Дом Наркомфина

Здание
Дом Наркомфина 2-й дом СНК
Вид дома Наркомфина со стороны Новинского бульвара, 2007
Страна	Россия
Москва	Пресненский район, Новинский бульвар, 25, корп. 1
Архитектурный стиль	конструктивизм
Автор проекта	М. Я. Гинзбург, И. Ф. Милинис
Строительство	1928—1930 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7700510000
Состояние	неудовлетворительное

 памятник архитектуры (местного значения)

Дом Наркомфина — жилой дом переходного типа, построенный в 1930 году по проекту архитекторов Моисея Гинзбурга и Игнатия Милиниса для работников Народного комиссариата финансов СССР (Наркомфина). Находится в Москве на Новинском бульваре по адресу дом № 25, корпус 1. Дом Наркомфина является памятником архитектуры конструктивизма.

Здание находится в аварийном состоянии и уже трижды включалось в список «100 главных зданий мира, которым грозит уничтожение».

История создания

Дом Наркомфина построен по проекту одного из идеологов советского конструктивизма Моисея Гинзбурга, в соавторстве с архитектором Игнатием Милинисом и инженером Сергеем Прохоровым. Ранее, в конце 1925 года была образована творческая организация конструктивистов, названная Объединением современных архитекторов (ОСА). Эта организация оказала значительное влияние на развитие теоретической мысли и ряд наработанных в ней решений позднее был использован при строительстве жилого комплекса.

Идеология

Несмотря на то, что дом Наркомата финансов часто именуется «домом-коммуной», автор проекта М. Гинзбург считал его «домом переходного типа» (от «буржуазного» дома к «социалистической» коммуне), поскольку в нём не полностью уничтожалась семейная структура, как это предполагалось в домах-коммунах. Называя его так, Гинзбург имел в виду, что обитатели оценят удобства общественного обслуживания и постепенно перейдут к новому бытовому укладу.

В отличие от домов-коммун в основе замысла Дома Наркомфина была идея создания комфортной жилой среды. Его структура намного богаче, чем структура многих других имевшихся тогда аналогов. Авторам проекта Гинзбургу и Милинису удалось скомпоновать жилые ячейки в единый корпус настолько необычно, что это заинтересовало даже самого Ле Корбюзье, побывавшего в Доме Наркомфина и посетившего лично квартиру Милютина.

Идея комфортабельного жилища нового типа требовала не только иной функциональной организации, но и нового пространственного воплощения.

В конце 1920-х — начале 1930-х годов было построено шесть экспериментальных «коммунальных» домов переходного типа, причём три из них разработаны при непосредственном участии М. Гинзбурга как автора проекта.

Архитектура

Под строительство дома для работников Наркомата финансов была отведена территория двух усадеб, выходивших на Новинский бульвар. Все планы застройки отведенного участка предусматривали полный снос существующих домов и дворов, включая флигели и двор дома Шаляпина. В конечном итоге ни одно строение ради дома Наркомфина не снесли.

В проектной документации дом именовался 2-м домом СНК и планировался как многофункциональный комплекс, состоящий из четырёх корпусов, выполняющих разные функции: жилой комплекс, коммунальный центр (в свою очередь, включающий в себя столовую, физкультурный и читальный залы), детский корпус (детский сад и ясли) — он не был построен и впоследствии частично занял корпус столовой и библиотеки, и самостоятельного служебного двора с размещенными на его территории механической прачечной, сушилкой, гаражом и др. Дом должна была окружать обширная парковая территория.

Пространственная организация жилого комплекса

Пространство перед общественным корпусом композиционно выделялось квадратной площадкой, на которой планировалось разместить небольшое здание для детского сада. Все три объёма, различные по массам, строго ритмически уравновешенные, увязанные между собой, составляли композиционное ядро комплекса, сбалансированное в пространстве корпусом прачечной, ориентированным на Новинский бульвар. Перед прачечной также была устроена квадратная площадка, служившая своеобразным парадным пространством, связывающим комплекс с городом. Корпус прачечной так же, как и жилой дом, был частично поднят на колоннах, что освобождало для прохода пространство первого этажа. Пройдя под корпусом прачечной через «парадный двор» перед входом с Новинского бульвара, по диагональной аллее можно было попасть в общественную зону комплекса или по другой аллее через жилой корпус в уровне «открытого» первого этажа — в парк за домом, где была организована своеобразная видовая площадка.

Основной объём жилого дома Гинзбург расположил на территории двух усадебных садов, отмечая в пояснительной записке к проекту: «В виду неровности участка, вызывающего в подобных случаях устройство большой поверхности цоколя, в настоящем случае дом поднят в большей своей части на высоту 2,5 метров на отдельных столбах, что является более экономичным и, кроме того, сохраняет нетронутой площадь парка».

