Домашняя канарейка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td>

   </tr>
Домашняя канарейка
Научная классификация
Царство: Животные
Тип: Хордовые
Подтип: Позвоночные
Класс: Птицы
Надотряд: Новонёбные
Отряд: Воробьинообразные
Подотряд: Певчие
Семейство: Вьюрковые
Род: Канареечные вьюрки
Вид: Канарский канареечный вьюрок
Подвид: Домашняя канарейка
Латинское название
Serinus canaria domestica Linnaeus, 1758

Дома́шняя канаре́йка — одомашненный подвид канарского канареечного вьюрка с Канарских островов (Serinus canaria). Последний в диком состоянии населяет атлантические архипелаги Канарских островов и Азорских островов, а также остров Мадейра; питается, прежде всего, семенами и частями растений, а в период гнездования также насекомыми. В течение более чем 500 лет человек приручил эту певчую птицу, сделав домашним животным. Канарейка — это единственное домашнее животное, у которого изменился голосовой аппарат, и тем самым его пение. Это пение сделало канарейку известной, особенно породу гарцский роллер.





Описание

Канарейка несколько больше, чем дикий предок, канарский канареечный вьюрок. Певчие и цветные канарейки длиной примерно от 13,5 до 14,5 см. Имеются декоративные канарейки от 11 см до 23 см длиной. Канарейка отличается гармоничной формой вьюрка — круглой сформированной головой и коротким кеглевидным клювом.

Самое известное оперение — это канарейки жёлтого цвета. Однако, сегодня имеется множество очень разных цветов оперения (напр., белого, красного, коричневого, светло-коричневого цвета). Красный цвет возник из-за скрещивания канарейки и огненного чижа. Некоторые селекционные формы имеют также хохолок или особые завитки.

Полёт канарейки волнообразный и вместе с тем соответствует картине полёта вьюрков.

Классификация

Канарейка — это единственный подвид канарского канареечного вьюрка. Ближайший родственный вид — это канареечный вьюрок. Следующие ближайшие родственники — это огненный чиж, чечётка и черноголовый щегол.

Пение

В тесной связи с пением находится способность слушания канареек. Оптимальная чувствительность составляет от 3200 герц до 4000 Гц. Нижний порог слышимости расположен при 1100 Гц, а верхний при 10 000 Гц. Кроме того, канарейка может отличать последовательности звуков, хранить в памяти и воспроизводить. Поэтому она может научиться присущему виду пению. Она может подражать звукам и последовательностям звуков других птиц, а также включать чужие шумы в своё пение.

Пение канарейки начинается с переменного, тихого входа нескольких колен и достигает высшей точки в очень громком туре из жёстких нисходящих элементов. Самец поёт очень длинные, построенные из многих туров или фраз строф. Колено начинается с переменного, тихого входа нескольких элементов и достигает высшей точки в очень громком туре из жёстких нисходящих элементов. У диких птиц в противоположность гарцскому роллеру отсутствуют глубокие фразы, которые явились результатом селекции. Тем не менее канарский канареечный вьюрок может иметь в арсенале до 400 элементов и поёт тем самым более разнообразно, чем разведённые формы. Тем не менее в обоих случаях следует приучать разнообразию звуковых единиц, которое может расширяться на протяжении всей жизни.

  1. [www.ndh.net/home/velleuer/roller/homepage.html Пример пения гарцского роллера]
  2. [www.waterslagers.com/text/songs.htm Пример пения бельгийской канарейки ватершлягера]
  3. [web.archive.org/web/20060618124005/members.cox.net/timbrados/Timbrado.wav Пример пения испанской канарейки тимбрандоса]
  4. [www.upatsix.com/asc/songinfo.htm Пример пения американского сингера]
  5. [rus-canary.ru/sound/58sec.mp3 Пример пения русской канарейки]

История одомашнивания

В XVI веке канарейка была впервые завезена с Канарских островов в Европу, сначала в Кадис, потом в Италию и отсюда распространилась далее на север в качестве комнатной птицы. Впоследствии она одичала на острове Эльба.

