Доминирование глобального механизма восприятия

Доминирование глобального механизма восприятия (Global precedence) - эффект превалирования целостного изображения, а не его деталей, в восприятии человека. Впервые описан Давидом Навоном в статье 1977 года Forest Before Trees: The Precedence of Global Features in Visual Perception.

Изображения и другие визуальные стимулы состоят из локальных черт (детали, части) и глобальных черт (целое). Доминирование одного из механизмов восприятия (локального или глобального) означает, что внимание человека направлено на один из этих уровней. Доминирование глобального механизма происходит, когда человек при предоставлении фигуры, имеющей и локальный, и глобальный уровни лучше определяет глобальные черты. Такой механизм восприятия коррелирует с холистической (глобальной) стратегией обработки информации, в то время как лучшее определение локальных черт говорит о преобладании аналитической (локальной) стратегии. Хотя доминирование глобального механизма восприятия обычно превалирует, преобладание локальных механизмов также присутствует у некоторых индивидуумов. Доминирование глобального механизма восприятия тесно связано с законом группировки гештальтпсихологии и с эффектом глобальной интерференции, который имеет место, когда человека просят идентифицировать локальную черту стимула, но глобальные черты вмешиваются в процесс восприятия и увеличивают время реакции.

Базовые методики

Впервые доминирование глобального механизма восприятия было описано Давидом Навоном в экспериментах с так называемыми фигурами Навона (в виде букв), которые имели два иерархических уровня: крупная буква (глобальный уровень), состоящая из более мелких букв (локальный уровень). Символы этих уровней либо совпадали, либо были нейтральны, либо несогласующимися (например, большая «Н» состояла из маленьких «S» и наоборот). Испытуемым давались разные задания, в ходе которых они должны были сфокусировать внимание либо на глобальном, либо на локальном уровне, и измерялись правильность и скорость их ответов.

Фигуры Навона

Согласующиеся	Нейтральные	Несогласующиеся
TTTTTTTTTTTT TTTTTTTTTTTT TTTT TTTT TTTT TTTT TTTT TTTT	++++++++++++ ++++++++++++ ++++ ++++ ++++ ++++ ++++ ++++	SSSSSSSSSSSS SSSSSSSSSSSS SSSS SSSS SSSS SSSS SSSS SSSS

Другой тип задания представлял собой демонстрацию стимула-мишени испытуемому, за которой следовал показ двух других стимулов, один из которых совпадал с исходным на глобальном уровне, а другой - на локальном. Экспериментаторы замеряли, какой из пары стимулов выбирался испытуемым как совпадающий со стимулом-мишенью.

Некоторые результаты и теории

Теория Навона

Эксперименты продемонстрировали, что время реакции на определение более крупной буквы (глобальный уровень) меньше, чем время, затраченное на определение локального уровня стимула, что позволило Навону сделать вывод о доминировании глобального механизма восприятия. Более того, эффект глобальной интерференции происходит автоматически, даже когда внимание направлено на локальный уровень, что приводит к увеличению времени реакции. Исследование Навона, фигуры Навона или их вариации активно используются практически во всех исследованиях по доминированию глобального механизма восприятия и по преобладающей стратегии обработки информации.

Расовые и культурные различия

Когда фигура Навона предоставляется представителю белой европеоидной расы, наблюдается небольшое доминирование локального механизма, однако представители восточно-азиатского региона демонстрируют очевидное доминирование глобального механизма, будучи быстрее или точнее в ответах, касающихся глобального уровня стимула. Склонность к доминированию глобального механизма также налицо среди представителей второго поколения азиато-австралийцев , но корреляция слабее наблюдаемой у недавних иммигрантов. Это может являться последствием контраста внешних сред Восточной Азии и западных городов, уровень визуальной многосложности которых различен. Тенденция к обработке информации более аналитически или холистически также объяснялась различием в мозговых структурах. Помимо осознанных процессов памяти и внимания, ученые также обратились к неосознанным знаниям, полученным в результате имплицитного научения и пришли к выводу, что люди восточного происхождения (японцы) и здесь демонстрируют большую склонность к глобальному механизму, чем европейцы (британцы). Что же касается африканских культур, то было проведено исследование представителей культуры Химба, в ходе которого было выявлено доминирование локального механизма, что лишний раз подчеркнуло неуниверсальность принципа глобального доминирования механизма восприятия.

Возрастные различия

Обработка информации варьируется среди различных возрастных групп, что подтверждает ряд исследований, использовавших фигуры Навона и подобные им.

Дети и подростки

Когда детям и подросткам дают задание на определение локальных и глобальных черт, они демонстрируют склонность к доминированию локальных механизмов, и эта тенденция продолжается до подросткового возраста, когда начинается переход к доминированию глобальных механизмов, которые затем усиливаются с возрастом. Однако, также было выяснено, что в младенчестве преобладают глобальные механизмы, что, возможно, связано с высокой пространственной частотой информации и ограниченным зрением.

Старение

Исследования испытуемых в возрасте показали ослабление доминирования глобальных механизмов восприятия. Молодые взрослые демонстрируют усиление доминирования глобальных механизмов, если число мелких, локальных букв, из которых состоит крупный стимул, растет, однако этого не наблюдается у испытуемых в возрасте.

Отрывок, характеризующий Доминирование глобального механизма восприятия

Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.