Дом с башнями

Архитектурный памятник
Дом с башнями
Дом с башнями в Санкт-Петербурге
Страна	Россия
Санкт-Петербург	Каменноостровский проспект, дом № 35; Большой проспект Петроградской стороны, дом № 75
Координаты	59°57′57″ с. ш. 30°18′46″ в. д.59.9659028° с. ш. 30.3128667° в. д. / 59.9659028; 30.3128667
Автор проекта	К. И. Розенштейн, А. Е. Белогруд
Строительство	1913—1915 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810358000

 памятник архитектуры (федеральный)

Дом с башнями в Санкт-Петербурге, также известный как дом Розенштейна — Белогруда — здание на площади Льва Толстого, обращённое центральной частью к Каменноостровскому проспекту и выходящее боковыми фасадами на Большой проспект и улицу Льва Толстого. Благодаря двум мощным шестигранным башням-эркерам здание стало архитектурной доминантой площади Льва Толстого.

Этот доходный дом принадлежал К. И. Розенштейну и был построен им самим совместно с А. Е. Белогрудом в стиле ретроспективизм (разновидность неоклассицизма).

Предыстория

В середине XIX века этот участок принадлежал наследникам чиновника А. Копейкина и был незастроенным, затем на этом участке до стоял деревянный дом с садом прусской подданной К. Ф. Фелькель (её брат С. Ф. Фелькель владел складом какао). На свободной территории участка с 1895 года располагался велодром и каток, где в 1898 году состоялся первый в России матч по хоккею с мячом, а также (31 мая 1898 года) первый показательный матч по боксу. К 1899 году владение перешло к Ф. Ф. Фелькелю, и со стороны Архиерейской улицы был сооружён пятиэтажный дом с перпендикулярным флигелем вдоль межевой линии в стиле эклектики с элементами романской архитектуры. Здание не выходило на площадь, а было обращено к ней круглой башней с гранёным куполом. В здании размещалось женское начальное городское училище.

В 1909—1910 годах Большой проспект был продлён до реки Карповки, что сопровождалось большими планировочными работами, в которых участвовал К. И. Розенштейн. Ему и отошло бывшее владение В. К. Фелькель, существенная часть которого отошла под Архиерейскую площадь.

Строительство и особенности здания

В 1909 году территория двора дома Фелькеля была сокращена за счёт продления Большого проспекта в сторону Карповки. От Ф. К. Фелькель, вдовы Ф. Ф. Фелькеля, участок перешёл к К. И. Розенштейну, который принимал участие в составлении новой распланировки этого района. Он сам начал проектирование доходного дома, составил планировочное решение, но затем пригласил к сотрудничеству архитектора А. Е. Белогруда. Последний в то время увлекался средневековьем и стилизовал здание под английский замок. Белогруд отказался от ордерной схемы и внёс в композицию разнообразие, смело сочетая элементы неоренессанса и неоготики. Симметричные шестигранные башни вздымаются выше основного массива здания. Разнообразны очертания оконных проёмов. Окна третьего и пятого этажей со стороны ул. Льва Толстого намеренно сдвинуты по отношению к другим этажам. Углы башен Белогруд подчеркнул рустовкой, а в стене одной из них поместил декоративный циферблат со знаками Зодиака.

На фасаде со стороны улицы Льва Толстого выступают два эркера. Оформление этой части здания со смещёнными рядами окон обусловлено тем, что с этой стороны в новое здание был включён существовавший пятиэтажный дом, который сохранил также и ряд элементов оформления: «романские» окна во дворе, литые ограждения и двери лестничных клеток.

При всей своей живописности здание строилось с повышенным запасом прочности. Междуэтажные перекрытия несли сделанные по специальному заказу многопролётные двутавровые балки. Инженерное оснащение дома соответствовало самым высоким стандартам того времени: в квартирах были газовые плиты, утопленные в пол ванны, калориферы для сушки полотенец, встроенные шкафы. Во дворе здания размещался гараж. Внутренняя планировка, выполненная Розенштейном, отличалась компактностью.

Строительство было завершено в 1915 году.

