Дом незнакомцев

Дом незнакомцев
House of Strangers
Жанр	нуар драма
Режиссёр	Джозеф Лео Манкевич
Продюсер	Сол Сигел
Автор сценария	Филип Йордан
В главных ролях	Эдвард Г. Робинсон Сьюзен Хэйворд Ричард Конте
Оператор	Милтон Р. Краснер
Композитор	Даниэль Амфитеатров
Кинокомпания	20th Century Fox
Длительность	101 мин.
Страна	США США
Год	1949
IMDb	ID 0041487
Выход фильма «Дом незнакомцев» (оригинальное название — House of Strangers)

К:Фильмы 1949 года

«Дом незнакомцев» (англ. House of Strangers) — американский чёрно-белый фильм нуар с элементами драмы режиссёра Джозефа Л. Манкевича, премьера которого состоялась в 1949 году.

В основу фильма положен роман Джерома Вейдмана «Я никогда туда больше не пойду» (1941). Впоследствии по этому роману были также поставлены вестерн «Сломанное копьё» (1954) и драма из цирковой жизни «Большое шоу» (1961).

За игру в этом фильме Эдвард Г. Робинсон был удостоен премии лучшему актёру на Каннском кинофестивале 1949 года.

Создатели фильма и исполнители главных ролей

Сценарист фильма Филлип Йордан дважды номинировался на Оскар за сценарии гангстерской драмы «Диллинджер» (1945) и нуаровой полицейской процедурной драмы «Детективная история» (1951) и был удостоен Оскара за сценарий к фильму «Сломанное копьё» (1954). Другими известными фильмами нуар по сценариям Йордана стали «Большой ансамбль» (1955) и «Тем тяжелее падение» (1956).

Режиссёр Джозеф Манкевич был одним из самых успешных голливудских кинодеятелей 1940-50-х годов, завоевав как режиссёр и сценарист четыре Оскара и удостоившись номинаций ещё на пять Оскаров. Наиболее известны его популярные мелодрамы «Призрак и миссис Мьюр» (1947) и «Письмо трём женам» (1949, Оскар за сценарий и режиссуру), драмы «Всё о Еве» (1950, Оскар за сценарий и режиссуру) и «Внезапно, прошлым летом» (1959), шпионский триллер «Пять пальцев» (1952, номинация на Оскар за режиссуру), а также фильмы нуар «Где-то в ночи» (1946) и «Выхода нет» (1950, номинация на Оскар за сценарий). В последующие годы Манкевич получил ещё две престижные номинации как режиссёр: в 1964 году — номинацию на Золотой глобус за историческую драму «Клеопатра» (1963) и в 1973 году — номинацию на Оскар за детектив «Игра на вылет» (1972).

Одна из самых ярких звёзд фильма нуар, Эдвард Г. Робинсон сыграл во многих классических фильмах этого жанра, среди них «Двойная страховка» (1944), «Женщина в окне» (1944), «Улица греха» (1945), «Чужестранец» (1946) и «Ки Ларго» (1948). Ричард Конте также был одним из самых востребованных нуаровых актёров, в списке его работ роли в таких значимых фильмах нуар, как «Звонить Нортсайд 777» (1948), «Плач большого города» (1948), «Воровское шоссе» (1949), «Водоворот» (1949), «Спящий город» (1950), «Синяя гардения» (1953) и «Большой ансамбль» (1955).

Сьюзен Хэйворд была одной из самых титулованных актрис Голливуда, она четырежды номинировалась на Оскар как лучшая актриса в главной роли. Номинации и награды принесли ей преимущественно биографические фильмы — антиалкогольная драма «Катастрофа: история женщины» (1947), драма о певице-инвалиде «С песней в моём сердце» (1952) и биопик о бродвейской звезде «Я буду плакать завтра» (1955, где она играла вместе с Конте), завоевав наконец Оскар за главную роль в основанной на документальном материале нуаровой драме «Я хочу жить!» (1958). К числу других заметных работ Хэйворд относятся мелодрама по рассказу Джерома Дэвида Сэлинджера «Моё глупое сердце» (1949, номинация на Оскар) и фильмы нуар «Среди живущих» (1941), «Крайний срок на рассвете» (1946) и «Они не поверят мне» (1947).

Сюжет

Джино Монетти (Эдвард Г. Робинсон) — итало-американский банкир, чьи методы работы привели к ряду уголовных обвинений. Трое из четырёх сыновей Монетти, недовольные его линией поведения, ни в какую не соглашаются помогать ему, когда тот попадает за решётку. Старший сын Джо (Лютер Адлер) берёт под контроль управление банком, а его братья Тони (Ефрем Цимбалист-младший) и Пьетро (Валя Валентинофф) принимаются ему помогать. Макс (Ричард Конте) — адвокат, семь лет просидевший в тюрьме и единственный сын, до сих пор преданный отцу — возвращается на родину.