Функциональные характеристики будущего здания были определены техническим заданием, составленным Николаем Милютиным, который в указанные годы (1924—1929) исполнял обязанности наркома финансов РСФСР и выступал в качестве заказчика жилого комплекса. Сметная стоимость строительства составила 10 млн рублей.

Архитектура жилого дома

Подлинным новаторством для конца 1920-х годов была архитектура жилого корпуса. Она была настолько необычна и впечатляюща, что лишь немногие смогли увидеть в ней образ жилого дома будущего, черты которого он, безусловно, содержал.

Жилой корпус представляет собой шестиэтажное здание длиной 85 м и высотой 17 м. Ориентация здания на запад и восток. В торцах здания расположены лестничные клетки, всего две на всю длину. Первый этаж, высотой 2,5 метра, состоит из круглых столбов — элементов каркаса здания, что было связано со стремлением сохранить парковую территорию и с убеждённостью Гинзбурга в том, что первые этажи менее пригодны для жилья.

За счет колонн первого этажа и открытого пространства между ними создавалось зрительное впечатление, что корпус как бы приподнят над землей. Это, вместе с надстройкой-мостиком на плоской крыше и белоснежным цветом фасадов, придавало ему сходство с кораблем, что и закрепилось в неофициальном названии дома — «дом-корабль» или, по Е. Милютиной, «дом-пароход».

По второму и пятому этажам здания лестницы связаны широкими, около 4 м, коридорами, освещёнными с восточной стороны горизонтальными лентами окон. В квартиры жильцы попадают из этих коридоров.

Дом был задуман как «коммунальный» с изолированными квартирами на 50 семей, общей численностью около 200 человек, и имеющимся общественным обслуживанием. В своем проекте авторы поставили задачу сохранения только социально-бытовых условий переходного типа (например, несмотря на наличие общей столовой, в квартирах сохранялись маленькие кухни).

Внешние изображения
	[www.artandarchitecture.org.uk/images/full/75aa275d5933ce603805214221bc10930753aa45.html Западный (дворовый) фасад дома-корабля, начало 1930-х. Большие квадраты остекления двухсветных комнат и фрагменты стеклянных стен «семейных» квартир. В торцах жилого корпуса на 4 и 5 этажах расположены сдвоенные квартиры семей начальствующего состава.]
	[1.bp.blogspot.com/-ZjnkB59zXxg/VXw2PdCZWOI/AAAAAAAAMlU/ABbjK4QWduk/s1600/Narkomfin_4lagen.png 3d-разрез Дома Наркомфина с основными типами ячеек-квартир.]

Весь шестиэтажный объём здания разбит по горизонтали на две части. Нижние три этажа отведены под квартиры большой площади, в которых должны были проживать семьи, сохранившие более полно свой старый бытовой уклад. Поэтому здесь имелась маленькая кухня, позволяющая индивидуально приготовлять пищу. Верхние три этажа занимают малометражные квартиры на одного или двух человек — так называемая ячейка Стройкома РСФСР тип «F». Все квартиры двухэтажные с входами из одного коридора пятого этажа. Квартиры имели две планировки: либо с лестницей от входа наверх (в двухэтажную гостиную со стеклянной стенкой) и опять наверх (в спальню), либо с длинной лестницей вниз, в такую же гостиную и спальню, расположенные на одном уровне. Таким образом каждая квартира состоит из двух частей. Одна часть её имеет высоту 3,6 м, другая — 2,3 м. Последняя представляет собой спальную нишу, она освещена прямым светом: имеется небольшая душевая кабина с умывальником. В каждой квартире есть отдельная передняя и туалет, расположенный у самого входа. В малометражных квартирах нет кухонь. Жилая комната оборудована небольшим «кухонным элементом» для индивидуального приготовления пищи. Площадь каждой ячейки составляет 33—34 м², но её кубатура благодаря многоярусной планировке соответствует кубатуре квартиры, в полтора раза большей по площади.

Квартиры нижних этажей трехкомнатные. Жилая площадь в них примерно 57-60 кв. м. Как и малометражные, они двухъярусные. В нижнем ярусе каждой квартиры размещены передняя, кухня и общая жилая комната двойной высоты. Из передней вход в общую, высотой 5 м, комнату, площадь которой равна 25 кв. м. Из передней же внутренняя лестница ведет во второй ярус. Здесь две спальни, ванная и туалет. Спальни отделены узкой площадкой с галереей, открывающейся в общую жилую комнату. Высота помещения второго яруса 2,3 м.

