция, Аргентина, Чехословакия, Венгрия, США, Польша, Югославия, Япония, Израиль, Новая Зеландия и др.). Пела в лучших концертных залах Европы, Северной и Южной Америки, Азии, Австралии и Новой Зеландии. В большинстве крупнейших музыкальных центрах мира концертировала регулярно и с большим успехом.

В 1957 году окончила Музыкально-педагогический институт им. Гнесиных (ныне Российская академия музыки имени Гнесиных).

С 1972 года преподавала в Музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных (с 1983 — профессор, в 1980—1985 — заведующая кафедрой сольного пения).

Активно участвовала в жюри музыкальных конкурсов.

Член Союза театральных деятелей РФ (1977).

За период с 1990 по 1995 год фирмами «Мелодия», «Monitor», «Austro Mechana» и «Russian Disc» были выпущены восемь компакт-дисков.

Кроме исполнительской деятельности, серьёзно увлекалась живописью.

Скончалась 4 декабря 2007 года в Москве. Похоронена на Армянском кладбище Москвы.

Семья

  • Муж — Александр Павлович Долуханян (1910—1968), армянский советский композитор, заслуженный деятель искусств Армянской ССР (1958)
  • Сыновья:
    • Михаил Долуханов
    • Сергей Ядров[2]
  • Внук — Александр Долуханов
  • Правнуки — Сергей, Филипп, Анастасия
  • Сестра — Дагмара Александровна (1916—2016), жена народного артиста СССР Павла Герасимовича Лисициана

Награды и звания

Фильмография

Отзывы критики

В те годы, когда она подчинила своему искусству публику, никому не приходило в голову считать певицу, выбирающую концертную стезю, артисткой с чувством ограниченной ответственности за свои возможности. Обладая голосом диапазона в две с половиной октавы, комфортно чувствуя себя и в репертуаре меццо, и в репертуаре драматического сопрано и всегда выдерживая стиль, какую бы музыку ни исполняла — от Баха до Таривердиева, она знала, что делает, отказываясь от оперных подмостков, обеспечивавших её коллегам имперский стиль искусства и жизни. Большой стиль Зары Долухановой торжествовал на концертной эстраде, где утверждалась её камерная близость с каждым отдельным зрителем.[6]

Напишите отзыв о статье "Долуханова, Зара Александровна"

Примечания

  1. Указ Президента СССР от 27 декабря 1990 г. № УП-1248 «О присвоении почетного звания „Народный артист СССР“ тов. Долухановой З. А.»
  2. 1 2 [www.russiandvd.com/store/person.asp?id=1666&type=artist&media=2 Зара Долуханова]
  3. [www.rian.ru/culture/20071204/90842693.html Скончалась певица Зара Долуханова] // РИА Новости
  4. [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=016564 Указ Президента Российской Федерации от 14 марта 2003 года № 331]
  5. [ru.hayazg.info/Долуханова_Зара_Александровна#cite_note-1 Долуханова Зара Александровна — Энциклопедия фонда «Хайазг»]
  6. [www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=477&crubric_id=100455&rubric_id=204&pub_id=459943 М.Игнатьева. Зара прекрасной юности]. [archive.is/euW5 Архивировано из первоисточника 4 августа 2012]. Культура, № 11 (7370), 20 — 26 марта 2003 г. (к 85-летию певицы)

Ссылки

  • О. Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр. ISBN 978-5-222-17864-5

Отрывок, характеризующий Долуханова, Зара Александровна

– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.