Он обосновывается в районе Нью-Йорка Маленькая Италия, и первым же делом наведывается в банк отца, где руководящие должности занимают его братья, которые фактически и отправили Макса в тюрьму. Чтобы хоть как-то расположить брата к себе, они предлагают ему крупную денежную сумму, однако тот выбрасывает её в мусорную корзину и отправляется к матери (Эстер Минчиотти).

Макс проведывает и возлюбленную Айрин Беннетт (Сьюзан Хэйворд). Он рассказывает ей о своих планах мести родным братьям, на что Айрин пытается образумить его и говорит, что единственное наследство, которое оставил ему отец — ненависть. Последним местом назначения Монетти становится родной дом, где на него накатывают воспоминания, после воспроизведения которых он окончательно задумывает устранить братьев.

Тем временем, братья догадываются, что Макс не оставит их в покое, и Джо приказывает Пьетро ликвидировать его. При этом, однако, Джо оскорбляет младшего брата, и Пьетро решает встать на сторону Макса. Последний вовремя спасает Джо от гнева Пьетро, напоминая ему о том, что если тот убьет брата, то поступит так, как хотел бы их отец. Макс понимает, что слепая месть не поможет в этом случае, и покидает город вместе с Айрин.

В ролях

Актёр Роль Ричард Конте Макс Монетти Макс Монетти Эдвард Г. Робинсон Джино Монетти Джино Монетти Сьюзан Хэйворд Айрин Беннетт Айрин Беннетт Лютер Адлер Джо Монетти Джо Монетти Пол Валентайн Пьетро Монетти Пьетро Монетти

Актёр Роль Ефрем Цимбалист-младший Тони Монетти Тони Монетти Дебра Пэйджет Мария Доменико Мария Доменико Хоуп Эмерсон Хелена Доменико Хелена Доменико Эстер Минчиотти Тереза Монетти Тереза Монетти Дайана Дуглас Элейн Монетти Элейн Монетти

Оценка критики

Кинокритик Босли Кроутер сразу после выхода фильма написал о нём в «Нью-Йорк таймс» следующее: В «Доме незнакомцев» собран столь отвратительный выводок гадюк, который, скорее можно встретить в гангстерской картине или, возможно, в фильме о джунглях. Действительно, он очень сильно напоминает фильм гангстерского типа, и не только по характеру персонажей, но и по соответствующей разработке сюжета. Во-первых, там есть «Папа» Монетти, итало-американский банкир из нижнего Ист-сайда, который самостоятельно поднялся до вершин власти и богатства с помощью беспредельного ростовщичества. Затем есть Макс Монетти, его младший, но любимый сын, который циничен, безжалостен и крут, во многом напоминая своего отца. Затем есть ещё Джо, самый старший сын, низкий и трусливый тип, и, наконец, Пиетро и Тони, слабые и глупые младшие сыновья. Все эти красавцы внешне занимаются более или менее респектабельными делами в юридической и банковской сфере, но на самом деле проводят жизнь в бесконечной грызне, ссорах и стычках. «Папа» Монетти — это тиран, который обращается со своими обиженными сыновьями с той же своевольной властностью, как и со своими клиентами. Со всеми, кроме Макса. Он портит Макса. И Макс, будучи независимым парнем, наслаждается этим и пользуется этим. В этом кроется главная проблема.

Как беспощадное и выразительное разоблачение образа жизни итало-американских нуворишей, этот фильм, поставленный Джозефом Манкевичем и основанный на романе Джерома Вейдмана, имеет свои бесспорные увлекательные моменты. Картина с семейными встречами в кошмарно вульгарном доме на спальной окраине, где «Папа» слушает музыку на граммофоне, а «Мама» суетится вокруг спагетти для банды сыновей, невесток и прочих, несёт ощущение подлинности происходящего. Точно также, ведение «Папой» дел с бедняками Ист-сайда и его самонадеянные наскоки на своих отпрысков показаны объёмно и убедительно. Эдвард Г. Робинсон, как обычно, играет живо и красочно, создавая образ грубого деспота с сицилийским диалектом, а Пол Валентайн, Лютер Адлер и Ефрем Цимбалист хороши в ролях его слабых сыновей. Соответственно Ричард Конте играет Макса с отчётливо выраженным чувством превосходства над ними. А мистер Манкевич знает, как добиться результата в постановке.

