Домовая мышь

Домовая мышь
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Млекопитающие Подкласс:  Звери Инфракласс:  Плацентарные Надотряд:  Euarchontoglires Грандотряд:  Грызунообразные Отряд:  Грызуны Семейство:  Мышиные Подсемейство:  Мышиные Род:  Домовые мыши Вид:  Домовая мышь
Международное научное название
Mus musculus Linnaeus, 1758
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/13972 13972 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Домо́вая мышь (лат. Mus musculus) — вид грызунов рода домовых мышей. Благодаря своей способности к сосуществованию с человеком домовые мыши распространились по всему миру и являются одним из самых многочисленных видов млекопитающих.

Мыши — модельные организмы в лабораторных исследованиях. Содержат их и в качестве домашних животных.

Внешний вид

Мелкий длиннохвостый грызун: длина тела от 6,5 до 9,5 см. Хвост составляет не менее 60 % по отношению к длине тела, покрыт роговыми чешуйками, расположенными кольцеобразно, и редкими короткими волосками. Вес — 12—30 г. Уши округлые, небольшие. Шкурка тёмная или буровато-серая; брюшко — от пепельно-серого до белого. У пустынных мышей окрас светлый, желтовато-песчаный, брюшко белое. Среди одомашненных встречаются белые, чёрные, жёлтые, серо-голубые и пёстроокрашенные особи. У самок 5 пар сосков. Половой диморфизм выражен слабо.

Распространение и подвиды

Почти космополитный вид, обитающий повсеместно. Отсутствует на Крайнем Севере, в Антарктиде и высоко в горах. К числу факторов, ограничивающих её распространение, относятся низкие температуры воздуха и высокая влажность. В России не встречается на значительной части северо-востока Сибири, на Таймыре, в междуречье Енисея и Лены и в горных тундрах. Родиной домовой мыши предположительно является Северная Индия либо Северная Африка и Передняя Азия, где она известна в ископаемом состоянии. Вместе с человеком распространилась по всему миру.

На данный момент описано около 130 подвидов домовой мыши. Их объединяют в 4 основных подвида:

• M.m.musculus — Восточная Европа (Польша и далее на Восток), большая часть России.
• M.m.domesticus — Европа, Америка, Австралия, большая часть Африки.
• M.m.bactrianus — Азия (кроме Юго-Востока).
• M.m.castaneus — Юго-Восточная Азия.

До недавнего времени пятым «основным» подвидом считался японский подвид M.m.molossinus, но по последним данным это гибрид между M.m.musculus и M.m.castaneus.

Примечательно, что, например, в Древнем Риме не было принято отделять мышей от крыс, и поэтому мышей называли Mus Minimus, а крыс — Mus Maximus.

Образ жизни

Домовая мышь обитает в самых разнообразных ландшафтах и биотопах, включая антропогенные ландшафты. В целом, она тесно связана с людьми (синантропный вид) и часто населяет жилые дома и хозяйственные постройки. На севере ареала мышам свойственные сезонные переселения. В конце лета и осенью зверьки начинают массово переселяться в кормные места: жилые дома, овоще- и зернохранилища, склады. Дальность осенних миграций может достигать 3—5 км. Часто они зимуют в лесополосах, в стогах и скирдах. С приходом весны мыши покидают «зимние квартиры» и возвращаются в природные местообитания, на поля, огороды, в сады. На юге ареала, в пустынях и полупустынях зачастую круглый год обитают вне жилья человека. Здесь домовые мыши привязаны к оазисам, различным водоёмам.

В природе предпочитают селиться на мягких, не сильно пересыхающих почвах, в которых роют небольшие, простого устройства норы: длиной до 1 м, с гнездовой камерой на глубине 20—30 см и 1—3 входами. Зимой часто углубляют норы до 50—60 см. Диаметр гнездовой камеры колеблется от 10—15 до 20—25 см; внутри мыши устраивают подстилку из мягкой растительной ветоши. Часто занимают норы других грызунов: полёвок, слепушонок, песчанок, — или используют для жилья естественные пустоты и трещины в земле. Поселяясь рядом с человеком, домовые мыши устраивают свои гнёзда в самых укромных и защищённых уголках, чаще всего под полом, в кучах мусора и бытовых отходов, на чердаках. Для гнезда используют любые доступные материалы: бумагу, клочки ткани, шерсть, перья, искусственные волокна. В своём гнезде мыши старательно поддерживают чистоту. При сильном загрязнении подстилки, её намокании или сильном заражении паразитами, мыши покидают гнездо, переселяясь в новое.

