Дом Линь
| Линь | |
 D'or à la bande de gueules | |
| Период |
XII—XXI века |
|---|---|
| Титул: |
принцы (князья) |
| Ветви рода: | |
| Родина | |
| Дворцы | |
 Дом Линь на Викискладе | |
Дом Линь (Ligne) — старейшее из существующих (после дома Капета) семейство с территории Южных Нидерландов, сначала баронское, затем княжеское. Упоминается на страницах источников с XII века. Семейная резиденция — дворец-замок Белёй в 10 км к югу от города Ас в Эно. Младшую ветвь этого рода составляют князья и герцоги Аренберги.
Сеньория Линь лежит в пределах современной Бельгии, между Турне и Асом. Во времена крестовых походов бароны Линь упоминаются как приближённые графов Геннегау. Хронист, описывающий битву при Бувине (1214), отмечал их великую знатность. В 1302 году глава семейства сложил голову в Битве золотых шпор. Его ближайшие наследники носили в Геннегау титул пэров и распорядителей придворных церемоний.
После перехода Геннегау к герцогам Бургундским бароны Линь верно служили этим последним. Мишель III де Линь (ум. 1469) разделил семейные владения между сыновьями Жаном и Гийомом. От них происходят две линии дома Линь, продолжающиеся по сегодняшний день, — княжеская (принцы де Линь) и герцогская (герцоги Аренберги).
Князья (или принцы) де Линь происходят от брака упомянутого Жана де Линя с Жаклин де Крой — младшей дочерью Антуана Великого. За свою помощь в управлении Бургундскими Нидерландами при Карле Смелом и его дочери Марии он был удостоен ордена Золотого руна. Центром его владений был город Рубе. В 1479 году попал в плен к французам и смог освободиться только ценой внесения крупного выкупа. Участвовал в подавлении сопротивления Гента и Брюгге габсбургскому владычеству.
Единственный сын Жана, Антуан де Линь, прославился доблестью в сражениях с французами, заслужив от них прозвание le Grand Diable. В частности, он отвоевал у французской короны Турне, Ла-Фер и Мортань. Антуан был женат на Филипотте из рода Люксембургов. Император Максимилиан дозволил ему принять титул графа Фалькенбергского, а Генрих VIII — принца Мортаньского. В последние годы жизни Антуан основал рыцарский орден Волка и приступил к перестройке замка Белёй, в котором умер его отец.
Приведение Белёя к его нынешнему виду стало делом десяти последующих поколений Линей. Каждое из них прибавляло к семейной титулатуре новые пункты. Сын Антуана, Жак, в 1544 году стал первым графом де Линем, а его сын Филипп унаследовал от матери титул бургграфа Лейденского.
Сын Филиппа, Ламорал де Линь (1563—1624), умножил семейное благосостояние путём брака с наследницей Меленского дома, имущество которого было конфисковано испанской короной за участие в Нидерландской революции. Этот брачный союз принёс в дом Линей княжество Эпенуа и графство Рубе на юге Фландрии, а также замок Антуэн. В 1601 году император Рудольф II даровал Ламоралу княжеское достоинство Священной Римской империи.
Сын Ламорала, принц Флорис де Линь, женился на внучке герцога Меркёра из Лотарингского дома. Французское правительство во главе с герцогом Сюлли вернуло Эпенуа роду Меленов, но Флорис компенсировал утрату приобретением у барона Бурлемона титула принца д’Амблиза. (Этот титул с 1416 года носили предки барона из семейств Апремонов и Англюров). Потомки Флориса в течение всего XVII века предпочитали жить в Брюсселе и ничем выдающимся на службе испанских королей себя не проявили.
После перехода Южных Нидерландов к австрийским Габсбургам принц Клод-Ламораль и его сын Шарль-Жозеф дослужились в Вене до чина фельдмаршала и были допущены в имперский государственный совет. Клод-Ламораль был женат на представительнице Зальмского дома, а Шарль-Жозеф — на дочери князя Эммануила Лихтенштейна. Он состоял в регулярной переписке с Вольтером и Руссо и оставил интереснейшие мемуары, в частности, о своей службе у Потёмкина. Умер во время Венского конгресса.
Старший сын принца Линя — Шарль (1759—1792), состоя при Суворове под Измаилом, получил ранение и по представлению Суворова был награждён орденом Св. Георгия III класса. Вскоре после этого он погиб в бою с французами. От брака с польской княжной Масальской (из Рюриковичей) оставил дочь Сидонию, вышедшую замуж за своего сводного брата (пасынка своей матери) сенатора графа Францишека Станислава Потоцкого.
После смерти престарелого фельдмаршала его титулы и владения унаследовал внук, князь Евгений де Линь. Он слыл одним из самых состоятельных людей в Бельгии и потратил миллионы на перестройку Виолле-ле-Дюком фамильного замка Антуэн в духе неоготики. Также не скупился на украшение особняка в Брюсселе; дирижировать оркестром на его балах приезжал из Вены сам Штраус. После создания Бельгийского королевства принц Линь — одно из самых доверенных лиц короля Леопольда, представлявшее его на таких мероприятиях, как коронация Александра II в Кремле.
Потомство Евгения де Линя, как и он сам, тяготело скорее к французской культуре и парижским вкусам. На протяжении четырёх поколений супруги принцев происходили из среды французской аристократии: Ларошфуко, Талейранов, Ноай. Принц Евгений II (1893—1960) возглавлял бельгийские посольства в Индии (1947—1951) и Испании (1951—1958). Затем во главе семейства встал его сын, принц Антуан де Линь (1925—2005). Его супруга — сестра великого герцога Люксембургского; сын женат на бразильской принцессе Орлеанского дома; сестра замужем за младшим сыном австрийского императора Карла. С кончиной Антуана дом возглавил его сын Мишель (род. в 1951).
В 1957—1959 годах принц Антуан совершил экспедицию в Антарктику. Его самолёт исчез с экранов радаров. Поиски продолжались два дня и закончились благополучно: принца-путешественника подобрал советский пилот Виктор Перов.
См. также
Напишите отзыв о статье "Дом Линь"
Ссылки
- [genealogy.euweb.cz/ligne/ligne2.html Родословная роспись дома Линь]
| |||||||||||||
Отрывок, характеризующий Дом Линь
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
