Домашнев, Сергей Герасимович

Сергей Герасимович Домашнев
Род деятельности:	поэт, писатель
Дата рождения:	24 сентября (5 октября) 1743(1743-10-05)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	29 августа (9 сентября) 1795(1795-09-09) (51 год)
Место смерти:	Москва

Сергей Герасимович Домашнев (24 сентября (5 октября) 1743 — 29 августа (9 сентября) 1795) («Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» указывает иные сведения: родился в 1742 или 1746 году, умер в 1796) — директор Петербургской академии наук (1775—1783), писатель, поэт.

Биография

Из дворянского рода Домашневых — сын выслужившего дворянство секретаря Главной соляной конторы. В январе 1759 года поступил в университетскую гимназию, где был отмечен золотой медалью (1761). Продолжая обучение, с февраля 1760 года он числился солдатом в Измайловском полку. Предположительно около 1763 года он начал действительную службу в армии; был поручиком Новгородского полка, в 1767 году — депутатом от сумского дворянства в Уложенной комиссии, некоторое время путешествовал за границей. В 1772 году участвовал в Морейской экспедиции графа А. Г. Орлова; занимался формированием легиона из албанских добровольцев. Неоднократно приезжал в Петербург, был произведён в камер-юнкеры. По возвращении в Россию пожалован действительные статские советники и 1 июля 1775 года назначен директором Академии наук; 28 июня 1778 года он был пожалован в камергеры.

Литературная деятельность

На литературном поприще Домашнев выступил очень рано, печатая мелкие прозаические статьи и стихотворения в журналах Хераскова «Полезное увеселение» и «Свободные часы». Первой публикацией стало сочинение «Сон», появившееся в июне 1761 года. Особенной известностью пользовалась его «Ода на восшествие на престол императрицы Екатерины II» (СПб., 1762). Из прозаических статей Домашнева выделяются: «Краткое описание русских стихотворцев» (М., 1763), «О стихотворстве» («Полезное увеселение», 1762; перепечатано в «Материалах» Ефремова), «Рассуждение о пользе наук», «Сатирический сон», академическая «Речь об обязанности, которую имеют научные общества присоединять к физическим наблюдениям и нравственные». В 1767 году Домашнев напечатал две статьи по географии в «Переводах из энциклопедии», в издании которых он принимал участие.

Директор Петербургской академии наук

Екатерина II назначила Домашнева директором Академии наук — на место его покровителя Владимира Григорьевича Орлова. На этой должности он пытался оживить популяризаторскую и литературную деятельность Академии; предпринял некоторые меры для распространения академических изданий в провинции — в частности, при посредничестве Ф. О. Туманского была открыта книжная лавка на Украине, в Глухове (1780). Административная деятельность Домашнева очень скоро свелась к бюрократизации академической жизни. Он перестал считаться с мнениями Академической конференции и Академической комиссии, которые решали внутренние дела Академии. Он начал вмешиваться в планы учёных занятий академиков и потребовал от них ежегодных отчётов. Он стал лично, без баллотировки, назначать почётных и иностранных членов Академии и смещать с должностей её действительных членов (С. К. Котельников, Э. Лаксман). К 1780 году конфликт с академиками вылился в открытую борьбу. Генерал-прокурор А. А. Вяземский, рассматривавший прошение Н. П. Соколова и жалобу С. Я. Румовского «с товарищи», поданные на высочайшее имя в 1781 году, принял сторону академиков. В конце декабря 1782 года Домашнев был отправлен в отпуск, а уже в конце января 1783 года директором Академии была назначена Е. Р. Дашкова. При передаче дел появилось обвинение Домашнева в присвоении денег и имущества Академии и в его московском доме, в конце июля 1783 года, Н. П. Архаровым был произведен обыск. Результатом проведённого следствия стал высылка Домашнева из Санкт-Петербурга (без права въезда в столицу) по личному распоряжению императрицы.

Домашнев известен своим желанием изъять из употребления букву Ъ. В 1781 году Домашнев печатал в «Академических Известиях» раздел «Показание новейших трудов разных академий» без употребления этой буквы. Гонение Домашнева на Ъ и его славолюбие вызвало к жизни рукописные сатирические произведения «Челобитная от ера» и «Служба». Его преемница на посту директора княгиня Дашкова оставила в своих «Записках» много негативных отзывов о деятельности своего предшественника. Деятельность Домашнева была осмеяна в сочинении «На бывшего в Академии наук директором господина Домашнева», написанном в форме и стиле церковного акафиста.

На его смерть откликнулся лишь Н. Е. Струйский стихами «В память С. Г. Домашневу, усерднейше посвящается супруге его В. И. Домашневой, урожденной княжне Оболенской» (1795).

В 1790-х годах его супруге Варваре Ивановне (1764—1828) принадлежало подмосковная усадьба Малое Голубино.

Источники

• Степанов В. П. [az.lib.ru/d/domashnew_s_g/text_0010.shtml Биография] в «Библиотеке Максима Мошкова»
• Домашнев, Сергей Герасимович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921429#?page=586 Домашнев, Сергей Герасимович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/4975 Домашнев Сергей Герасимович] в Биографическом словаре на Академике
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50373.ln-ru.dl-.pr-inf.uk-11 Домашнев Сергей Герасимович] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Домашнев, Сергей Герасимович

– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?