Донской курень (землячество)

Донской курень — землячество, казачий клуб, учреждённый донской казачьей интеллигенцией в начале XX века в Петербурге.

Предыстория

До 1875 года на Руси, а затем и в Российской империи казачество рассматривалось лишь как военное сословие. Казаки обязаны были нести военную службу, а из прочих занятий им разрешалось только земледелие и подручные ремёсла. В 1875 году, с выходом правительственного указа, им была разрешена любая деятельность. Появилась возможность отдавать детей в учебные заведения, и к концу XIX века в столице появился довольно большой круг казачей интеллигенции, занимавшей в столичном обществе высокое положение: профессор статистики, сенатор, начальник Академии Генерального штаба генерал А. М. Золотарёв; профессор Петербургского горного института И. В. Мушкетов; патолог и терапевт, профессор Военно-медицинской академии Л. В. Попов; биолог и выдающийся ботаник А. Н. Краснов; писатели А. И. Косоротов, Р. П. Кумов, И. М. Максимов; художники Н. Н. Дубовский и И. И. Крылов и другие.

Культурная деятельность

Идея создания казачьего клуба, как места встреч и проведения досуга выходцев с Дона, принадлежала И. В. Мушкетову. В течение нескольких лет, до 1917 года, «Донской курень» был культурным центром не только для донцов — учащейся молодёжи, учёных, офицеров и деятелей культуры, но для казаков других войск, для всех остальных жителей столицы, желающих приобщиться к казачьей культуре. К дню донской казачки, 21 ноября, было традиционным проведение «Донского бала», на который приглашались именитые столичные артисты, происходившие из казачества — В. И. Ершов, В. Н. Давыдов, С. Г. Власов. Из Новочеркасска приезжал Войсковой хор.

Политическая деятельность

После Февральской революции 1917 года «Донской курень» в большей степени стал политическим центром казачества. По предложению депутата государственной думы А. И. Саватеева инициативная группа должна была провести совместное собрание представителей казачих частей и казачей фракции Госдумы. На нём планировалось создать казачий комитет, в функции которого входило бы поддержание связи с Временным правительством и защита казачих интересов. 5 апреля 1917 года по инициативе комитета был проведен первый общеказачий съезд под председательством М. П. Богаевского. Через несколько дней был учреждён Союз казачих войск и его исполнительный орган — совет Союза казачих войск.

Источник

• Энциклопедия казачества. Москва, издательство «Вече», 2007 г. ISBN 978-5-9533-2096-2

Отрывок, характеризующий Донской курень (землячество)

– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.