В природе домовые мыши — сумеречные и ночные животные, однако в человеческом жилье подстраивают свой суточный режим под деятельность людей. При искусственном освещении мыши порой сохраняют активность круглосуточно, снижая её только в период деятельности людей. Активность полифазная, в сутках насчитывается до 15—20 периодов бодрствования длиной 25—90 минут. Подобно многим мышиным, при передвижении домовые мыши придерживаются определённых постоянных маршрутов, создавая хорошо заметные дорожки с кучками помёта и пыли, скреплёнными мочой.

Домовые мыши очень подвижные, юркие зверьки; они хорошо бегают (со скоростью до 12—13 км/ч), лазают, прыгают и неплохо плавают. Однако они редко удаляются далеко от своего гнезда. В природе у каждой мыши имеется индивидуальный участок: до 1200 м² у самцов и до 900 м² — у самок. Однако в условиях большой плотности популяции мыши селятся небольшими колониями или семейными группами, состоящими из одного доминантного самца и нескольких самок с потомством. Среди членов колонии устанавливается иерархические отношения. Взрослые самцы довольно агрессивны по отношению друг к другу, самки проявляют агрессию намного реже. Внутри семейных групп стычки редки, обычно они сводятся к изгнанию подросшего потомства.

Питание

В природе домовая мышь — типичный семяед; кормом ей служат семена различных диких и культурных растений. Предпочитает семена злаков, бобовых и сложноцветных. В рацион также входят насекомые и их личинки, падаль. Зелёные части растений, в зависимости от доступности питьевой воды, могут составлять до 1/3 объёма потребляемого корма. В сутки мыши необходимо до 3 мл воды. При питании исключительно сухими кормами и низкой относительной влажности воздуха (30 %) мыши в ходе эксперимента погибали от обезвоживания через 15—16 дней.

Рядом с человеком мыши довольствуются практически любыми доступными кормами, вплоть до мыла, свечей, клея, и т. п. Они одинаково охотно питаются зерном, мясом, шоколадом, молочными продуктами. В природе при избытке корма делают запасы. Едят рис и овёс.

Размножение и продолжительность жизни

Домовая мышь очень плодовита. При благоприятных условиях (в отапливаемых помещениях, в скирдах) размножается круглый год. В природе сезон размножения длится с марта-апреля до сентября-ноября. Самки повторно входят в эструс уже через 12—18 часов после родов. За год приносят 5—10 приплодов (до 14), по 3—12 детёнышей в каждом. Беременность длится 19—21 день. Мышата рождаются слепыми и голыми. К 10 дню жизни полностью покрываются мехом, к 14 дню у них открываются глаза, к 21 дню становятся самостоятельны и расселяются. Половой зрелости достигают к 5—7 неделе жизни.

• Самцы мышей, привлекая самок, издают ультразвуковые крики в диапазоне 30—110 кГц. Своей сложностью они напоминают песни птиц.
• Домовые мыши свободно скрещиваются с курганчиковыми мышами (Mus spicilegus), обитающими, в частности, в Причерноморье, давая нормальное потомство. Иногда курганчиковых мышей считают подвидом домовой мыши.

Домовые мыши становятся добычей множества хищников — кошек, лисиц, мелких куньих, мангустов, крупных ящериц, змей, хищных птиц, ворон, даже сорокопутов. Конкурентами мышей являются крысы, которые часто убивают и частично съедают своих более мелких собратьев.

