Брэдмен, Дональд

Дональд Брэдмен
Личная информация
Полное имя	Дональд Джордж Брэдмен
Оригинальное имя:	Donald George Bradman
Дата рождения:	27 августа 1908(1908-08-27)
Место рождения:	Кутамундра, Новый Южный Уэльс
Дата смерти:	25 февраля 2001(2001-02-25) (92 года)
Место смерти:	Аделаида, Южная Австралия
Прозвища:	«Дон», «Мальчик», «Брэддлс»
Рост:	170 см
Стиль в бэттинге:	Правая рука
Стиль в боулинге:	Правая рука, согнутая нога
Роль:	Бэтсмен
Международная информация
Сборная:	Австралия
Дебют в матче:	30 ноября 1928 года против Англии
Последний матч:	18 августа 1948 года против Англии
Команда
1927–34:	Новый Южный Уэльс
1935–49:	Южная Австралия

</div></div>

Сэр Дональд Джордж Брэдмен (англ. Donald Bradman) (27 августа 1908, Кутамундра — 25 февраля 2001, Кенсингтон Парк) — австралийский игрок в крикет, держатель многочисленных рекордов, произведённый за свои заслуги в рыцари.

Игра Брэдмена привлекала зрителей на матчи его команды. Он не лестных отзывов о себе, имел напряженные отношения с некоторыми товарищами по команде, руководителями и журналистами. После вынужденного перерыва, связанного со Второй мировой войной, австралийская команда, капитаном которой был Дональд Джордж Брэдмен, стала известна как «Непобедимые».

После завершения карьеры игрока, Брэдмен проработал администратором, селекционером и писателем. В 2001 году, премьер-министр Австралии Джон Говард назвал его «величайшим австралийцем». Изображение Брэдмена появился на почтовых марках и монетах. Ещё при жизни Брэдмена был открыт музей, посвященный его жизни. К столетию со дня рождения Брэдмена Королевский австралийский монетный двор выпустил 5 долларовую памятную золотую монету с его изображением.

Ранние годы

Дональд Брэдмен был младшим сыном Джорджа и Эмили Брэдмен. Он родился 27 августа 1908 года в Кутамундре (Новый Южный Уэльс). У него был брат и три сестры. Когда Брэдмену было около двух с половиной лет, его родители переехали в Боурэл. Один прадедов Дональда Брэдмена был одним из первых итальянцев, приплывших в Австралию в 1826 году.

C 1920 по 1921 годы Дональд Брэдмен выступал за местную команду Боурэла, капитаном которой был его дядя Джордж Ватман. В 1922 году работал агентом по недвижимости. Затем он бросил занятия по крикету и стал заниматься теннисом, однако через два года вновь стал играть в крикет.

Брэдмен стал основным игроком команды Боурэла, а его выдающаяся игра привлекла внимание сиднейских газет. В финале турнира Moss Vale Брэдмен набрал 320 очков. С 1926 года Брэдмен стали привлекать к тренировкам команды Нового Южного Уэльса.

Дебют

В следующем сезоне «мальчик из Боурэла» продолжил своё восхождение. Несмотря на высокие результаты, показанные Брэдменом, его не взяли на игры второй австралийскоой сборной в турне Новой Зеландии. Для повышения своих шансов попадания в австралийскую сборную, в сезоне 1928-29 Брэдмен переезжает в Сидней. Первое время он продолжал работать агентом по недвижимости, но позже идёт работать в компанию Mick Simmons Ltd. В первом матче сезона, он отлично сыграл против Квинсленда, а в матче против сборной Англии, которая проводило турне по Австралии Брэдмен набрал 87 очков и заслужил право играть в Брисбене.

Отрывок, характеризующий Брэдмен, Дональд

– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.