Домовина (организация)
| Домовина | |
 | |
| Тип |
некоммерческая |
|---|---|
| Год основания | |
| Расположение | |
| Сфера деятельности |
национально-культурная |
| Веб-сайт |
[www.domowina.de owina.de] |
До́мовина[комм. 1] (в.-луж. Domowina; Zwjazk Łužiskich Serbow, н.-луж. Domowina; Zwězk Łužyskich Serbow; букв. — «родина»; «союз лужицких сербов») — национальная организация лужичан.
Образована в 1912 году в городе Хойерсверда (Германия), объединив более 30 лужицких обществ. В 1937 году запрещена и закрыта. В 1945 году возобновила свою деятельность. Располагается в городе Баутцен. Входит в Федералистский союз европейских национальных меньшинств и народностей, в Общество угнетённых народов и в Европейское бюро языковых меньшинств. Издательство Домовины выпускает литературу на лужицких языках[1].
История
Было основано 13 октября 1912 года в городе Хойерсверда лужицкими общественными и культурными деятелями Арноштом Бартом, Гандрием Кроной, Юрием Слоденьком, Богумилом Швелей, Яном Дворником, Юрием Деленьком, Августом Лапштихом, Францем Кралем и Михалом Навкой.
Домовина объединила свыше 30 лужицких организаций. Основными задачами были защита национально-культурных, социальных и экономических интересов лужичан разных сословий. После прихода к власти нацистских властей началось давление на деятельность организации. В начале 1937 года нацистские власти выдвинули ультиматум руководителям Домовины принять новый устав с новым названием организации как «Союз говорящих по-вендски немцев». В случае принятия нового устава организации власти обещали сохранить организацию и серболужицкую прессу. Павел Недо отклонил этот ультиматум, после чего 18 марта 1937 года Домовина была фактически упразднена.
10 мая 1945 года возобновила свою деятельность в городе Кроствиц.
В настоящее время
В настоящее время штаб-квартира расположена в г. Бауцен. Включает в себя 15 организаций, в том числе Союз лужицких художников, Союз сорбских студентов, Сорбский школьный союз. Входит в Европейское бюро языковых меньшинств, Федералистский союз европейских национальных меньшинств и народностей, Общество угнетенных народов. Активно действует издательство, выпускающее книги на лужицких языках.
Председатели
- Барт, Арношт (1912—1927);
- Шевчик, Якуб (1927—1930);
- Кшижан, Ян (1930—1933);
- Недо, Павол (1933—1950);
- Креньц, Курт (1951—1973);
- секретарь Юрий Грос (1973—1990). В 1973 году должность председателя была упразднена;
- Цыж, Бярнат (1990—1991);
- Нагель, Ян Павол (1991—1992);
- Якуб Бранкачк (1993—2000);
- Нук, Ян (2000—2011);
- Статник, Давид (с 2011 года по настоящее время).
См. также
Напишите отзыв о статье "Домовина (организация)"
Примечания
- Комментарии
- ↑ Ударение в русской передаче на первом слоге, см. Верхнелужицко-русский словарь. — М.: Русский язык, 1974. — С. 30.
- Источники
- ↑ [knowledge.su/d/domovina- Домовина]. // knowledge.su. Проверено 16 мая 2016.
Литература
- Гугнин А. А., Введение в историю серболужицкой словесности и литературы от истоков до наших дней, Российская академия наук, Институт славяноведения и балканистики, научный центр славяно-германских отношений, М., 1997, стр. 154—155, 157—158, ISBN 5-7576-0063-2
- Семиряга М. И. Лужичане. — М., Л., 1955.
- Шевченко К. В. Лужицкий вопрос и Чехословакия 1945—1948. — М., 2004.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Домовина (организация)
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