В свою очередь домовые мыши могут выступать в несвойственной им роли хищников. Случайно завезённые в XIX в. на южно-атлантический остров Гоф мыши прижились и в отсутствии природных хищников расплодились — их популяция оценивается в 700 000 особей. При этом островные мыши в 3 раза превышают размерами своих сородичей на материке. Они группами нападают на птенцов гнездящихся на острове птиц. Гоф является одной из важнейших колоний морских птиц, среди которых такие редкие виды, как альбатрос Diomedea dabbenena и тайфунник Шлегеля (Pterodroma incerta), не гнездящиеся больше нигде. Несмотря на то, что птенцы альбатроса достигают в высоту до 1 м и весят в 250 раз больше мыши, они практически не двигаются и неспособны защитить себя. Мыши буквально вгрызаются в тело птенцов, нанося им глубокие раны. По данным учёных, за год они уничтожают более 1 млн птенцов.

В природе продолжительность жизни мыши обычно не превышает 12—18 месяцев. В неволе они, однако, живут 2—3 года. Т. н. премия Фонда Мафусаила ежегодно вручается исследователям, сумевшим существенно продлить продолжительность жизни мышей. В 2005 г. рекорд продолжительности жизни лабораторной мыши составил 1819 дней (почти 5 лет).

Органы чувств

У домовых мышей хорошо развиты органы чувств. Лишь зрение у них довольно слабое; как и все мелкие грызуны, они отличаются дальнозоркостью, так как аккомодация хрусталика у них почти отсутствует. При этом у домовых мышей очень острый слух. Диапазон частот, воспринимаемых ими, весьма широк: мыши хорошо слышат звуки с частотой до 100 кГц (у человека верхний порог слуховой чувствительности — 20 кГц). При слабой освещённости легко ориентируются с помощью вибрисс. Роль обоняния в жизни мышей крайне высока: от поиска кормов и ориентации в пространстве до распознавания сородичей. Популяция нейронов в обонятельной луковице взрослой мыши постоянно пополняется новыми клетками, мигрирующими по так называемому ростральному миграционному тракту.

У каждой мыши на лапках имеются апокриновые потовые железы, чьим секретом они автоматически метят территорию при передвижении. Якобсонов орган, расположенный у основания носовой перегородки, помогает мышам обнаруживать феромоны, выделяемые другими мышами вместе с мочой. При сильном испуге в мочу мышей выделяется вещество, чей запах вызывает страх и бегство других зверьков. Такой «сигнал тревоги» довольно стоек и сохраняется на предметах в течение четверти суток, информируя всех мышей об опасности этого места. Реакция мышей на метку неоднозначна и зависит от того, кто её оставил. Если сигнальное вещество оставлено самцом, на него реагируют все мыши; на вещество, оставленное самкой, положительно откликаются только самки, самцы его игнорируют. Мышиная моча очень концентрирована; из-за неё в помещениях, где водятся мыши, появляется специфический «мышиный» запах.

Численность и значение для человека

Численность домовой мыши подвержена сезонным колебаниям, нередко достигающим 3-5-кратных значений. В природе наименьшая численность отмечается в конце зимы — начале весны. С началом вегетации растений мыши приступают к размножению и, как следствие, их количество постепенно растёт. Со второй половины лета, когда в размножение вступает молодняк первого поколения, количество мышей начинает стремительно увеличиваться, осенью достигая максимума. В населённых пунктах, где мыши размножаются круглый год, скачкообразного роста численности не происходит; популяция увеличивается не более чем в 2—3 раза.

Домовая мышь приносит некоторый вред зерновым культурам, однако основной ущерб наносит, поедая и загрязняя продукты питания и корма животных калом и мочой, а также портя мебель, электрическую проводку, одежду, книги, о которые мыши точат зубы. Предполагают, что борьба с этими грызунами стала основной причиной одомашнивания кошки. Домовые мыши являются переносчиками многих инфекций, опасных для человека: псевдотуберкулёза, везикулярного риккетсиоза, лептоспирозов, эризипелоида, туляремии, чумы. Ряд инфекций передаётся через их мочу и кал, другие — через кровососущих членистоногих, легко переходящих от мышей к человеку. Недавние исследования показали, что переносимый мышами вирус MMTV (опухоли молочных желез мышей), видимо, способен вызывать рак груди у человека.

