Дом коллектива
| Жилой дом | |
400-квартирный жилой дом («Дом коллектива»)
| |
 Фото 2005 года | |
| Страна | Россия |
| Город | Иваново, ул. Красных Зорь, д. 1[1] |
| Архитектурный стиль | конструктивизм |
| Архитектор | И. А. Голосов |
| Строительство | 1929—1931 годы |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 3710008000
|
| Состояние | требует ремонта |
памятник архитектуры (федеральный)
«Дом коллектива» — 400-квартирный жилой дом в Иванове, состоящий из нескольких корпусов. Памятник конструктивизма, памятник архитектуры федерального значения.
В 1928 году жилищно-строительное кооперативное товарищество «Первый рабочий посёлок» запланировало начать строительство крупного жилого комплекса на месте бывшей Ярмарочной площади[2]. Ранее она называлась Введенским полем по проходившей здесь во время праздника Введения ярмарке, а также Дмитриевским полем по расположению возле Дмитриевской слободы[3]. Комплекс должен был реализовать концепцию дома-коммуны, предполагавшую максимальное обобществление быта. В 1928 году в рамках архитектурного конкурса правлению «Первого рабочего посёлка» было представлено несколько проектов местных проектно-строительных организаций и проект члена ОСА И. А. Голосова. Для реализации был выбран последний проект. Согласно ему, комплекс задумывался как комбинат с элементами обслуживания и включал ясли, детский сад, столовую, прачечную, зал собраний. Идея максимального обобществления быта стала терять популярность и уже во время строительства коридорная система планировки была заменена секционной. Также был сделан ряд других отступлений от проекта: фасады остались неоштукатуренными, изменён вынос козырьков верхних лоджий. Строительство завершилось в 1930—1931 годах[4][2]. За время эксплуатации внешний облик здания был испорчен жильцами, делавшими самостоятельные ремонты балконов, и владельцами магазинов, переделавшими витрины[5][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).
Дом расположен на участке, ограниченном улицами Красных Зорь, Мархлевского и Калужской. Корпуса, выходящие торцами на начало улицы Красных Зорь, соединены попарно одноэтажными помещениями магазинов и других заведений (бывшие учреждения обслуживания). Этажность корпусов возрастает с 4 до 6 этажей по направлению к улице Красных Зорь, где в торцах устроены лоджии. Стены кирпичные, перекрытия деревянные, над подвалом — железобетонные. В доме 362 квартиры, несмотря на то, что он называется 400-квартирным. Во дворе стоит отдельное здание прачечной, устроены детская игровая и спортивная площадки[5].
«Дом коллектива» считается одним из наиболее ценных памятников конструктивизма Иванова, интересен как пример строительства жилья для рабочих с учётом требований «нового быта». Необычный облик комплекса, ассоциировавшийся в 1930-е годы у жителей деревянных домов с будущей жизнью, в наше время воспринимается как порождение утопичного революционного настроя конца 1920-х — начала 1930-х годов. В 2016 году памятник находится в неудовлетворительном состоянии и требует ремонта. Реставрация не проводилась[5].
Напишите отзыв о статье "Дом коллектива"
Примечания
- ↑ [pkk5.rosreestr.ru/#x=4559535.372430163&y=7760027.559358681&z=18&text=56%2C999690%2040%2C958645&type=1&app=search&opened=1 Публичная кадастровая карта. Земельный участок с кадастровым номером 37:24:040212:70]
- ↑ 1 2 Тихомиров А. М. Иваново. Иваново-Вознесенск. Путеводитель сквозь времена. — Ив.: Референт, 2011. — С. 199–200. — 328 с.
- ↑ Тихомиров А. М. Иваново. Иваново-Вознесенск. Путеводитель сквозь времена. — Ив.: Референт, 2011. — С. 198. — 328 с.
- ↑ Ч. 1 // Свод памятников архитектуры и монументального искусства России: Ивановская область / Редкол.: Кириченко Е. И., Щеболева Е. Г. ( отв. ред.). — М.: Наука, 1998. — С. 197–198. — 526 с.
- ↑ 1 2 3 Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=3710008000 № 3710008000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено 2014-06-06
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Дом коллектива
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