Разведение канарейки сильно развито, и имеется много пород. Первоначально испанцы монополизировали торговлю канарейками, так как, сохраняя в тайне место их рождения, продавали только самцов, по очень высокой цене. Однако, начиная с XVI столетия, канарейка стала быстро распространяться сначала в Италии, потом в Тироле и Германии. От тирольской канарейки, ценившейся, главным образом, по красоте перьев, было выведено много новых пород, причём в Голландии, Франции и Англии, путём подбора, улучшали преимущественно оперение канарейки, в Германии же — музыкальные способности этой птички, обращая особенное внимание на получение хороших певцов. Дарвин[1] упоминает о перечне из 27 разновидностей канареек, известных до 1718 года в одной только Франции.

В Германии изначально наиболее значительно разведение канарейки имело место в Гарце (Санкт-Андреасберг и другие места), Ганновере, Лейпциге, Магдебурге, Франкфурте на Майне, Нюрнберге, Штутгарте и Берлине. Значительное число канареек было вывезено из Германии в другие страны, особенно в Северную Америку, Австралию и Россию. В конце XIX — начале XX века ежегодный оборот от всей торговли канарейками в Германии был равен 600 000—750 000 немецких марок. Канарейки среднего достоинства ценились в 15—20 марок, цена хороших певцов достигала 50—100, а для самых лучших (нем. Prima Harzer Roller) даже 150 марок. Расширению разведения канарейки способствовали ежегодные выставки. В Голландии особое внимание при получении новых пород было обращено на форму, в Англии — на цвет канареек. Выводили между прочим оранжево-красных канареек, для чего птиц во время линьки кормили пищей, к которой был примешан кайенский перец. За лучшие экземпляры платили очень значительные суммы. Канареек обучали также различным фокусам, некоторые научались даже подражать человеческой речи.[2] Обыкновенных канареек кормили конопляным и канареечным семенем, прибавляя сахар, бисквиты, зелень и т. п. Гарцских канареек кормили предпочтительно смесью варёного яйца с белым хлебом, с прибавлением во время линьки растёртых конопляных семян, а также давали немного канареечного семени и зелени. Голландские породы кормили преимущественно конопляным, английские — канареечным семенем[3].

В дореволюционной России (до 1917 года) число любителей канареечной охоты постоянно возрастало. Лучшие заводы канареек находились в селе Полотняный Завод Медынского уезда Калужской губернии и в городе Боровске той же губернии, в Туле, в Павлове Нижегородской губернии и в Москве. В селе Полотняный Завод разведением канареек, которое возникло ещё в XIX веке, занималась значительная часть населения, причём сбыт их производился осенью — или на месте скупщикам, или же через развоз хозяевами в Одессу, Харьков, Екатеринослав, Казань и даже Иркутск. Назначив канареек в дорогу, их сортировали по ценам на партии и каждую партию собирали в отдельный мешок, откуда их потом пересаживали в дорожные садки особого устройства. Всего из Полотняного Завода вывозили ежегодно до 4000 штук на сумму около 7600 рублей, причём самки ценились от 20 до 40 копеек за штуку, а самцы от 3 до 4 рублей, кроме особенно выдающихся, стоимостью даже до 50 рублей. При разведении канареек их рассаживали в отдельные птичники, в которых устраивали по два гнезда, выстилавшихся ватой или мелкой мочалкой с корпией. Через 2—3 недели самки, приспособив гнездо, клали яйца, высиживали молодых и в течение 2—3 недель кормили их, в чём принимали участие и самцы. После кормления опять начиналось несение яиц, высиживание молодых и так до 3—4, а иногда и до 7 раз в год. Когда молодые самцы начинали петь, их вынимали из птичников и отделяли от самок. Для обучения пению их подвешивали в клетке к старому хорошему певцу или же наигрывали на особом органчике, а также насвистывали на дудочке[3].

Таким образом, канареек содержат в клетках около 500 лет. Это полностью одомашненные птицы. За последние 500 лет содержания в неволе путём селекции выведено множество цветных, декоративных и певчих канареек. Во многих странах до сих пор продолжается селекционная работа.