«Дом с башнями» стал последним по времени и первым по значению сооружением на новом отрезке Большого проспекта. Мощная доминанта площади Льва Толстого обрела значение одного из символов Петроградской стороны.

— Б. М. Кириков

Известные жильцы и учреждения

В Доме с башнями в разное время жили: один из авторов проекта архитектор Белогруд (в 1914 г.), писатель Леонид Андреев (в 1915 г.), певец Александр Давыдов (в 1914—1917 гг., на 4 этаже), отец з.а. России Тамары Давыдовой.

В начале 1920-х гг. на первом этаже «Дома с башнями» со стороны площади обосновалась 5-я приписная касса Наркомфина, позже —сберкасса, затем — отделение Сбербанка, с 1 февраля 2013 года в этих помещениях находится Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова, приступив к реставрации находящихся в аварийном состоянии помещений, где ранее располагался Сбербанк.

Также на первом этаже, но со стороны Большого проспекта, находился кинотеатр на 248 мест (c 1921, по другим сведениям с 1915 года), называвшийся сначала «Элит», затем «Конкурент», с 1925 года — «Резец», а с 1930 года — «Арс». В 1972 году его закрыли, а помещение передали студии Ленинградского телевидения, размещавшейся здесь до 1978 года. После реконструкции, проведённой по проекту архитекторов института Гипротеатр Б. Г. Устинова и Л. Травина и инженера М. Б. Медника в начале 1978 года, помещения кинотеатра переоборудовали для театра. В оформлении особое место занимали изящные чугунные решётки, люстры, рамы и столики Каслинского литья. 12 сентября 1985 года это помещение занял театр миниатюр «Эксперимент», открыв здесь свой седьмой сезон.

На действие и слово имеет свой патент
На площади Толстого театр «Эксперимент»

— написал Михаил Дудин, поздравляя театр с новосельем.

Театр «Эксперимент» был закрыт в 1995 году, а с 1996 года здесь находится Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова, основанный в 1988 году и руководимый известным антрепренёром, режиссёром и актёром, народным артистом России Рудольфом Фурмановым. Незадолго до революции дед Андрея Миронова — Семён Менакер — приобрел купчую на часть дома.

Происшествия

• В годы Великой Отечественной войны по соседству взорвалась мощная фугасная бомба, что вызвало сдвиг стены, но мощные двутавровые балки спасли дом от разрушения.
• 29 мая 2009 года во время ремонта фасада здания произошёл пожар, затронувший почти весь чердак дома, но благополучно потушенный. В театре был прерван спектакль «Детектор лжи», эвакурированы зрители. Дым от пожара был виден со всего города. Тушение продолжалось всю ночь.

Литература

• [www.lib.ru/NTL/PUTEWODITELI/leningrad_1986.txt Ленинград: Путеводитель] / Сост. В.А. Витязева, Б.М. Кириков. — Издание 2-е, стереотипное, с изменениями. — Л.: Лениздат, 1988. — С. 203 — 248. — 366 с. — ISBN 5-289-00492-0.
• Кириков Б.М. Дом К. И. Розенштейна // Памятники архитектуры и истории Санкт-Петербурга. Петроградский район / Под ред. Б. М. Кирикова. — СПб.: Издательский дом «Коло», 2007. — С. 446—456. — 584 с. — ISBN 5-901841-21-2.
• Привалов В.Д. Каменноостровский проспект. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — С. 355—366. — 639 с. — ISBN 5-9524-1882-1.
• Никитенко Г.Ю., Привалов В.Д. Петроградская сторона. Большой проспект. — М.: Центрполиграф, 2009. — С. 284—290. — 349 с. — ISBN 978-5-9524-4515-4.

Ссылки

• [walkspb.ru/zd/kamennoostr35.html Дом с башнями] на сайте [walkspb.ru/ «Прогулки по Петербургу»]
• [www.spbin.ru/encyclopedia/architecture/tower_house.htm Дом с башнями] на сайте [www.spbin.ru/encyclopedia.htm «Энциклопедия Санкт-Петербурга»]
• [letopis.kulichki.net/2010/07-2010/nom1907.htm Дом с башнями] на сайте [letopis.kulichki.net/ «Заневский летописец»]

Отрывок, характеризующий Дом с башнями

– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.