Дом духов (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дом духов
The House Of The Spirits
Жанр

мелодрама

Режиссёр

Билле Аугуст

Продюсер

Бернд Айхингер

Автор
сценария

Изабель Альенде (книга)
Билле Аугуст

В главных
ролях

Мерил Стрип
Гленн Клоуз
Антонио Бандерас
Джереми Айронс
Вайнона Райдер

Оператор

Йорген Перссон

Композитор

Ханс Циммер
Себастьян Ирадьер

Кинокомпания

Costa do Castelo Filmes
Det Danske Filminstitut
Eurimages
House of Spirits Film
Neue Constantin Film
Spring Creek Productions

Длительность

145 мин

Страна

Португалия Португалия
Германия Германия
Дания Дания
США США

Год

1993

IMDb

ID 0107151

К:Фильмы 1993 года

«Дом духов» — кинофильм. Экранизация одноимённого романа Изабель Альенде.





Сюжет

Фильм построен по схеме «рассказ в рассказе». Молодая женщина рассказывает историю о том, как её мать Клара в юном возрасте влюбилась в жениха своей старшей сестры — Эстебана. Эстебан любил сестру Клары, Розу, и хотел на ней жениться. Клара обладала способностями к телекинезу и умела предсказывать будущее. Семья старалась скрыть её сверхъестественные силы, но безуспешно. Однажды Клара предсказывает, что в их семье кто-то умрёт, а на следующий день Розу находят мертвой в своей постели. Выясняется, что девушка умерла от отравления бренди, предназначавшегося для её отца. Клара винит себя и решает никогда больше не говорить с людьми. На похоронах Розы появляется Эстебан. Он убит горем и решает уехать из города. К тому же у него сложные отношения с семьей. Эстебан обладает очень жестоким характером и оставляет сестру и больную мать. Эстебан принимает решение уехать в купленное им поместье, которое находится в сельской глуши, и 20 лет жизни уходит на то, чтобы восстановить его состояние.

В это время умирает его мать, перед смертью которой он дает обещание жениться и продолжить их род. Он решает узнать, нет ли в семье его бывшей невесты Розы сестры на выданье. Оказывается, что незамужней осталась младшая сестра — Клара, на которой Эстебан решает жениться, чтобы соединиться с семьей своей первой возлюбленной. Теперь Эстебан — владелец обширных земель, на которых произрастают цитрусовые культуры. Перед тем, как Эстебан должен был прийти в дом Клары, чтобы сделать ей предложение, Клара впервые за 20 лет начинает говорить и таким образом семья узнает, что Клара скоро выйдет замуж за жениха своей сестры Розы. Ферула — сестра Эстебана, очень одинокая женщина, которая посвятила всю свою жизнь уходу за больной артритом матерью. У них с братом складываются очень сложные отношения, так как Эстебан чувствует себя виноватым за неустроенную личную жизнь сестры и не желает её знать. Но Клара и Ферула становятся подругами, и Эстебан вынужден мириться с проживанием Ферулы в одном доме с его семьей. Эстебан постоянно ревнует Клару к Феруле (из-за нежных дружеских отношений двух подруг) и однажды выгоняет сестру из дома. Тогда Ферула проклинает Эстебана — 'Ты всегда будешь один, у тебя измельчают и душа, и тело, ты сдохнешь как собака'. Через некоторое время Ферула в одиночестве умирает.

Прошли годы. Один из батраков Эстебана, Педро, влюблён в его единственную и любимую дочь Бланку. Они втайне встречаются. Педро является революционером и агитирует работников к забастовкам, выдвигает требования о повышении заработной платы и об улучшении условий труда. Эстебан не может допустить вольнодумства среди своих работников, он в ярости изгоняет со своих земель молодого человека, грозится его убить. Эстебан занялся поиском жениха для своей 18-летней дочери и вскоре находит подходящую кандидатуру — богатого промышленника, которого приглашает погостить у себя в поместье. Однажды, прогуливаясь поздним вечером, «жених» застаёт дочь Эстебана, занимающуюся любовью с Педро. Узнав об этом, Эстебан впадает в бешенство: как она посмела встречаться с простолюдином? В своём гневе глава семейства срывается и на свою жену Клару (бьёт её по лицу). Клара не принимает извинений мужа, до конца своей жизни она больше не скажет Эстебану ни слова. Клара с Бланкой покидают дом Эстебана. Бланка ждет ребенка от Педро. Эстебан становится сенатором от консервативной партии, находящейся у власти.

Тем временем к власти в стране приходят демократические силы, победившие на очередных выборах (в фильме не упоминается о деталях, но, очевидно, что это «Народное единство» Сальвадора Альенде). Впрочем, этим силам недолго удаётся удержаться у власти — в стране происходит военный переворот. К власти приходят военные во главе с Пиночетом. Арестовываются все активисты свергнутого режима, а среди них значится и Педро. Дочь, уже родившая от Педро девочку, умоляет отца помочь Педро покинуть страну — ведь он могущественный человек и у него много связей, в том числе и в парламенте. Однако в свете последних событий Эстебан теряет всяческую влиятельность, военные едва не издеваются над ним, когда он приходит за помощью к министру. У него забирают даже автомобиль, и он возвращается домой пешком. С огромным трудом и с помощью бывшей проститутки Транситы, которой он когда-то заплатил немалую сумму за её услуги, стареющему Эстебану удалось организовать переправку Педро в канадское посольство и дальнейший побег в Канаду. В это время арестовывают Бланку и держат в тюрьме. Её пытает внебрачный сын Эстебана, ненавидящий непризнавшего его отца и всё его семейство. Его интересует, куда подевался Педро но, терпя ужасные унижения и насилие, Бланка не выдаёт любимого. Чудом девушке удаётся остаться в живых. Вовремя Трансита, по просьбе Эстебана, находит нужные связи. Фильм заканчивается смертью главы семейства Эстебана. Он, как будто чувствуя, что всё сделал, что от него зависело, переосмыслив многие моменты, умиротворенный, покинул этот мир — ведь за ним пришла его любимая женщина — Клара. В последних кадрах фильма мы видим едущую на машине молодую девушку с дочкой. Она наверняка едет к Педро, отцу её ребёнка.

В ролях

Съёмочная группа

Напишите отзыв о статье "Дом духов (фильм)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дом духов (фильм)

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.