Русская порода канареек была зарегистрирована в Министерстве сельского хозяйства Российской Федерации в 2007 году в качестве породы российской селекции.[4]

Содержание

Канарейка легко приручается, вполне доверчива, поддается «воспитанию» и успешно размножается в домашних условиях. От правильного содержания и ухода за птицей зависит качество и активность пения, размножение, долголетие птицы. Канарейки могут жить в домашних условиях 7—12 лет[5], содержат их в клетках и вольерах.

Клетки изготавливают из твердой породы древесины: бука, дуба, ясеня и др. Можно пользоваться металлическими клетками. Их легче мыть, проще ошпарить. Небольшое распространение имеют клетки из оргстекла. В них птица хорошо просматривается со всех сторон. По форме наиболее удобны прямоугольные клетки. Их можно ставить одну на другую так, что при содержании нескольких птиц в отдельных клетках они не будут видеть друг друга, а значит, не раздражаясь, будут нормально петь. Размеры клеток должны быть такими, чтобы птица в ней могла свободно двигаться, летать и достаточными для того, чтобы можно было установить в ней 1—2 жердочки в один ярус.

Величина клетки 30—35 см в длину, 20—22 см в ширину, высота 27—29 см. Расстояние между прутиками — не более 1,2—1,4 см. Дверка в клетке должна располагаться сбоку. Дно должно быть обязательно двойным, желательно из тонкой нержавеющей стали (внутреннее дно) и обязательно выдвижным, чтобы легче было чистить клетку, менять в ней песок и проводить дезинфекцию.

Кормушки можно ставить на дно клетки, но это чаще всего приводит в антисанитарное состояние корм и клетку. Желательно все же, чтобы кормушки в клетках были выдвижными. В таком положении легко доставать их при кормлении и птичкам будет меньше беспокойства.

В клетке должен быть насест для птицы, представляющий собой круглые жердочки толщиной не более 1,5 см. Поверхность жердочки оставляется шероховатой, не очищенной. Расстояние между жердочками должно быть таким, чтобы, прыгая с одной на другую, птица могла бы свободно взмахивать крылышками.

Для группового содержания птицы, молодняка используются клетки-садки, пролетные клетки. Размеры пролетных клеток больше обычных. Для перевозки птицы лучше всего пользоваться клеткой-переноской.

Канарейки любят купаться. Купание очищает кожу и укрепляет оперение. Вода для купания должна быть комнатной температуры. Купалку прикрепляют к наружной стороне дверцы так, чтобы вода в клетку не попала. После каждого купания купалку убирают и дверцы закрывают. Купалки следует мыть ежедневно. К купанию канареек надо приучать с раннего возраста, то есть с момента их отсадки от самки — по истечении 30—35-дневного возраста.

Чистить клетки необходимо не реже двух раз в неделю. На это время птицу нужно пересадить — перегнать в другую клетку, поставив клетки открытыми дверцами друг к другу. Весь инвентарь клетки — поддон, кормушки, поилки, жердочки — нужно достать и хорошо промыть горячей водой, потом ошпарить и продезинфицировать раствором хлорофоса, настоем ромашки. Палочки жердочек также ошпарить. Как уже отмечалось, они должны быть внутри полые, чтобы можно было оттуда выколачивать паразитов путём постукивания, вытряхивания на белую бумагу.

После дезинфекции клетку и инвентарь необходимо опять хорошо промыть, ошпарить, вытереть и просушить. Под поддон насыпают сухую ромашку и вставляют его на прежнее место. На поддон (дно клетки) насыпают чистый, сухой речной песок, тонким слоем измельченную яичную скорлупу от сваренного яйца. Песок и яичная скорлупа служат минеральной подкормкой птицы, поддерживают её здоровье и способствуют пищеварению. После этого в кормушки насыпают корм и ставят их на место кормления.

