Дом Пилата

Дворец
Дом Пилата исп. Casa de Pilatos
Страна	Испания
Город	Севилья
Архитектурный стиль	мудехар, испанский ренессанс

«Дом Пилата» (исп. la Casa de Pilatos) — дворец в испанском городе Севилья, названный так потому, что он будто бы являлся копией дворца Понтия Пилата.

Архитектура

Дворец, отделанный синими изразцами азулехос и украшенный тенистыми садами, объединил в себе два архитектурных стиля — мудехар и стиль испанского Ренессанса. Он служил наиболее чтимым образцом при проектировке дворцов андалусской аристократии.

Самой интересной частью дома является внутренний двор (патио), окружённый галереей. Полукруглые арки галереи опираются на тонкие колонны, вертикали которых продолжаются двумя полосами орнамента, отделяющими арки друг от друга. Поверхность арок также покрыта тонким орнаментом. Колонны второго яруса с ажурной балюстрадой точно соответствуют колоннам нижнего. По своей планировке Дом Пилата напоминает Алькасар, но, в отличие от последнего, украшен по углам римскими статуями богинь Минервы, Цереры и Музы.

История

Строительство дворца началось в конце XV века по приказу Педро Энрикеса де Киньонес и его супруги Каталины де Риберы, основателей андалусской ветви рода Энрикесов, и было закончено их сыном, Фадрике Энрикесом де Рибера (1-м маркизом Тарифа), который и дал дворцу такое название в честь своего паломничества в Иерусалим, которое он совершил в 1519 году. Семейная легенда гласит, что расстояние, которое отделяет руины иерусалимского дворца Понтия Пилата и Голгофу, такое же, которое разделяет севильский дворец и часовню за пределами городских стен, называемую Крус-дель-Кампо. В Севилье стали считать, что дом является копией дворца. С 1520-х годов во время Страстной недели в Севилье отсюда стали начинать Богослужение Крестного пути.

Помимо отделки в стиле мудехар, во дворце примечательны плафоны с росписями Франциско Пачеко, серия изображений корриды Франсиско Гойи и три полотна Луки Джордано, висящие в библиотеке. После угасания рода герцогов Алькала, которые постоянно проживали во дворце, он перешёл по наследству к герцогам Мединасели и служит их домом по настоящее время.

Литература

• Никитюк О.Д. Кордова Гранада Севилья (древние центры Андалусии) / Редактор Л.М.Азарова, художественный редактор Л.А.Иванова. — М.: Искусство, 1972. — 190 с. — (Города и музеи мира). — 50 000 экз.

Ссылки

• [www.visitasevilla.es/es/lugar-interes/casa-de-pilatos Дом Пилата на официальном туристическом сайте Севильи  (исп.)]

Отрывок, характеризующий Дом Пилата

Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.