Лабораторные мыши

Уже длительное время мышей разводят как домашних и лабораторных животных, а также в качестве «кормовых» для домашних питомцев террариумов. Одной из целей разведения мышей в неволе является и их использование в доклинических исследованиях в качестве подопытных животных и/или модельных организмов. Использование мышей было предопределено таким фактором, как высокая скорость их размножения. Большинство лабораторных мышей являются гибридами разных подвидов, как правило Mus musculus domesticus и Mus musculus musculus.

Поскольку в естественных условиях невозможно найти двух особей с идентичными генами, многие линии лабораторных мышей являются результатом инбридинга — скрещивания близкородственных особей. После 18—20 поколений инбридинга получаются линии, в которых все особи генетически однородны и сходны друг с другом, как однояйцевые близнецы. Линии обозначаются специальной номенклатурой; так, мыши, использовавшиеся для расшифровки генома (см. ниже), относились к линии C57BL/6J. Первая инбредная линия была получена в 1909 г. американским учёным Кларенсом К. Литтлом, изучавшим вопросы наследования окраски мышей. Он вывел пару мышей со светло-коричневой окраской, и в течение последующих 5 лет получил более 20 их поколений, применяя братско-сестринское спаривание с селекцией на выживаемость и наличие опухолей молочных желёз. Таким образом была получена первая высокораковая линия мышей (DBA).

1 июля 2013 года в новосибирском Академгородке в знак признания роли мышей в генетике и экспериментальной медицине был установлен памятник лабораторной мыши.

Геном

Расшифровка генома домовой мыши была завершена в 2002 г. При этом выяснилось, что он на 80 % совпадает с человеческим. Длина генома мыши (2,5 млрд пар нуклеотидов) лишь немногим меньше человеческой (2,9 млрд пар), а количество генов оценивается примерно в 30 000, что также сравнимо с числом генов у человека. Это даёт возможность изучать функции генов человека на лабораторных мышах, блокируя им различные гены.

Некоторые линии и породы мышей

• Так называемые «танцующие мыши» отличаются тем, что из-за нарушений работы гипофиза и вестибулярного аппарата постоянно кружатся на месте и передвигаются зигзагами. «Поющие мыши», выведенные более 300 лет назад в Китае, издают звуки, напоминающие пение сверчка.
• «Крутящиеся мыши» (reeler) позволили продвинуться в понимании механизмов кортикогенеза.
• У «голых мышей» сочетаются два генетических дефекта: дефект эпителия кожи, ведущий к отсутствию волосяного покрова, и недоразвитие тимуса, ведущее к отсутствию Т-лимфоцитов. Используются в иммунологических и трансплантационных исследованиях. Другая линия с серьёзными нарушениями иммунитета — иммунодефицитные мыши (мыши SCID).
• У трансгенных мышей геном содержит перенесённые чужеродные гены. Одной из их разновидностей являются онкомыши — лабораторные мыши, несущие активированные раковые гены. Онкомыши — первые запатентованные трансгенные животные (1988 г.).
• У «нокаутированных» мышей блокируются (нокаутируются) отдельные гены ради исследования их функций или симулирования человеческих заболеваний. Так, у «могучей мыши» блокировано производство белка миостатина, который ограничивает рост мышц.
• Мыши используются также при изучении молекулярных механизмов памяти. Мыши с отсутствующими рецепторами NMDA (белок, играющий важную роль в развитии обучения и памяти) не смогли пройти соответствующих тестов. В то же время мыши с улучшенным функционированием NMDA-рецепторов гиппокампа продемонстрировали замечательную память и сообразительность (т. н. «умные мыши» или «мыши Доги»).
• В 1998 г. в США (Гавайский университет) впервые были получены клонированные мыши.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/204.html Позвоночные животные России: Мышь домовая]
• [krolik-rodent.narod.ru/index3.html Сайт о декоративных мышах]

Отрывок, характеризующий Домовая мышь

– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.