Донская советская республика

Не путать с Донецкой Советской Республикой.

Донска́я Сове́тская Респу́блика — территориальное образование времён гражданской войны в составе РСФСР с центром в Ростове-на-Дону, реально существовавшее в период с 23 марта по 4 мая 1918 года (нового стиля), а номинально по 30 сентября 1918 года на территории Области Войска Донского (фактически, всю территорию области не контролировала). Первоначально (до середины апреля 1918 года) — Донска́я Респу́блика.

В результате 3,5-месячных боев, после отхода Добровольческой армии и остатков казачьих частей генерала Каледина, 25 февраля 1918 года (нового стиля) на территории Области Войска Донского была установлена советская власть. 23 марта 1918 года (нового стиля) постановлением Донского областного Военно-революционного комитета, который являлся высшей властью на Дону до полномочного Съезда Советов Донской области, своим постановлением провозгласил «самостоятельную Донскую советскую республику в кровном союзе с Российской Советской Республикой» (официально — «Донская республика»). Одновременно с этим Военно-революционный комитет выделил из своих рядов Совет Народных Комиссаров в составе:

• председатель СНК и комиссар по военным делам — Ф. Г. Подтёлков,
• комиссар по делам управления — М. В. Кривошлыков,
• комиссар по борьбе с контрреволюцией — А. Шамов,
• комиссар по делам народного хозяйства и зампред СНК — С. И. Сырцов,
• комиссар труда — И. П. Бабкин,
• комиссар народного просвещения — И. А. Дорошев,
• комиссар земледелия — Власов,
• комиссар по делам финансов — Е. А. Болотин,
• комиссар путей сообщения — П. Е. Безруких,
• комиссар почты и телеграфа — Александров,
• комиссар по делам призрения — П. П. Жук,
• управляющий делами СНК — Я. Орлов.

При этом главой республики, официально именуемым Председателем Центрального Исполнительного Комитета Советов Донской республики, был избран казак-большевик В. С. Ковалёв. Всем народным комиссарам, а также всем членам ЦИК был назначен оклад жалования в сумме 4000 рублей в месяц, а председателю ЦИК — 4300 рублей.

9—14 апреля 1918 г. на 1 съезде Советов рабочих и казачьих депутатов Донской республики, проходившем в Ростове-на-Дону в здании Клуба приказчиков были подтверждены полномочия всех ранее избранных комиссаров и членов Центрального Исполнительного Комитета Советов Донской республики. Донская республика была переименована в Донскую Советскую Республику.

16 апреля 1918 года (н. с.) при ЦИК был образован Чрезвычайный штаб обороны во главе с московским комиссаром Г. К. Орджоникидзе. В республике осуществлялись декреты СНК о рабочем контроле, национализации предприятий.

ДСР, фактически, не контролировала всю территорию, на которой была объявлена. Начиная с конца марта, на Дону вспыхивают казачьи восстания в разных станицах. Восстания были спровоцированы попытками земельного передела, а во многих местах — расстрелами и грабежами со стороны отрядов «Красной гвардии» (или объявивших себя таковыми) и нежеланием руководства ДСР защищать права казаков. Помимо этого, в Области, фактически, существовало двоевластие: в то время, как в «пролетарской» столице Ростове правило руководство ДСР, в исторической столице, Новочеркасске, власть находилась в руках «красных казаков» во главе с бывшим войсковым старшиной Н.Голубовым. 9 апреля отряды ДСР выбили своего бывшего союзника Голубова из Новочеркасска, что ещё более обострило противоречия между ДСР и казаками. 14 апреля жителями низовых станиц взята столица Дона Новочеркасск и свергнута большевистская власть. 16 апреля, подтянув силы из Ростова-на-Дону, красногвардейцы выбили повстанцев из Новочеркасска, однако разгромить не смогли. 6 мая, получив подкрепления, восставшие казаки снова свергли советскую власть в Новочеркасске и объявили о создании Всевеликого Войска Донского.

Председатель Совнаркома Подтёлков со частью своих сторонников ушёл на север ДСР, пытаясь найти опору среди верховых казаков. Однако не учёл, насколько его имя было одиозным среди многих казаков: Подтелков не играл важной роли в разгроме Каледина и его имя связывалось не с ратной славой, а с расстрелами. 10 мая верховые казаки окружили отряд Подтёлкова и арестовали его, а 11 мая судили и повесили. За несколько месяцев казаки очистили территорию Донской республики от красногвардейцев (на южной и западной окраинах — при содействии белогвардейцев и немцев).

4 мая 1918 года завершилась эвакуация войск и органов управления ДСР из Ростова-на-Дону. На следующий день в город вошёл отряд полковника М. Г. Дроздовского, завершавший свой переход с Румынского фронта на Дон. Пройдя через весь Ростов и Нахичевань-на-Дону, и не встретив никакого сопротивления, дроздовцы ушли в сторону Новочеркасска. В Ростове, в гостинице «Петроград» (Казанский переулок, 128), был оставлен эмиссар Дроздовского отряда, который вскоре начал запись добровольцев. При этом вступающим в отряд офицерам было обещано жалованье — 200 рублей, а солдатам — от 25 до 95 рублей в месяц.

8 мая 1918 года столица Донской республики — Ростов-на-Дону — достался без боя 52-й Вюртембергской резервной пехотной бригаде, тогда как командование Красной армии вследствие немецкого наступления переехало в Царицын, оставив в южном пригороде Ростова-на-Дону — Батайске — сотни своих солдат. И только в июле 1918 года эти остатки армии Донской республики были частично уничтожены, а частично рассеяны. Германским корпусом генерала Кнёрцера была оккупирована западная окраина ДСР, включая Ростов, Нахичевань, Таганрог, Миллерово, Чертково. Оккупацию Таганрога, Ростова и Нахичевани германское командование произвело на основании того, что эти города до 31 декабря 1887 года входили в состав Екатеринославской губернии, а согласно секретному приложению к Брестскому договору вся Украина, включая Екатеринославскую губернию, должна быть оккупирована германскими и австрийскими войсками. Руководство ДСР, эвакуировавшееся в Царицын, впоследствии перебралось в станицу Великокняжескую и продолжало там деятельность до конца июня.

К середине августа 1918 года 60-тысячная Донская казачья армия (белая) под командованием генерала Краснова овладела почти всей территорией ДСР. Советские войска с боями отошли к границам Воронежской и Саратовской губерний и влились в состав Южного фронта. 30 сентября 1918 года Президиум ВЦИК постановил считать Донскую Советскую Республику упразднённой.

См. также

• Гражданская война на Дону

Источники

• Большая советская энциклопедия
• Кенез П. Красная атака, белое сопротивление. 1917—1918 / Пер. с англ. К. А. Никифорова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 287 с. — (Россия в переломный момент истории). — ISBN 978-5-9524-2748-8
• Голуб П. А. Правда и ложь о «расказачивании» казаков. — М., 2009. — 144 с.
• Лазарев В. А. История донской валюты, или Денежные знаки Всевеликого войска Донского. Донской архив (историко-генеалогический альманах). Выпуск 3. Ростовская областная организация Российского общества историков-архивистов. — Ростов-на-Дону, 2008. — 300 с.
• Венков А. В. Атаман Краснов и Донская армия.1918 год.- М., 2008—480 с.

Отрывок, характеризующий Донская советская республика

– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.