Домский собор (Таллин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лютеранский собор
Домский собор Таллина
Tallinna Piiskoplik Toomkirik
Страна Эстония
Город Таллин
Конфессия Лютеранство
Тип здания Собор
Дата постройки ?
Состояние Действующий
Координаты: 59°26′13″ с. ш. 24°44′19″ в. д. / 59.4370167° с. ш. 24.7388694° в. д. / 59.4370167; 24.7388694 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.4370167&mlon=24.7388694&zoom=17 (O)] (Я)

Домская церковь (нем. Domkirche , эст. Toomkirik) — лютеранский собор, расположенный в Старом городе Таллина, улица Тоом-Кооли, д. 6. Посвящён Святой Деве Марии (эст. Püha Neitsi Maarja). Домский собор является одним из старейших храмов Таллина. Сегодняшний облик он получил после многочисленных перестроек. Ранее на этом месте находилась деревянная церковь, согласно предположению историков, она была построена в 1219 г.

Башня собора относится к эпохе барокко, а его часовни-пристройки — к более поздним архитектурным стилям. Внутри храма находятся захоронения XIIIXIX веков, а также 107 дворянских гербов и эпитафии, посвящённые известным людям того времени и относящиеся к XIIIXX векам.





История

Впервые упоминается в 1233 году в связи с событиями, названными в жалобе папе римскому «Кровавой баней», которую устроили братья воинства Христова, перебив всех датчан и сложив их трупы у алтаря церкви. Церковь заложена в начале XIII века и освящена в 1240 году как кафедральный римско-католический собор Северной Эстонии. При церкви, вероятно, уже в XIII веке была открыта школа, также получившая название Домская, первое упоминание в 1319 году.

Во второй половине XIII века была сделана первая реконструкция. В XIV веке здание было перестроено в базилику. В начале XV века окончательно было завершено перекрытие нефов.

В 1561 году вследствие Реформации стала лютеранским собором. В 1684 году во время пожара была утрачена большая часть декора здания, а также башня над средним нефом. В 1778—1779 годах по проекту архитектора К. Л. Гейста была построена западная башня в стиле барокко.

В 1878 году был установлен современный орган, созданный в Берлине мастером Ф.Ладегастом.

Архитектура

Основная структура современного здания имеет три нефа, из которых центральный имеет продолжение в виде алтарной части. С западной стороны над центральным нефом находится церковная башня, выполняющая функцию колокольни. Посетители имеют возможность подняться на башню, чтобы полюбоваться панорамой простирающегося внизу города[1]. Помимо этого к основному корпусу имеется несколько разнопериодных пристроек.

Интерьер

Внутри здания имеются:

  • кафедра (1686 г.) К. Аккерман, которую держит деревянная скульптура Моисея с 10 заповедями;
  • аба-вуа (1730 г.);
  • алтарь (1696 год, сделал К. Аккерман по чертежам Никодемуса Тессина — младшего);
  • алтарное полотно «Христос распятый» (1866 год, немецкий живописец Эдуард Гебхардт);
  • группа триумфальной арки с распятием Христа;
  • ложа семьи Паткуль в классическом стиле (начало XVIII века, напротив кафедры);
  • ложа в стиле барокко семьи Мантейффель (XVII век, расположена в южном нефе);
  • орган на 49 регистров; был изготовлен в 1878 году мастером Фридрихом Ладегастом, перестроен и увеличен в размерах в 1913—1914 годах органостроительной фирмой Зауэра (Wilhelm Sauer) (Франкфурт-на-Одере), отреставрирован в 1998 году. Инструмент имеет 73 регистра, разделённых на три мануала, и педаль; является ценным образцом немецкого романтического органостроения.
  • обелиск Ф. фон Тизенхаузена (1806 год. расположен в хоре слева от алтаря, мастер Демут-Малиновский),
  • захоронение И. Ф. Крузенштерна с супругой Юлией фон Таубе (северный неф, автор Экснер), Самуэля Греига (северный неф, каррарский мрамор, автор Джакомо Кваренги), Понтуса де ла Гарди с супругой (в хоре, справа от алтаря, автор А. Пассер) и др.
  • надгробная плита цеха мясников Домской гильдии (под органом, 1708 год);
  • надгробная плита цеха сапожников Домской гильдии (под органом, 1716 год);
  • самая старая надгробная плита Вольдемара Сорсевера в северном нефе (1370 год);
  • 107 гербовых эпитафий, преимущественно в стиле барокко.
  • изображение Христа-дарителя («Иди ко мне»)

Захоронения

В соборе похоронены в том числе:

Погребённый Дата Стиль надгробья Скульптор
У.Рюнинг 1594 ренессанс Г.фон Акен
П.Делагарди 1595 ренессанс Арент Пассер и его мастера
К. фон Тизенхаузен 1599 ренессанс Арент Пассер и его мастера
К.Хорн 1601 ренессанс Арент Пассер и его мастера
О.фон Юкскюлль 1601 ренессанс Арент Пассер и его мастера
Р.Розенкранц 1623 ренессанс Арент Пассер и его мастера
Т.Рамм 1632 ренессанс Арент Пассер и его мастера
И.Хафстер 1676 барокко Н.Милиих
Ф. фон Ферзен конец XVII века барокко И. Г. Штоккенберг
О. В. фон Ферзен конец XVII века барокко И. Г. Штоккенберг
О. Р.фон Таубе конец XVII века барокко И. Г. Штоккенберг
С.Грейг 1788 классицизм Джакомо Кваренги
И.Крузенштерн 1848 псевдоготика И. Г. Экснер

С 1774 года приход совершал захоронения на кладбище Тоомкирик (ныне известно как кладбище Мыйгу).

См. также

Напишите отзыв о статье "Домский собор (Таллин)"

Литература

  • «Таллин», Краткий энциклопедический справочник, Таллин, издательство «Валгус», 1980
  • Собор Девы Марии. Виллем Раам, Каур Алттоа. Брошюра эстонского прихода церкви Девы Марии ЭЕЛЦ.
  • Tallinna toomkiriku vappepitaafid. Jüri Kuuskemaa. Tallinna Kulturiväärtuste Amet, 2002. EELK Tallinna Püha Neitsi Maarja Piiskoplik Toomkogudus Tallinna Kulturiväärtuste Ameti rahalisel toetusel.

Примечания

  1. [avtobusvtallin.ru/chto-posmotret-v-talline/domskij-sobor/ Онлайн путеводитель по Эстонии].

Отрывок, характеризующий Домский собор (Таллин)

Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.