Донецкое городище

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Городище
Донецкое городище
Страна Украина
Область Харьковская
Первое упоминание XI в. н. э.
Статус памятник археологии
Координаты: 49°55′19″ с. ш. 36°11′35″ в. д. / 49.92194° с. ш. 36.19306° в. д. / 49.92194; 36.19306 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.92194&mlon=36.19306&zoom=12 (O)] (Я)

Доне́цкое городи́ще — многослойный памятник археологии, расположенный на высоком мысу правого берега реки Уды на северо-западной окраине посёлка Покотиловка Харьковского района Харьковской области. В отложениях культурного слоя зафиксированы разнообразные археологические материалы в широком хронологическом диапазоне от эпохи бронзы и до древнерусского времени. Городище состоит из детинца и посада. Наибольшую известность памятник получил как летописный древнерусский город Донец VIII—XIII вв. н. э., который упоминается в Ипатьевской летописи под 1185 годом и куда, согласно Ипатьевской летописи, бежал из половецкого плена князь Новгород-Северского княжества Игорь Святославич летом 1185 либо 1186 года.





История исследования

Первые небольшие археологические раскопки на Донецком городище были проведены в 1902 году В. А. Городцовым в ходе экскурсии участников XII Археологического съезда в Харькове[1]. В 1929 году А. С. Федоровским в ходе охранных раскопок на территории посада был выявлен ряд археологических комплексов, связанных с ремесленным производством[2]. В 1955 году систематическое исследование памятника было возобновлено экспедицией Харьковского государственного университета под руководством Б. А. Шрамко. Масштабные раскопки на территории детинца и прилегающих территориях посада проводились с 1955 по 1962 год[3]. В 1978 году охранные работы на городище проводил А. Г. Дьяченко[4]. В 2003 году разведки и раскопки были проведены экспедицией Харьковского национального университета во главе с В. В. Скирдой[5][6]. В ходе многолетних исследований на Донецком городище был получен разнообразный археологический материал в широком хронологическом диапазоне от эпохи поздней бронзы до Средневековья. Интересно ещё то, что с Донецким городищем известный историк Б. А. Рыбаков отождествлял легендарную Шарукань.

Общая характеристика памятника

Бронзовый век

Донецкое городище представляет собой многослойный археологический памятник, который топографически расположен на высоком мысу правого берега реки Уды на южной окраине лесостепи. В отложениях его культурного слоя были выявлены разнообразные археологические материалы в широком хронологическом диапазоне. В нижних слоях памятника в небольшом количестве были обнаружены фрагменты лепной посуды и кремневые изделия, характерные для срубной культурно-исторической общности эпохи поздней бронзы[6].

Ранний железный век

Более многочисленные находки представлены материалами скифской эпохи раннего железного века, когда значительно усилилась угроза нападения степных кочевников на оседлое земледельческое население лесостепи. Именно в VI веке до н. э. на территории Донецкого городища сооружается первое укрепление, которое располагалось на территории детинца и на территории посада, ещё не отделённого рвом от него. Материалы земледельческого населения скифской эпохи представлены фрагментами лепной посуды, украшенной проколами и пальцевыми вдавлениями по краю венчика, разнообразными глиняными пряслицами, железными ножами и бронзовыми трёхгранными наконечниками стрел. По мнению ряда исследователей, в раннем железном веке на этой территории могло обитать население, которое относилось к племенам меланхленов. Основой их хозяйства было пашенное земледелие. Скифское городище просуществовало с конца VI по IV век до н. э. Следов его насильственного разрушения не зафиксировано[6].

Раннеславянское время

Основная масса артефактов на Донецком городище относится к раннеславянской роменской культуре VIIIX веков, которую отождествляют с летописным восточно-славянским племенным союзом северян, и к древнерусской культуре Киевской Руси X—XIII веков. Раннеславянское городище было значительно меньше укрепления скифской эпохи и располагалось на территории детинца, точный первоначальный размер которого сейчас затруднительно установить из-за постепенного разрушения склона со стороны реки. Оборонительные сооружения представлены изгородью из горизонтальных брёвен, которые были закреплены между вертикально установленными парными столбами[6].