В обоих концах жилого корпуса, по обе стороны лестницы со входом непосредственно с лестничной клетки, размещены квартиры «2F» (соединенные по две ячейки «F»), и занимающие площадь, равную двум сдвоенным малометражным квартирам (кв. 14 и 29). В этих квартирах две жилые комнаты высотой 3 м. Передняя, ванная, туалет, кухня и столовая имеют высоту 2,3 м. По существу, это обычные (одноярусные) квартиры с несколько непривычным распределением высот, а потому и с более интересным пространственным решением.

И наконец, в самой верхней части дома, на уровне плоской крыши, сделано несколько комнат типа общежития, где реализовны опубликованные Н. Милютиным в «Соцгороде» жилые ячейки на одного человека. Часть из них — на одного человека, часть — на двух. Между каждой парой комнат расположены душевая и умывальная комнаты.

Внешние изображения
	[thecharnelhouse.org/2013/10/05/dom-narkomfin-in-moscow-1929/narkomfin-en-constructione/#main Плоская крыша дома-корабля с характерной надстройкой «капитанским мостиком», согласно проекту - солярием. Слева - строительство двухуровневых апартаментов наркома Н.А. Милютина. Под мостиком на уровне крыши комнаты общежития, 1929.]
	[www.artandarchitecture.org.uk/images/full/ae0583a6d7a07fad7708b5f6cf59872e88553ae0.html Вид открытого пространства первого этажа дома-корабля на колоннах, 1930 г. (не сохранился).]
	[www.artandarchitecture.org.uk/images/zoom/1df2320eaee60a60b37e10cae0fb1b948d77b854.html Открытая галерея второго этажа, с выходом на торцевую (северную) часть дома (не сохранилась). Ящики-цветники под лентами окон по всему фасаду.]

Здание включает в себя около десятка типов квартир, в том числе:

• Квартира типа F — основное количество жилых ячеек в доме минимального размера. В одни из них можно попасть из остекленной галереи или коридора, спускаясь по внутриквартирной лестнице в общую комнату, а в другие — поднимаясь в неё также по аналогичной лестнице.
• Квартира типа K — 8 квартир для больших семей располагались в центральной части дома между лестничными клетками. Квартиры представляли собой двухъярусные жилые ячейки высотой каждого этажа 2,3 метра, при этом часть квартиры имела высоту потолка 4,6 метра, и в ней находилась общая жилая комната, выполняющая функции гостиной. На нижнем ярусе были устроены коридор, передняя, терраса и кухня, а в верхнем — две спальни размером 19,9 и 12,1 м². Кроме открытой террасы на втором этаже, для отдыха на воздухе и принятия солнечных ванн была предназначена также плоская крыша с разбитым на ней цветником.
• Квартира типа 2F. Сочетание разных жилых ячеек позволило избежать повторения галерей и коридоров на каждом этаже и сделать их светлыми, а во всех квартирах обеспечить сквозное проветривание.

Фасады жилого корпуса выглядят по разному, с восточной стороны, от Садового кольца — длинные ленточные окна и открытая галерея второго этажа. С противоположной западной стороны иная картина: большие квадраты остекления двухсветных общих комнат-гостиных и небольшие окна кухонь. В результате все спальни в доме ориентированы на утреннее солнце, а гостиные на вечернее.

Принцип компоновки жилых ячеек, подобный применённому в проекте дома Наркомфина, был реализован в ряде проектов и на Западе, в частности, в построенном в Бреслау (Вроцлаве) по проекту Ганса Шаруна общежитии для холостых (1929 год). Наличие коридора, обслуживающего несколько уровней, характерно для жилых единиц Ле Корбюзье.

Обследование дома Наркомфина, проведенное в 1994 году профессором МАрхИ Еленой Овсянниковой и швейцарскими студентами из Женевы, которыми руководил Жан-Клод Люди, показало, что его внутренняя структура оказалась ещё сложнее, чем было заявлено в проекте. Нестандартные квартиры, как оказалось, были на каждом этаже, хотя большинство их — типовые. Общее число вариантов жилых ячеек могло доходить до одиннадцати (включая помещение для консьержа, «студию» на верхнем этаже, общежитие на кровле и пентхаус самого Милютина). Характерно, что в конце коридора пятого этажа находилась общая кухня, организованная уже в 1940-е годы, а из самого коридора был доступ в чуланы для хранения вещей, не всегда помещавшихся в ячейки «F».