Вода для питья должна быть комнатной температуры. Её наливают в стеклянную или фарфоровую посуду небольшого размера (высота 3—4 см) и ставят на дно клетки в удобном для питья птицы месте. Между прутиками клетки можно вставить маленькие кормушечки в виде наперстка или пластмассовой пробки для периодического подкорма медом, тертой морковью, желтком вдобавок к основной пище.

Клетку располагают в хорошо освещенном месте, но не на солнце, не на окне и не на сквозняке. Если комната закрывается, можно и нужно выпускать птицу полетать. Вначале 5—10 минут, а затем до 40—45 минут. Можно приучить птичку садиться на руку, на плечо, но это требует большого терпения. К клеткам с канарейками нужно подходить так, чтобы птицы видели вас: разговаривая с ними ровным, ласковым голосом, вы завоюете доверие птицы, можете приучить их даже садиться на руку.

Селекция

Канарейки уже не одну сотню лет размножаются в клетках. Организм домашней канарейки очень пластичен. Изменяя условия кормления, можно заставить канарейку изменить цвет оперения.

На своей родине, в естественных условиях, у диких канареек период размножения начинается во 2-й половине марта. Лучшее время для спаривания и разведения птенцов в наших условиях — весна (март, апрель, май). В этот период больший световой день, и самка может дольше кормить птенцов. Для получения хорошего потомства необходимо тщательно подбирать самца и самку. Самец (кенар) должен быть крупный, с интересной песней, красивым оперением, активный. Возраст — не менее 1 года. Самка также должна обладать соответствующими качествами. Желательно подбирать в пары самцов от полутора—двух лет и даже до пяти лет, а самок — от 11 месяцев до трёх—четырёх лет. На окраску потомства влияют оба производителя, а на голосовые качества, восприимчивость к песне и слух влияет самец. Это также надо учесть при подборе пары.

Некоторые канароводы-любители практикуют сведение одного самца с двумя—тремя самками и при этом получают нормальные выводки, но для этого требуется большой опыт. Более доступен способ сведения одного самца с одной самкой. Перед спариванием клетку с самцом и клетку с самкой ставят рядом так, чтобы птицы видели друг друга и начали проявлять взаимный интерес. Самцу в этот период ежедневно, в течение 5—6 дней дают дополнительно к зерновому мягкий корм. Увеличивают рацион и самки. Готовых к спариванию птиц сажают в одну клетку. Первым сажают самца, а через день—два к нему подсаживают самку. К этому времени самец освоится с новой обстановкой. Пущенная к самцу самка быстро спаривается с ним и приступает к постройке гнезда. От начала спаривания и постройки гнезда до откладки первого яйца проходит от трёх до десяти дней.

Клетка для спаривания может быть обычной или немного большей. Гнездо можно подвесить в углу клетки изнутри или снаружи, в спокойном месте. В природе у канареек чашевидное гнездо и поэтому канароводы-любители делают такой же формы искусственное гнездо или основу для гнезда, обычно изготовленное из бельевой веревки.

Чтобы самка могла спокойно строить гнездо, ей нужно подложить в клетку собранные в клубочек кусочки нарезанных хлопчатобумажных или льняных ниток размером 2—3 см, маленькие лоскутки льняной или хлопчатобумажной ткани и даже хорошо просушенное мелкое сено. В течение 6—7 дней самка строит гнездо, после чего начинает откладывать яйца. Как только отложено первое яйцо, необходимо убрать оставшийся стройматериал, засыпать свежий песок, очистить садок от накопившегося строительного мусора. Это делают потому, что иногда самка продолжает строить гнездо и при этом разбивает яйцо. Нельзя изменять расположение гнезда или переставлять клетку после того, как самка положит яйцо и особенно после того, как появится птенец или полностью выводок. Если есть в этом крайняя необходимость, надо это делать очень осторожно и только ночью. Бывали случаи, когда самка оставляла гнездо, бросала кормить птенцов. Кладка яиц может продолжаться 4—6 дней. После того как самка отложит 3—4 яйца, самца убирают из клетки, так как самка сама может выкормить птенцов. Но можно оставить самца, и он будет активно помогать самке в высиживании и кормлении птенцов.