Жилища населения роменской культуры представлены небольшими четырёхугольными полуземлянками столбовой конструкции с двускатной крышей, которые располагались прямой линией и образовывали улицу, протянувшуюся с северо-запада на юго-восток. Хорошая сохранность некоторых из жилищ позволила археологам исследовать остатки оконных проёмов, деревянный пол и вход с облицованными деревом ступеньками в одной из построек. В центре полуземлянки под полом иногда размещался небольшой погреб, а в одном из углов располагалась глинобитная печь, вырезанная в материковой глине и завершённая глиняными конусами, необходимыми для удержания тепла. Хозяйственные постройки располагались у юго-западного края поселения. Также археологами были исследованы различные хозяйственные ямы и гончарный глинобитный однокамерный горн, загруженный глиняными сосудами, предназначенный для обжига керамики.

Основная масса находок роменской культуры представлена фрагментами лепных сосудов, орнаментированных косыми насечками, зубчатым штампом и верёвочным орнаментом, реже — небольшими пальцевыми вдавлениями. Отпечатки и насечки располагаются в виде пояса из зигзагов и ёлочек. Кроме горшков были найдены и глиняные сковородки. Импортная керамика представлена фрагментами кувшинов аланского варианта салтово-маяцкой культуры, изготовленных на гончарном круге. В небольшом количестве обнаружены обломки салтовской амфорной тары. Металлические изделия роменской культуры представлены железными ножами, рыболовным крючком, наконечником стрелы, обломком топора и саблей из стали. Остатки шлаков из сыродутных горнов в роменских слоях Донецкого городища свидетельствуют об освоении местными раннеславянскими ремесленниками в VIII—X веках полного цикла от добычи железа из руды до его обработки с целью получения различных изделий из металла. Изделия из бронзы, камня, кости и рога немногочисленны.

Местное население поддерживало торговые отношения с восточными купцами, о чём свидетельствуют единичные находки арабских монет. В обмен на лён, хлеб, меха, кожу, воск, мёд и другие товары местного производства жители Донецкого городища получали от восточных купцов дорогие ткани, разнообразные стеклянные и сердоликовые украшения, серебряные монеты и т. п. Торговые отношения поддерживались и с соседним салтовским населением, что фиксируется по материалам импортной гончарной керамики. Очевидно, местное раннеславянское население роменской культуры в VIII—X вв. н. э. входило в состав Хазарского каганата[3].

Основу хозяйства жителей городища составляло пашенное земледелие, которое дополнялось охотой и рыболовством. К X веку н. э., по мнению исследователей, здесь сформировалось поселение городского типа, которое развивалось как важный торговый и ремесленный центр, зафиксированный под 1185 годом в Ипатьевской летописи как город Донец[7]. Археологические раскопки показали, что выше слоя, оставленного населением роменской культуры, залегает слой с материалами, характерными для древнерусского населения Киевской Руси. Очевидно, что в середине X века печенеги напали на город и разграбили его, после чего ушли, оставив после себя лишь пожарище и разрушения[3].

Древнерусское время

Донец

Над отложениями роменской культуры залегает культурный слой, характерный для древнерусского населения Киевской Руси. Таким образом, на территории летописного города Донца произошла смена населения. Новая культура генетически не связана с предшествующей роменской и значительно отличается от неё[3]. Очевидно, повторное заселение территорий городища связано с деятельностью князя Святослава Игоревича, который активно проводил политику укрепления и расширения Древнерусского государства[8]. Уже в X веке Донец был включён в состав Киевской Руси и стал одним из городов Новгород-Северского княжества. К тому времени он уже представлял не только крупный торгово-ремесленный центр, но и важный военно-оборонительный пункт на южных окраинах державы.