Проектные и технологические решения дома Наркомфина

Дом был возведен в 1928—1930 годах с применением новинок тогдашней строительной индустрии, в том числе цельнолитого железобетона (выдержавшего впоследствии и бомбежки и многолетнее отсутствие ремонта), а также новых материалов. Он построен на колоннах, это висячая (каркасная) конструкция, что создает устойчивость при оползнях и колебаниях почвы — под домом течет подземная река Синичка, заключенная в трубу. Несущий каркас с сеткой круглых в плане колонн диаметром 350 мм связан в продольном и поперечном направлениях железобетонными прогонами. Наружные стены, являющиеся по сути облегченными термоизоляционными щитами, отнесены на консолях от колонн каркаса, в результате чего колонны оказываются внутри здания. Технологические решения плоской кровли с системой водостоков, теплоизоляцией «торфоплитами» из прессованного торфа и гидроизоляцией битумом следовали схеме, разработанной ведущим германским специалистом по плоским крышам Эрнстом Маем.

Внешние изображения
	[www.flickr.com/photos/67183806@N05/6902014492/in/photostream/ Внутренний вид коридора квартир тип «F» 5-го этажа: черно-белые пары дверей коридора, белые двери ведут в квартиры нижнего яруса, черные – в квартиры верхнего яруса. Первоначально потолок коридора был светложелтым, стены - бледносерыми, пол - темносерым, а колонны - черными полированными. Фото из книги М. Гинзбурга «Жилище» (1934).]
	[rosswolfe.files.wordpress.com/2013/10/f-type-split-level-dwelling-unit.jpeg Двухуровневая жилая ячейка тип «F» на сайте thecharnelhouse.org]

В доме Наркомфина в 1929 году был проведен эксперимент по цветовому решению квартир, которым руководил специалист из Баухауса профессор Хиннерк Шепер. Шепер выполнил цветовое оформление интерьеров дома, для чего был на год откомандирован в Москву. Стены в квартирах не оклеивались обоями, а гладко окрашивались — теплые гаммы колеров для одних квартир и холодные для других. Теплая гамма была основана на оттенках жёлтого и охры, холодная — голубого и серого. Обе были реализованы в двух вариантах: сначала в сильной, а потом слабой насыщенностью колеров. Образцы эскизов цветового решения интерьеров типовых квартир дома Наркомфина по Шеперу представлены в книге Е. Овсянниковой и Е. Милютиной Жилой комплекс «Дом Наркомфина», Екатеринбург: Tatlin, 2015 — 64 с.

Важную роль в сооружении комплекса сыграл инженер Сергей Львович Прохоров (1899—1974). Согласно предложенному Прохоровым решению, железобетонный каркас здания, несущие стены из блоков, а также водостоки и вентиляционные вытяжки размещены внутри здания; снаружи расположены лёгкие несущие стены и ленточные окна. Прохоров создал несколько новых материалов (фибролит, ксилолит, торфоплиты и камышит) и организовал производство шлакоблоков («бетонитовых камней») прямо на стройплощадке. По мнению профессора МАрхИ Елены Овсянниковой, без участия этого инженера, хорошо освоившего немецкую технологию изготовления цементных блоков и предложившего ряд нововведений по ходу строительства, дом Наркомфина не удалось бы построить столь успешно.

Корпус общественного обслуживания, названный авторами «коммунальным», представляет собой замкнутый четырёхэтажный, почти кубический объём со стороной куба около 10 метров. Связан с жилым корпусом переходом на уровне второго этажа. Корпус предназначался для размещения общей кухни-столовой, библиотеки и других бытовых и общественных помещений.

Сдача дома Наркомфина по времени (1931 год) совпала с критическим переломом в судьбе архитектуры в СССР: все профессиональные объединения были распущены, а вместо них возник Союз советских архитекторов, призванный определять облик новой советской архитектуры. Конструктивизм и рационализм были заклеймены как «формализм» и иностранные заимствования, чуждые советскому человеку. В архитектуре был объявлен курс на «освоение классического наследия».

Нарушение концептуального замысла и проектных решений жилого комплекса после окончания строительства

В 1932—1934 году на территории жилого комплекса (вдоль его южной границы) по проекту архитектора С. Леонтовича был построен жилой дом работников Совнаркома (дом 25 корп. 10), композиционно никак не связанный с комплексом. В итоге сохранение усадебных построек по линии Новинского бульвара, а также строительство в границах первоначально отведённого участка ещё одного жилого дома, чужеродного комплексу, не позволило полностью осуществить авторский замысел по организации пространства.

К началу 1940-х годов участок вдоль северной границы территории жилого комплекса (за дворовым фасадом корпуса прачечной во всю его длину, и в глубину двора вплоть до дома Наркомфина с его восточной, северной и частично с западной сторон) был выделен под ведомственный гараж СНК РСФСР, позднее Совмина РСФСР, его территория площадью около гектара покрыта асфальтом, гараж обнесён забором. Просуществовал до 1965 года.