Но как это часто бывает со многими картинами, результативность этих усилий рушится из-за надуманности сюжета и непоследовательности в изображении персонажей. Образ старого отца как тирана в значительной степени искажён частыми указаниями на его щедрость и доброжелательность. Трудно воспринимать его как чудовище, чего предполагает логика повествования. А Макс, который в начале показан как человек, готовый на хладнокровную месть, неожиданно становится добряком после часа размышлений. Точно также, девушка, которую Макс считает очаровательной, и которая играет большую роль в его жизни, является удивительно неопределённым существом, что касается её личности. То она ведёт себя как гедонистка, жаждущая наслаждений, то как невинная девственница, и каждый раз, как хамелеон, приспосабливается под сюжетные потребности. В исполнении Сьюзен Хэйворд, она внешне выглядит отлично — и это всё, что можно сказать. И эти моменты, в конце концов, превращают «Дом незнакомцев» в карточный домик.

Журнал «Variety» отметил, что несмотря на довольно слабое название, «Дом незнакомцев» — это сильная картина. Эдвард Г. Робинсон играет нью-йоркского итальянского банкира, который сменил профессию парикмахера на ростовщика, когда понял, какую высокую прибыль приносит это дело. История рассказывает о ненависти трёх сыновей к отцу из-за его непоколебимого характера и угнетающего и подавляющего их поведения. Четвёртый сын (Ричард Конте), адвокат с собственным офисом в банке, близок с отцом. Заботливо и достоверно показана домашняя жизнь типичной старомодной итальянской семьи, которая противопоставлена молодому поколению. Робинсон особенно ярок в сценах, когда осознаёт, что три его сына отвернулись от него, и когда завещает четвёртому сыну отомстить им. Конте играет отлично, а Сьюзен Хэйворд замечательно исполняет роль светской красавицы.

Журнал «Time Out» охарактеризовал фильм как историю патриархального итало-американского банкира и междоусобной борьбы, вызванной его попытками господства над четырьмя своими сыновьями… Намного более мрачный, чем большинство фильмов Манкевича, в действительности, это практически нуар. Повествование ведётся в его любимой форме флэшбека, становясь своего рода исповедальным воспоминанием, исследующим неоднозначность человеческих побуждений… Фильм отличает потрясающая актёрская игра (Конте, Робинсона и Адлера) и даже превосходящая её операторская работа Милтона Краснера с прекрасным световым решением и чётким выстраиванием кадра.

Кинокритик Деннис Шварц в 2004 году отметил стильную режиссёрскую работу Джозефа Манкевича и мрачный сценарий Филипа Йордана, который он же переработал пять лет спустя в вестерн «Сломанное копьё». Манкевич рассказывает мелодраматическую историю о мести в патриархальной семье итало-американского банкира и о её наполненном ненавистью распаде… Это горькая психологическая семейная драма, в которой жизнью семьи движет ненависть, а не любовь. Макс — неоднозначный герой, единственный в картине истинно нуаровый персонаж, который понёс наказание за верность своему отцу, и одновременно тот, кто отказался от практики прошлых лет и традиционалзма ради этики Нового света. Великолепная игра Конте, Робинсона и Адлера поднимают эту обыкновенную мелодраму на более высокий уровень.

Крейг Батлер на сайте Allmovie охарактеризовал «Дом незнакомцев» как стильную и мощную, но в конечном итоге, не вполне удовлетворяющую семейную драму, сильными сторонами которой стал квартет первоклассных исполнителей и стильная и уверенная постановочная работа Джозефа Манкевича. Хотя Манкевич и не указан как разработчик сценария, тем не менее, он несёт многие характерные черты его авторского почерка, такие как продолжительный флэшбек, острые, раскрывающие личности персонажей диалоги, и некоторая склонность к излишним пояснениям. Эта последняя черта вредит «Незнакомцам», особенно, в конце. Всё осложняет то обстоятельство, что ключевая перемена во взглядах главного героя приходит из ниоткуда; он делает то же, что делал сотни раз и ранее, но по какой-то причине, но именно на этот раз что-то заставляет его совершить разворот на 180 градусов. Конечно, на его решение влияет вовлечённость в дело его подружки, однако ранее его это останавливало, и требуется более серьёзная мотивация. К счастью, доминирующее присутствие Эдварда Г. Робинсона, спокойствие и сила Ричарда Конте, создание сложного и богатого оттенками психологического образа Сьюзен Хэйворд, и елейный оппортунизм Лютера Адлера, помогают преодолеть недостатки сценария и сделать «Незнакомцев» хорошим, если не великолепным фильмом.

Ссылки

• «Дом незнакомцев» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/house-of-strangers-v23363 Дом незнакомцев] на сайте Allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/house_of_strangers/ Дом незнакомцев] на сайте Rotten Tomatoes
• [www.tcm.com/tcmdb/title/78560/House-of-Strangers/ Дом незнакомцев] на сайте Turner Classic Movies
• [www.youtube.com/watch?v=M7gDQZE_CYQ Дом незнакомцев] трейлер фильма на сайте YouTube

Отрывок, характеризующий Дом незнакомцев

Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.