Детинец городища был значительно укреплён деревянными конструкциями, но основная масса населения проживала на территории неукреплённого городского посада. К X веку относится и распространение христианства среди местных жителей, которое долгое время сосуществовало с языческими верованиями. Жилища этого периода представлены наземными постройками и полуземлянками прямоугольной формы с каркасно-столбовой конструкцией, но на территории укрепления было исследовано несколько бревенчатых построек. Основу хозяйства местного населения составляли ремесло и торговля, а также земледелие и скотоводство, дополняемые всевозможными промыслами[3].

Ремесло и торговля

Ремесленники на Донецком городище занимались металло- и деревообработкой, работами по камню, гончарным и косторезным производством. Остатки печей для плавки металла на территории памятника ещё не обнаружены, но в ряде мест на городском посаде обнаружены обломок глиняного плавильного тигеля, шлаки, крицы, куски железной руды, которые указывают на то, что добычу железа из руды сыродутным способом производили где-то неподалёку. Археологами найдены наковальни небольших размеров, зубила, матрицы, бронзовые штампы для изготовления украшений, литейные формы и многое другое, что также указывает на существование местного металлургического производства. Изделия из железа представлены гвоздями, зубилами, стамесками, свёрлами, серпами, ножами, кресалами, ножницами, наконечниками стрел и многими другими предметами. Местные мастера обладали высокой квалификацией: освоили поверхностную и сквозную цементацию, кузнечную сварку, закалку и отпуск[9].

Изделия из дерева до наших дней не сохранились, но имеются находки инструментов для обработки дерева, которые указывают на наличие деревообработки как отрасли ремесленного производства. Изделия из камня представлены шиферными пряслицами, точильными брусками, литейными формами, игрушками и жерновами. Местные ремесленники в X—XIII веках производили на гончарном кругу качественную тонкостенную керамику, которую позже обжигали в специальных двухкамерных гончарных горнах. На территории Донецкого городища было исследовано пять таких горнов, которые давали возможность получать прочные сосуды.

Керамика главным образом представлена горшками с прочерченным орнаментом из линий или волн, реже — резным или с отпечатками штампа. На дне некоторых горшков имелись клейма в виде трезубца. Широко представлены также кувшины, миски, кружки, небольшие чашки и прочие изделия. Особых успехов жители Донца достигли в обработке кости и рога. На территории городища найдены костяные ручки от ножей, гребни, пуговицы, игральные кости, пряжки, детали луков, застёжки от колчанов и многие другие предметы из кости и рога.

Изделия из стекла и янтаря были привозными и частично местного производства. На территории подола археологами исследовано несколько косторезных мастерских. Для обработки использовали сверление различными свёрлами, обработку на токарном станке с лучковым приводом и нанесение орнамента различными стальными резцами. Город Донец имел статус важного торгового центра, что отражается в характере археологического материала. Обнаружено большое количество находок, которые имеют импортное происхождение или сделаны из привозного сырья[3].

Земледелие и скотоводство

Значительная часть жителей Донца была занята в сельском хозяйстве, о чём свидетельствуют археологические материалы. На территории городища в слоях древнерусского времени в большом количестве обнаружены хозяйственные и зерновые ямы, на дне которых археологам удалось обнаружить остатки обуглившихся зёрен. Отпечатки растений обнаружены и на керамических изделиях. Изучение отпечатков зёрен и заполнения хозяйственных ям говорит о том, что жители города Донца выращивали мягкую и твёрдую пшеницу, овёс, ячмень, просо, рожь, гречиху, горох, лён и мак.

На городище обнаружено большое количество разнообразных сельскохозяйственных орудий труда: железные серпы и оковки деревянных лопат, кос-горбуш. Обнаружены каменные жернова для грубого помола муки. Местные жители разводили лошадей, коров, овец, коз и свиней, что фиксируется по остеологическим материалам. Также в слоях X—XIII веков обнаружены кости кур и домашнего гуся[6].

