Домна Томская

Домна Томская
Рождение	начало XIX века Полтавская губерния,Российская империя
Смерть	16 (28) октября 1872(1872-10-28) Томск
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирована	в 1984 году
В лике	юродивых
День памяти	10 июня и 16 октября (по юлианскому календарю)

До́мна То́мская (Домна Ка́рповна; начало XIX века — 16 (28) октября 1872, Томск) — томская юродивая. Канонизирована Русской православной церковью в 1984 году в составе Собора Сибирских святых.

Жизнеописание

Основным источником о жизни Домны являются данные собранные томским священником Н. Митропольским и изданные им в 1883 году.

Согласно ревизским сказкам Домна Карповна родилась в Полтавской губернии и, рано осиротев, воспитывалась тёткой. Получила хорошее образование, владела несколькими иностранными языками. Избегая замужества, ушла из дома и начала странствовать:

Родителей у меня не было, жила я у тётки. Тётка хотела меня отдать замуж силой, а я замуж идти вовсе не хотела. Гуляла в садике и убежала.

Как беспаспортная была арестована за бродяжничество и под именем Марии Слепченко судом была сослана в село Иткуль Каинского округа Томской губернии. Поселившись в городе Каинске начала юродствовать. С начала 1860-х годов поселилась в Томске.

Домна не имела постоянного жилья, часто ночевала на улице, носила с собой мешки с ветошью, которые были для неё веригами. В карманах носила битые стёкла, камни, щепки, опилки, кусочки сахара — всё это она раздавала людям, вкладывая в подарок иносказательный смысл. В церкви на службах она переходила с места на место, переставляла и гасила свечи, а некоторые снимала и складывала в свои мешки. Очень любила собак, которых прикармливала и они ходили за ней стаей.

Отличалась нестяжанием, не принимала подаяние деньгами, предпочитая хлеб, который раздавала странникам. Известен случай когда Томский епископ Порфирий (Соколовский) подарил её свою шубу, которую Домна в знак уважения одела, а затем отдала нищим. Стремясь помогать арестантам, Домна, гуляя по улицам, громко распевала духовные песни, за что задерживалась и попадала в полицейский участок, куда её почитатели приносили еду, достававшуюся заключённым.

При этом отмечают, что, оставляя юродство, Домна Карповна имела разумную речь, вела назидательные разговоры. Однажды через Томск проезжала знатная женщина, оказавшаяся её знакомой, и с ней Домна всю ночь проговорила на иностранном языке.

Скончалась Домна Карповна 16 октября 1872 года, была погребена на кладбище Иоанно-Предтеченского женского монастыря Томска при большем стечении горожан и духовенства. В 1927 году монастырь был закрыт и через три года ликвидировали его кладбище на месте которого позднее был построен студенческий городок Томского технологического института. В 1996 году в год столетия закладки института на месте предполагаемого захоронения блаженной Домны была построена часовня. Табличка на ней сообщает:

Сия часовня поставлена на территории бывшего Иоанно-Предтеченского женского монастыря в память о святой Домне Томской, профессорах и преподавателях Томского технологического института императора Николая II, императорского Томского университета и о всех здесь погребённых.

В 1916 году имя Домны было внесено в «Сибирский патерик», составленный архиепископом Омским Сильвестром (Ольшевским). Канонизирована Домна Томская в лике блаженных 10 июня 1984 года в составе Собора Сибирских святых. В Томске святую Домну почитают как «сибирскую Ксению Петербургскую».

Литература

• Жития Сибирских святых. — Новосибирск, 2007. — С. 245-251. — ISBN 5-88013-010-X.
• Митропольский Н. Юродивая Домна Карповна // Томские епархиальные ведомости. — 1883. — № 6. — С. 168-173.
• Погожев Е.П. (Евгений Поселянин). Юродивая Домна Карповна // Русские подвижники XIX века. — СПб, 1910. — С. 518-522.
• Скворцов Г. В. [www.pravenc.ru/text/178872.html Домна Томская] // Православная энциклопедия. — М., 2007. — Т. 15. — ISBN 978-5-89572-026-4.

Ссылки

• [pravoslavie.tomsk.ru/saints/19 Святая блаженная Домна Томская]. Православие в Томске. Проверено 3 июля 2009. [www.webcitation.org/66e7q2Wz7 Архивировано из первоисточника 3 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Домна Томская

Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.