В середине 1930-х годов в виду острого дефицита жилья были застроены все пролёты между столбами-опорами первого этажа расположением дополнительных квартир (сверх 50-ти проектных) с частичным заглублением их в цоколь, в общий тамбур которых (на две квартиры) с улицы можно было попасть спуском по четырём ступенькам вниз. В северной части цокольного этажа организована служебное общежитие, третье в доме. Пристроено служебное помещение к южному фасаду, надстроен коммунальный корпус.

Разработанный авторами проекта социально-бытовой уклад жизни, заложенный в основу структуры жилого комплекса, оказался неосуществимым в условиях жизни тех лет, к тому же жильцы дома в большей части были психологически неподготовлены к таким переменам. Не был построен жилой корпус второй очереди, не был построен комплекс служебного дворика, объединяющего механическую прачечную, гараж для жильцов, котельную. Сооружена была лишь прачечная, широко использовавшаяся жильцами лишь в первые годы, а после войны перешедшая в ведомственное подчинение.

Следует сказать, что контингент живущих был в какой-то мере однородным лишь в первые годы после заселения дома. После арестов 1937—1938 годов и окончания Великой Отечественной войны он существенным образом изменился. Практически все трёхкомнатные квартиры нижних этажей превратились в коммунальные. Как пишет в своих воспоминаниях о Доме Наркомфина Екатерина Милютина: Квартиры для одиночек заселили семьями, семейные сделали коммунальными. Вместо закрытой столовой (коммунальный корпус) на пятом этаже сделали коммунальную кухню с рядами плит и корыт. Детский сад закрыли, коммунальный корпус превратился в типографию. Прачечная сохранилась, но она постепенно перестала обслуживать жильцов. В конце концов дом передали в ЖЭК, покрасили немыслимой жёлтой краской и перестали ремонтировать.

Критика проекта

С технической стороны

Объектом критики, в первую очередь со стороны качества использованных строительных материалов, стали несущие стены, так как жилой корпус ни разу не ремонтировали за все 80 лет его существования. Штукатурка фасадов осыпалась, а стены из кустарно выполненных цементных и шлаковых блоков, сделанных прямо на стройке, разрушались. Наполнителями в цементном растворе служили разные подручные материалы, в том числе, металлургический шлак, солома, камыш.
Каркасная конструкция дома на ножках весьма затруднила устройство в нём вертикальных коммуникаций, не говоря о промерзании нижнего жилого этажа. Канализационные стояки пришлось утеплять и пропускать в нестандартных, специально утолщенных колоннах, что первоначально не учитывалось в эскизном архитектурном решении. Ряд проблем вызвала и плоская кровля и связанные с ней протечки. Исполнение такой кровли требует особой тщательности и качественных материалов, которые в период строительства можно было достать только благодаря инициативе заказчика ранга Милютина. Такая кровля требует постоянного ухода — прочистки загрязненных или замерзших внутренних водостоков, починки покрытия, регулярного сбрасывания снега.
Использованный во внутренней отделке дома «камышит» оказался плохим звукоизолирующим материалом, в частности, в качестве внутренних перегородок между первоначально «спальными комнатами», оказавшихся заселённых различными семьями. По этому поводу было высказано много критических замечаний. К моменту окончания войны вентиляционные шахты оказались забитыми, вытяжная вентиляция повсеместно не работала.
Эксперимент с устройством раздвижных горизонтальных окон «не достиг цели и вызвал нарекания жильцов». Конструкции скользящих деревянных рам, сходные с изобретенными Ле Корбюзье и Пьером Жаннере, были доработаны с учетом российского климата. Ленточные окна включали два элемента: подвижные и неподвижные. Неподвижные с железобетонными рамами, подвижные — с дубовыми, скользящими на роликах по направляющему рельсу и прижимающимися к бетону рукояткой с эксцентриком. Места прижима в окне с деревянной рамой были обиты брезентом и войлоком. Через пару десятилетий уплотнения износились, бетонные рамы стали осыпаться, обнажая металлическую арматуру, сдвижные элементы окон заклинивали и в зимнее время пропускали холодный воздух.

Оборудование квартир не удалось сделать идеальным, ни стилистически, ни функционально. Например, там, где удавалось поставить ванну, то это были громоздкие дореволюционные чугунные изделия, занимавшие слишком много места в габаритах первоначально запланированных душевых кабин. Солидная по площади ванная комната была только в квартире Милютина.