Охота и рыболовство

Охота и рыболовство у местного населения носили вспомогательный характер. На территории городища были найдены кости лося, благородного оленя, косули, медведя, дикого кабана, зайца, бобра, волка, лисицы, белки, куницы, хорька и различных мелких грызунов[6]. Охотились также и на водоплавающую птицу, которая в изобилии водилась в окрестностях города.

Археологами были обнаружены кости серой утки, кряквы, широконоски, шилохвости, гоголя обыкновенного, чирка-трескунка, белоглазого нырка, чернети морской, а также глухаря, цапли и орла[6]. Изобилие водоплавающей птицы в окрестностях Донца подтверждается и «Словом о полку Игореве», где имеется упоминание о том, как князь Игорь Святославич питался во время бегства из половецкого плена:

А Игорь князь поскакал

горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня,
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца [реки Уды],
и полетел соколом под облаками,
избивая гусей и лебедей
к завтраку, и обеду, и ужину[10].

Местные реки в древнерусское время изобиловали рыбой, что способствовало развитию рыболовства у местных жителей. Археологами на территории городища обнаружено большое количество костей и чешуи рыбы, которые принадлежат щуке, окуню, карасю, плотве, сому, осетру, плотве, лещу, краснопёрке, линю, сазану, язю, вырезубу и голавлю. Орудия для рыбной ловли представлены всевозможными крючками из кости и металла, острогой, глиняными грузилами для сетей.

Харьковское городище и Донец

Город Донец, уничтоженный татаро-монголами, никогда в древности не ассоциировался собственно с Харьковом и находился на расстоянии 10 километров[11] ниже по течению от Харьковского городища, точно на котором был основан современный город в XVII веке.

Некоторые современные историки считают, что так близко два домонгольских города (Харьков и Донец) одновременно существовать не могли. Но как раз в IX—XI веках (особенно в начале XI века)[12], в эпоху перехода к достаточно сильной княжеской власти, именно это явление на Руси наблюдается: различные удельные князья достаточно часто основывали свои опорные пункты (погосты, станы), сначала небольшие, не внутри населённого центра, иногда крупного, а рядом с ним — в ближайшем удобном для обороны возвышенном месте и одновременно у воды — на расстоянии от нескольких до 15 километров[12]. Делалось это для того, чтобы княжим людям (в том числе как христианам) не подпадать под влияние местных (в том числе языческих) жителей, не зависеть от них продовольствием, ограничить для них возможность мелких бунтов, иметь огороженное место для защиты от врагов и хранения припасов и казны и место для резиденции князя и его дружины. Это явление имело место в раннем средневековье и в Скандинавии, где племенные местные поселения назывались «туны», а королевские станы центральной власти — «хусабю»[12]. Возможно, жители княжих центров пользовались правом экстерриториальности. Из подобных двойных городов известны: Новгород у Рюрикова городища[13], Ростов у Сарского городища (возможно, древнего Ростова)[14], крепость князя Глеба близ Мурома[15], Смоленск возле Гнездова городища, Ярославль возле языческого поселения Медвежий угол[12]. Подобные «параллельные» города могли иметь разную судьбу: слиться в один; население княжьего медленно либо быстро по разным причинам (например, удобного расположения, убийства князя) переходило в более древний (Муром); население более древнего чаще переходило в новый; при этом название старого города могло быть перенесено на новый (Ростов)[16] либо могло не переноситься (Ярославль).

Во второй половине XII века опорным пунктом князя Новгород-Северского была именно пограничная крепость Донец[17], имевшая ограниченную со всех сторон площадь холма — гораздо меньше Харьковского городища,[18] и потому менее населённая (одновременно с ним либо в разное время). Также Донец, в отличие от Харькова, не имел разветвлённой системы подземных ходов.

Монголо-татарское нашествие

В середине XIII века начинается монголо-татарское нашествие на русские княжества. Упорное сопротивление войска Батыя встретили на южных границах Киевской Руси у стен Чернигова и Переяславля, которые имели мощные укрепления из нескольких оборонительных линий, но после длительной осады монголо-татарские войска взяли города и после грабежа разрушили их.