Самка-канарейка высиживает птенцов 13 дней. Самцы тоже принимают участие в насиживании яиц. В момент, когда самка уходит на кормежку, он её сменяет. На 14-й день птенцы вылупливаются из яиц. Через 3—4 часа после появления птенцов самка начинает их кормить. Кормят птенцов также оба родителя из клюва. Бывают случаи, когда самец разоряет гнездо, выбрасывает оттуда яйца и даже птенцов. Такого самца надо сразу же отсадить. Главное, чтобы в кормушках всегда был зерновой мягкий корм. Самке в это время вдобавок к зерновой смеси дают мягкий корм — массу из сваренного яйца с растёртым сухарём.

Слетевшие с гнезда детеныши первоначально кажутся неповоротливыми, неумелыми. На 24—28-й день после вывода птенцы, отсаженные от родителей, хорошо отыскивают и поедают мягкий и зерновой корм. Молодые самцы канареек на 35—37-й день после вылета из гнезда начинают запевать (щебетать). Звуки, издаваемые молодым самцом, глубокие, продолжительные и беспрерывные. «Пение» молодой самки более высокое, непродолжительное и отрывистое, с большими перемолчками. Этот период «пения» у молодых птиц очень короткий: 10—12 дней до начала линьки. В период повзросления нужно определить пол птиц. Самцы обычно начинают щебетать, надувая зобик, а самки издают звук «тив-тив». Выявленных самцов нужно отсадить, каждого в отдельную клетку, а самок можно держать вместе в одной клетке. Молодые самцы в возрасте 5—6 месяцев начинают петь неполным и неокрепшим голосом, а к 8—9 месяцам выходят на полный голос. У хорошего кенара полностью укрепляется песня только к двухлетнему возрасту.

Генетика

Кариотип: 80 хромосом (2n)[6].

Молекулярная генетика
  • Депонированные нуклеотидные последовательности в базе данных EntrezNucleotide, GenBank, NCBI, США: [www.ncbi.nlm.nih.gov/nuccore/?term=txid9135%5BOrganism%3Aexp%5D 627 017] (по состоянию на 14 марта 2015).
  • Депонированные последовательности белков в базе данных EntrezProtein, GenBank, NCBI, США: [www.ncbi.nlm.nih.gov/protein/?term=txid9135%5BOrganism%3Aexp%5D 17 921] (по состоянию на 14 марта 2015).

Домашней канарейке (вместе с её исходным диким видом канарского канареечного вьюрка) — как генетически одному из наиболее изученных представителей семейства Fringillidae — принадлежит бо́льшая часть депонированных нуклеотидных последовательностей среди вьюрковых и всех воробьинообразных.

Геном: 1,48—1,62 пг (C-value)[6].

В 2014 году было выполнено секвенирование полной геномной последовательности канарейки[7].

Шахтерская канарейка

Длительное время (в Великобритании вплоть до 1987 года[8]) канареек использовали в качестве раннего способа обнаружения в шахтах рудничного газа. Эти птицы очень чувствительны к газам, включая метан и угарный газ, и гибнут даже от незначительной примеси их в воздухе. Шахтеры брали клетку с канарейкой в шахту и во время работы следили за птицей. Также канареек часто использовали горноспасатели, спускавшиеся в аварийные шахты[9].

В искусстве и культуре

Напишите отзыв о статье "Домашняя канарейка"