С бытовой стороны

С бытовой стороны Дом Наркомфина также вызывал множество нареканий. Основой явилось нарушение заложенного в проекте принципа заселения типовых ячеек (квартир), связанного с тяжелейшим жилищным кризисом в СССР. В Доме Наркомфина в 1940-е…1970-е годы были распространены примеры квартир-коммуналок, когда одной из семей приходилось жить в общей комнате, а другой — в спальне. При этом минимальные размеры кухонь и санузлов приводили к скандалам и, в результате, к резкой критике архитектуры авангарда в целом. По-видимому, благополучными исключениями являлись квартиры бывших наркомов Н. Милютина и Н. Семашко.

Не выдержал Дом Наркомфина и конкуренцию с традиционными в отношении строительных технологий домами, выстроенными по инициативе Моссовета. Если в Доме Наркомфина легкие бетонные блоки разрушались, то толстые и непромерзаемые кирпичные стены домов Моссовета до сих пор отличаются хорошей звукоизоляцией всех помещений и сохраняют микроклимат в квартирах.

В итоге Дом Наркомфина так и не стал «домом-коммуной переходного типа» — к середине 1930-х годов от этой идеи отказались сами жильцы. Идущую вдоль нижнего коридора галерею, предназначенную для встреч и общения, быстро превратили в индивидуальные кладовки; терраса с садом на крыше так и не была достроена, а общей столовой почти никто не пользовался. Жильцы с удовольствием покупали в столовой готовые блюда, однако предпочитали забирать их с собой в квартиры, а не питаться вместе. В таком виде коммунальный корпус существовал недолго. Через некоторое время общественное питание перестало удовлетворять основную массу жильцов, и кухня стала нерентабельной. Вслед за этим изменилось и назначение двухсветных залов. Они были приспособлены вначале под типографию, а в дальнейшем — под конструкторское бюро.
Успешно функционировали только два коммунальных хозяйственно-бытовых учреждения: прачечная и детский сад (в коммунальном корпусе).

Как пишут авторы монографии советского периода (1986), посвященной Дому Наркомфина: «Таким образом эксперимент с организацией новых форм ведения социально-бытового хозяйства для начала 1930-х годов был преждевременным и оказался несостоятельным».

В английском разделе Википедии данная мысль («Дом Наркомфина как реальность») выражена точнее: «Утопизм и стремление к реформированию повседневной жизни, положенные в основу проекта дома Наркомфина, впали в немилость практически сразу по его завершении. С началом пятилетки и консолидации власти Сталиным заложенные идеи коллективизма и феминизма были отвергнуты как левацкие и троцкистские».

Известные жители

Дом заселялся в 1931 году, одновременно с заселением Дома на набережной, ул. Серафимовича, д. 2, представителями советской номенклатуры республиканского уровня — чиновниками и функционерами второй руки. Наиболее заметные из них по своему положению занимали квартиры в верхних этажах и в торцах жилого корпуса. Позднее, в 1937—1938 годах, практически все они были осуждены и расстреляны как «враги народа» (см. Ссылки).

• Н. А. Милютин — в 1924—1929 годах наркомфин РСФСР, в 1929 году председатель Малого СНК — один из идеологов «новых форм социалистического жилища», автор монографии «Соцгород». Квартира Милютина, спроектированная им для своей семьи с согласия М. Гинзбурга, уже после возведения здания, находилась на крыше здания, в помещении, запланированном под вентиляционную камеру, оборудование для которой не было закуплено, из-за нехватки денег. Двухуровневая квартира — первый в мире «пентхауз».
• Н. В. Крыленко, кв. 46 — нарком юстиции СССР.
• В. А. Антонов-Овсеенко кв. 49 — нарком юстиции РСФСР, с женой Софьей Ивановной Левиной.
• С. Б. Карп, кв. 47 — председатель Госплана РСФСР.
• Н. К. Соколов, кв. 42 — председатель Правления Госбанка СССР.
• Н. В. Лисицын, кв. 50 — нарком земледелия РСФСР.
• Герасимов Иван Семенович, кв. 51 — управляющий делами СНК РСФСР.
• Д. Е. Сулимов, кв. 45 — председатель СНК РСФСР.
• Лебедь Дмитрий Захарович, кв. 43 — зам. председателя Совнаркома РСФСР.
• Н. А. Семашко кв. 14 — бывший нарком здравоохранения РСФСР, с семьёй.
• Гуревич Моисей Григорьевич, кв. 41 — заместитель наркома здравоохранения РСФСР.
• Хронин Василий Никифорович, кв. 39 — заместитель наркома внутренней торговли РСФСР.
• Бухарцев Дмитрий Павлович, кв. 29 — кандидат экономических наук, корреспондент газеты «Известия» в Германии в 1930-е гг.
• Гордеев Михаил Григорьевич, кв. 27 — публицист, коллекционер живописи.
• П. И. Келин, кв. ? — художник и преподаватель живописи, ближайший друг Н. А. Милютина.
• А. А. Вишневский, кв. ? (5 этаж) — доктор медицинских наук (1936), позднее главный хирург Советской армии.
• А. А. Дейнека кв.18 — советский живописец, с женой Серафимой Лычевой.
• В. А. Соловьёв — драматург.
• Гостынский Владимир Викторович, кв. ? (6 этаж) — начальник управления НКФ, ближайший помощник Н. Милютина, с семьей.
• Воскресенский Кирилл Александрович, кв. ? — ученый-биолог, основатель Беломорской биологической станции (1938).
• Жуков Савелий Григорьевич, кв. 11 — заместитель наркома Наркомата Совхозов РСФСР — репрессирован; далее