Донец не имел столь мощных укреплений и не мог противостоять столь грозному врагу, который своими стенобитными и метательными орудиями разрушал деревянные и каменные стены крепостей. Местные жители покинули город до прихода вражеских войск и, скорее всего, пополнили гарнизон столицы княжества. Пришедшие в 1239 году войска монголо-татар не встретили какого-либо сопротивления, а застали только пустой детинец и заранее покинутый местными жителями городской посад. Стараясь не оставлять у себя в тылу пунктов, которые могли бы послужить опорой для ударов с тыла, вражеские монголо-татарские войска сожгли город[6].

Письменные источники

Большинством исследователей Донецкое городище отождествляется с летописным древнерусским городом Донцом[3][6][19], первое упоминание которого относится к своду Ипатьевской летописи (см. Киевская летопись). Под 1185 годом автор повествует о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославича на половцев и полном поражении русских дружин в бою[7]. Игорь, его брат Всеволод Святославич, князь Курский и Трубчевский, и сын Владимир Игоревич попали в плен. Из плена удалось убежать только Игорю. В течение одиннадцати дней он пешком добирался от «половецких веж», расположенных на берегах реки Тора, до крайнего со стороны половецкой степи древнерусского города Донца:

Принес ему господь избавление это в пятницу вечером. И шёл Игорь пешком до города Донца одиннадцать дней, а оттуда - в свой Новгород, и все обрадовались ему[7].

Сведения о городе Донце сохранились и в более поздних источниках. В XVI веке в росписях сторожевых пунктов, установленных царём Иваном IV Грозным для защиты от нападения степных кочевников на русские земли, отмечаются Донецкое и Хорошевское городища на реке Уды. В росписи мест, которые должен был проехать рыльский голова для наблюдения за перемещением татар, под 1571 годом имеется следующее упоминание:

Да вниз по реке Удам через Павлово селище к Донецкому городищу, да к Хорошеву городищу через Хорошев колодезь[20].

Более точное расположение Донецкого городища указано авторами Книги Большому Чертежу в редакции 1627 года:

А по левой стороне вверх по Удам, выше Хорошего городища, Донецкое городище, от Хорошего верст с пять.

А выше Донецкого городища, с правой стороны, впала в Уды речка Харькова, от городища с версту; а в Харькову пала речка Лопина[21].

Таким образом, в XVI—XVII веках Донецкое городище было известно под тем же названием, которое зафиксировано древнерусскими летописями и сохранилось вплоть до наших дней. Что касается названия города, то многие историки начиная с XIX века (в частности, Дм. Миллер, Дм. Багалей[22]) считали современный Донец древним Доном, а Б. А. Рыбаковым уже в XX веке было убедительно доказано, что Доном, или Великим Доном, в древнерусское время называли современный Северский Донец и нижнее течение Дона. Современную реку Уды, на берегу которой расположено Донецкое городище, называли Донцом, или Малым Донцом, что и дало название поселению[19][23]. Сам эпоним Донец имеет дославянское ираноязычное происхождение (от иранского корня *dānu-: авест. dānu «река», др.-инд. dānu «капель, роса, сочащаяся жидкость»)[24], которое связывают с племенами срубной культурно-исторической общности эпохи поздней бронзы[25].

Современность

В наше время Донецкое городище представляет собой памятник археологии и истории национального значения, который состоит из детинца и посада. Любое незаконное произведение раскопок, разведок или иных земляных работ на территории Донецкого городища карается в соответствии со статьёй 298 Уголовного кодекса Украины[26]. В 1954 году часть посада была отдана под застройку, сейчас там располагается дачный кооператив «Коксовик» и часть жилой застройки пос. Победа (Филипповка) Октябрьского района города Харькова.