Примечания

  1. Darwin C. Ducks—Goose—Peacock—Turkey—Guinea-fowl—Сanary-bird—Gold-fish—Hive-bees—Silk-moths // The Variation of Animals and Plants under Domestication. — London, UK: John Murray, 1868. — Ch. VIII. — P. 295.; [www.esp.org/books/darwin/variation/facsimile/contents/darwin-variation-chap-08-i.pdf 2nd edn., revised.] — New York, NY, USA: D. Appleton & Co., 1883. — Ch. VIII. — P. 311—312. (англ.) (Проверено 14 марта 2015) [archive.org/details/variationanimal03darwgoog Архивировано] из первоисточника 5 января 2007.
    См. также русский перевод: Дарвин Ч. Утки. Гуси. Павлины. Индейки. Цесарки. Канарейки. Золотые рыбки. Пчелы. Шелковичные черви // [www.sivatherium.narod.ru/library/Darwin/gl_08.htm Изменение животных и растений в домашнем состоянии] = The Variation of Animals and Plants under Domestication / Пер. П. П. Сушкина и Ф. Н. Крашенинникова; под ред. К. А. Тимирязева; вновь пересмотренный проф. Ф. Н. Крашенинниковым и проф. С. Н. Боголюбским. — М.—Л.: ОГИЗСельхозгиз, 1941. — Гл. VIII. — С. 211—212. — 611 с. — (Классики естествознания). — 20 000 экз. (Проверено 14 марта 2015) [www.webcitation.org/6WvS718o4 Архивировано] из первоисточника 10 марта 2015.
  2. Одним из наиболее известных примеров подражания канарейки человеческой речи является Пинчи, проживавшая в 1970-х годах у И. Г. Двужильной в г. Ленинграде (СССР). [journal.spbu.ru/2001/29/10.html По мнению профессора А. С. Мальчевского], звукоподражание стало возможным благодаря тому, что голос хозяйки птицы был очень высоким. Голос канарейки Пинчи был [www.zooclub.ru/birds/vidy/100.shtml включён в пластинку с записями голосов птиц], выпущенную фирмой «Мелодия».
  3. 1 2 Исторические сведения о разведении канареек в Европе и дореволюционной России (до 1917 года) взяты из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона со ссылкой на издания: «Наставление к разведению и содержанию канареек» (СПб., 1856); «Охотник и любитель певчих птиц» (М., 1865); Ф. Булгаков, «Ловля, содержание, строение тела и жизнь комнатных птиц» (СПб., 1881); Brandner, «Der Harzer Canarienvogel» (2 части, 2 изд., Штеттин, 1881); Р. Метцдорф, «Разведение канареек в Андреасберге в Гарце» («Охотник», 1887); Russ, «Der Canarienvogel» (6 изд., Магдебург, 1889); «Канареечный промысел в Калужской губернии» («Русский охотник», 1892, № 39 и 40).
  4. Информация из публикации Столповского и Захарова (2007).
  5. [www.dhmm.net/soderzhanie-kanareek-4.html Продолжительность жизни канарейки]
  6. 1 2 [www.genomesize.com/result_species.php?id=963 Detailed Record for Serinus canaria(англ.). Animal Genome Size Database. T. Ryan Gregory. — База данных о размерах геномов животных. Проверено 14 марта 2015. [www.webcitation.org/6X1VsBV9T Архивировано из первоисточника 14 марта 2015].
  7. [www.ebi.ac.uk/ena/data/view/GCA_000534875 Assembly: GCA_000534875.1: Genome sequence of the canary (Serinus canaria)] (англ.). European Nucleotide Archive (ENA). EMBLEBI (12 February 2014). Проверено 14 марта 2015. [archive.is/S8WXY Архивировано из первоисточника 14 марта 2015].
  8. [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/december/30/newsid_2547000/2547587.stm 1986: Coal mine canaries made redundant], BBC News (30 декабря 1986).
  9. (August 1914) «Man And His Machines: Resuscitation Cage For Mine Canarie». The World's Work: A History of Our Time XLIV (2): 474.

Литература

Ссылки

В Викисловаре есть статья «Канарейка»
  • [canaria.msk.ru/ «Канарейки»] — портал о канарейках
  • [kanarovod.narod.ru/ «Канарейки»] — сайт о канарейках
  • [ugarov-kenar.ucoz.ru/ «Русская павловская канарейка»] — русская канарейка династии Угаровых (г. Павлово-на-Оке)
  • [www.moskva.fm/play/2017/1288101074 Доктор Добряков о канарейках] — передача на Детском Радио (Москва)

Отрывок, характеризующий Домашняя канарейка

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.