Ольга Инсарова (Окорокова) — солистка Большого театра (меццо-сопрано) в 1943—1959 годах.

• Крючков Петр Петрович, кв. 13 — директор Музея А. М. Горького, с женой. После ареста семьи Крючковых в 1938 г. квартира № 13 перешла к семье Н. А. Семашко.
• О. П. Бган — советская актриса.

С середины 1930-х годов дом № 25, корп. 1 стоял на балансе Совета народных комиссаров, с 1946 года — Совета Министров РСФСР вплоть до конца 1950-х годов. В конце 1950-х годов снят с баланса Совета Министров РСФСР и передан в общегородское подчинение (в ЖЭК).

За 70 лет существования дома (на 2000 год) не было выполнено ни одного капитального ремонта. В конце 1970-х власти Москвы собирались сделать капремонт, для чего выселили тридцать квартир, но так и не успели.

Современное состояние памятника

Внешние изображения
	[img-fotki.yandex.ru/get/4506/gelionsk.b3/0_4256c_8b5844a3_orig Дом Наркомфина и коммунальный корпус по состоянию на август 2010. Разрушены рамы оконных проёмов жилого корпуса, множественные повреждения кровли коммунального корпуса. Фото Gelio.]

В настоящее время дом находится в неудовлетворительном техническом состоянии, которое оценивается экспертами как «критическое». Дом в большей части расселён (этот процесс начался в конце 1980-х годов), однако по состоянию на начало 2008 года там до сих пор проживают около 15 семей.

В 2006 году дом Наркомфина был включён в «World monuments watch list of 100 most endangered sites» — Список памятников мировой культуры, находящихся под угрозой исчезновения. С 2010 года часть пустых квартир сдана в аренду под мастерские, либо жилые помещения, которые в основном заняла «творческая молодежь», небезразличная к архитектурному шедевру. Смена правительства Москвы никак не отразилась на статусе и состоянии памятника. Архитектор Алексей Гинзбург, внук автора первоначального проекта, подготовил проект реконструкции Дома наркомфина, предполагающий сохранение первоначальной планировки здания.

Зима 2011—2012 годов практически разрушила «коммунальный блок». Доступ в некоторые части Дома, находящиеся в собственности города, небезопасен.

Всего в доме на балансе 46 квартир, больше 30 из них принадлежат компании Александра Сенаторова, который начал скупать квартиры в 2006 году. Сенаторов утверждает, что планирует реставрацию дома. Впрочем, ясности, насколько это действительно будет реставрация, а не коммерческая перестройка, нет. По состоянию на март 2014 года из общей площади (около 4 тыс. кв. м) в собственности группы Сенаторова находится 2,2 тыс. кв. м, ещё 1,3 тыс. м² — на балансе мэрии Москвы, оставшиеся помещения — у пяти собственников квартир.

Интересные факты о Доме Наркомфина

• Дому Наркомфина посвящено огромное количество публикаций, как в российских, так и в зарубежных источниках. В западных источниках описания дома Наркомфина нередко сопровождается определениями «утопия» и «утопический» англ. utopian housing project. Вместе с тем, в отечественных источниках авторы, по крайней мере советского периода, старались избегать такой трактовки, привычно используя устоявшуюся лексику типа «эксперимент», «экспериментальный», «переходного типа» и т. п., как правило, не акцентируя внимание на его результатах.

Внешние изображения
	[www.urbipedia.org/images/b/b3/Narkmomfinfoto4.jpg Мастерская М. Гинзбурга в жилой ячейке «2F» с закругленным балконом в торцевой части дома. Сидит сотрудница М. Гинзбурга. Заметны сдвижные элементы ленточных окон восточного фасада, справа - выход на балкон (южная сторона здания).]