Памятник также является важным туристическим объектом, который регулярно посещают местные жители и гости города и области. Ежегодно 16 сентября на территории Донецкого городища представителями всеукраинской гражданской организации «Патриот Украины» проводится праздник памяти предков, который собирает большое количество зрителей из числа местных жителей. Между членами гражданской организации и местными жителями организовываются состязания и игры, которые рассчитаны на силу, ловкость и ум участников. На протяжении всего праздника функционирует небольшая ярмарка, где можно приобрести различные сувениры и литературу. В самом конце праздника члены организации традиционно устанавливается крест с эмблемой своего объединения в память о предках[27]. Также определённой традицией стала встреча выпускниками Карачёвской средней школы и Покотиловского лицея «Промінь» рассвета на территории городища.

Руководителями города и области планируется строительство мемориального комплекса в непосредственной близости от памятника[28], где раньше располагалась свалка бытового мусора[29].

Исторические факты

  • В XVI веке в росписях сторожевых пунктов, установленных царём Иваном IV Грозным для защиты от нападения степных кочевников на русские земли, впервые в дошедших до нас документах XVI века, отмечаются Донецкое и Хорошево городища на реке Уды. В росписи мест, которые должен был проехать рыльский голова для наблюдения за перемещением татар, под 1571 годом имеется следующее упоминание:
Да вниз по реке Удам через Павлово селище к Донецкому городищу, да к Хорошеву городищу через Хорошев колодезь[20].

См. также

Напишите отзыв о статье "Донецкое городище"

Примечания

  1. Городцов В. А. Результаты исследований, произведённых научными экскурсиями XII Археологического съезда // Труды XII Археологического съезда. — М., 1905. — Т. 1. — С. 110—121.
  2. Федоровський О. С. Археологічні розкопки в околицях Харкова // Хроніка археології та мистецтва. — К., 1930. — № 1. — С. 5—10.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Шрамко Б. А. Древности Северского Донца. — Харьков, 1962. — 331 с.
  4. Дьяченко А. Г. Новые исследования Донецкого городища // Археологические открытия 1978 года. — М., 1979. — С. 329—330.
  5. [www.maesu.org/static/arch_kharkov.html К 350-летию Харькова. Новые раскопки Харькова и его окрестностей.] // Сайт МАЭСУ. — 22.10.2011.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Шрамко Б. А., Скирда В. В. Рождение Харькова. — Харьков, 2004. — 118 с.
  7. 1 2 3 Полное собрание русских летописей. — Т. 2. — СПб., 1908. — 87 с.
  8. Сахаров А. Н. [rummuseum.ru/portal/node/1083 Дипломатия Святослава]. — М., 1982. — 239 с.
  9. Шрамко Б. А., Петриченко П. М., Солнцев Л. А., Фомін Л. Д. Дослідження давньоруських залізних виробів Донецького городища // Нариси за історії техніки. — К., 1967. — Вип. 7. — С. 74—87.
  10. [www.abc-people.com/typework/literature/rus/slovo-txt.htm Слово о полку Игореве]. — М.—Л., 1950. — 380 с.
  11. По одному документу, приведённому Миллером и Багалеем в 1 томе «Истории Харькова за 250 лет его существования», от Харькова до Донецкого городища 8 вёрст; по другому — 9 вёрст.
  12. 1 2 3 4 Алексей Карпов. Ярослав Мудрый. — 2-е изд. — М: Молодая гвардия, 2005. — 584 с. — (ЖЗЛ). — 5000 экз. — ISBN 5-235-02831-7. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «.D0.9A.D0.B0.D1.80.D0.BF.D0.BE.D0.B2_.D0.AF.D1.80.D0.BE.D1.81.D0.BB.D0.B0.D0.B2_.D0.9C.D1.83.D0.B4.D1.80.D1.8B.D0.B9» определено несколько раз для различного содержимого Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «.D0.9A.D0.B0.D1.80.D0.BF.D0.BE.D0.B2_.D0.AF.D1.80.D0.BE.D1.81.D0.BB.D0.B0.D0.B2_.D0.9C.D1.83.D0.B4.D1.80.D1.8B.D0.B9» определено несколько раз для различного содержимого
  13. Расстояние от Новгорода до Рюрикова городища 2 км
  14. Расстояние от Ростова до Сарского городища 15 км.
  15. Расстояние от Мурома до погоста князя Глеба 12 поприщ.
  16. «Отождествление первоначального Ростова с городищем на Саре — пожалуй, единственная возможность согласовать противоречия между данными археологических исследований и „Повестью временных лет“, определенно знающей Ростов как главный город Мерянской земли в IX — начале X века». Алексей Карпов. «Ярослав Мудрый», М, 2005, стр. 35.
  17. Расстояние от города Донца до Харьковского городища 8 вёрст, согласно «Описаниям Харьковского наместничества».
  18. Харьковское городище находилось в углу Нагорного района и было ограничено только с трёх сторон, а с севера не имело естественных границ до Шатилова яра, пересекавшего нынешнюю ул. Сумскую между ипподромом и парком Горького вдоль ул. Веснина, а затем до балки реки Саржинки, пересекающей Белгородское шоссе между посёлком Жуковского и «Биолеком».
  19. 1 2 Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. — М., 1984. — 240 с.
  20. 1 2 Голубовский П. [www.runivers.ru/bookreader/book10047/#page/1/mode/1up Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южно-русских степей IX—XIII вв.] — К., 1884. — 259 с.
  21. [matteuccia.narod.ru/rasnoe/bigdraft/002.html Книга Большому Чертежу]. — М.—Л., 1950. — 229 с.
  22. Д. Багалей, Д. Миллер. История города Харькова за 250 лет его существования. Монография. т. 1. Х, 1905.
  23. Рыбаков Б. А. [tochka.gerodot.ru/slovo/rybakov01.htm Дон и Донец в «Слове о полку Игореве»] // Науч. докл. высш. школы. Ист. науки. — 1958. — № 1. — С. 5—11.
  24. Фасмер М. [reslib.com/book/Etimologicheskij_slovarj_russkogo_yazika_v_4_h_tomah__Tom_1__A___D Этимологический словарь русского языка]. — М., 1987. — Т. 1. — 573 с.
  25. Толочко П. П. Етнічна історія України. — К., 2000. — 280 с.
  26. [zakon.rada.gov.ua/cgi-bin/laws/main.cgi?page=8&nreg=2341-14 Кримінальний кодекс України. Закон від 05.04.2001 № 2341-III] // Сайт «Законодавство України».  (Проверено 19 июня 2011)
  27. [tyzeqox.ru/index.php-quest-id-eq-209-and-rub-eq-news_w Висвята на древнерусском Донецком городище] // Сайт ВГО «Патриот Украины». — 17.09.2007.  (Проверено 19 июня 2011)
  28. [atn.kharkov.ua/newsread.php?id=54426 Конфликтная реставрация. Донецкое городище может быть разрушено] // Агентство телевидения «Новости». — 08.10.2010.  (Проверено 19 июня 2011)
  29. [www.objectiv.tv/070409/26040.html На свалке истории. «Донецкое городище» превращается в мусоросборник] // Медиагруппа «Объектив». — 7.04.2009.  (Проверено 19 июня 2011)

Литература

  • Шрамко Б. А. Древности Северского Донца. — Харьков, 1962. — 331 с.
  • Шрамко Б. А., Скирда В. В. Рождение Харькова. — Харьков, 2004. — 118 с.

Ссылки

  • [www.youtube.com/user/mrnarcoticq?feature=mhee#p/a/u/1/kSwE8cSXVyI Шрамко Б. А. об исследованиях на Донецком городище]
  • [tvoj.kharkov.ua/history/hst.php?r=19 Донецкое городище на tvoj.kharkov.ua]
  • [dalizovut.narod.ru/don_gorod/don_gorod.html Донецкое городище на dalizovut.narod.ru]
  • [glavnoe.ua/indexg.php?article_id=4220 Плач о Донецком городище: Памятник национального значения превратили в стройку]


Отрывок, характеризующий Донецкое городище

Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.