• М. Я. Гинзбург никогда не жил в доме Наркомфина, несмотря на кочующие в Интернете легенды по этому поводу. В период отделки здания в одной из квартир находилась его мастерская, см. фото. По воспоминаниям старожилов, живших здесь ещё в 1950-х годах, при заселении дома Гинзбургу была предложена в нём квартира, но он отказался, отдав предпочтение жилью традиционной архитектуры.
• Факт отсутствия капитального ремонта дома (помимо окраски фасадов) за все 85 лет его существования никем не оспаривается, но повсеместно отсутствует его объяснение. Объясняется это просто: дом оказался неремонтопригодным. После войны 1941 — 1945 годов в архивах не оказалось детальных чертежей здания, а равным образом и чертежей коммуникаций водоснабжения, канализации и вентиляции. По данным Архнадзора, Гинзбург никогда не публиковал осуществленный вариант планов дома и не упоминал о наличии в нём квартиры Милютина. Как сообщает Е. Б. Овсянникова (2015), «чертежи, чудесным образом, были обнаружены в цюрихском архиве Ле Корбюзье».
• По количеству репрессированных жильцов в годы «большого террора» дом Наркомфина (он же 2-й дом СНК), вероятно, сопоставим лишь с 1-м домом СНК (Дом на набережной). Жильцы (поголовно советская номенклатура республиканского уровня) не менее двадцати квартир были репрессированы. Практически все они были расстреляны, но были и отбывавшие срок приговора в ГУЛАГе. И в конце 1950-х в дом ещё наведывались взрослые дети семей, выселенные из дома в 37-м и 38-м годах, желавшие посмотреть на свои квартиры и на тех, кто в них теперь живёт.
• Сдача Дома Наркомфина (в 1931 году 2-й дом Совнаркома) по времени совпала с открытием 102-этажного небоскреба Эмпайр стейт билдинг в Нью-Йорке. Оба здания носили статусный характер, и каждое из них, в своей стране, являлось техническим, технологическим и культурным прорывом. Эмпайр стейт билдинг сохранил своё значение, и по сей день остается культурным символом Америки — «American cultural icon». Идеи и принципы, заложенные в проект Дома Наркомфина были преданы забвению сразу по его завершении. И нынешнее состояние дома лучше слов свидетельствует об истинной ценности идей обобществления, затем нормирования и распределения всего и вся, ради осуществления которых были уложены в землю миллионы людей.

См. также

• Дом-коммуна
• Конструктивизм (искусство)
• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Литература

• Хан-Магомедов С. О. Моисей Гинзбург. — М.: Архитектура-С, 2007. — 136 с. — ISBN 978-5-9647-0129-3.
• Бочаров Ю. П., Хан-Магомедов С. О. Николай Милютин. — М.: Архитектура-С, 2007. — 180 с. — ISBN 978-5-9647-0131-6.
• Иванова Е.К., Кацнельсон Р.А. Улица Чайковского, 25: Путеводитель. — М.: Московский рабочий, 1986. — 47, ил. с. — 10 тыс, экз.
• Елена Овсянникова, Екатерина Милютина. Жилой комплекс «Дом Наркомфина». Москва, Новинский бульвар, 25. Моисей Гинзбург, Игнатий Милинис, Сергей Прохоров. — Екатеринбург: Tatlin, 2015. — С. 369-432. — 64 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-000750-38-4.
• [thecharnelhouse.org/2013/10/05/dom-narkomfin-in-moscow-1929/ The Charnel-House (architecture blog): "Dom Narkomfin in Moscow, 1929]
• [www.amazon.co.uk/Archaeology-Socialism-Materializing-Culture/dp/1859732127/ref=asap_bc?ie=UTF8 Victor Buchli. An Archaeology of Socialism (Materializing Culture); Berg, 1999, 242 pp. ISBN 1859732127]

Ссылки

• [narkomfin.ru/ narkomfin.ru/] Сайт, целиком посвящённый зданию.
• [www.nkj.ru/archive/articles/14777/ Дом Наркомфина: надежда на спасение] Статья в журнале «Наука и жизнь», № 10 за 2008 год.
• [www.archnadzor.ru/?p=833 Дом Наркомфина. Жизненные коллизии.] Статья на сайте движения Архнадзор: история строительства, значение здания, 2007 год.
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=728495 Взгляд на дом. Наркомфин с бабушкой] Статья в газете «Коммерсантъ» от 8 декабря 2006 года
• [mos.memo.ru/shot-39.htm#s6 Жильцы дома № 25, расстрелянные в 1937 году]
• [www.ginzburg.ru/rus/narkomfin/44.html Проект реставрации дома Наркомфина]

Отрывок, характеризующий Дом Наркомфина

– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).