Дончев, Антон

Антон Дончев
Антон Николов Дончев
Дебют:	роман «Пробуждение»
Премии:	Димитровская премия
Награды:

Антон Николов Дончев (болг. Антон Николов Дончев; род. 14 сентября 1930, Бургас) — болгарский прозаик и сценарист. Академик Болгарской академии наук.

Наиболее известный роман писателя — «Час выбора».

Биография

Родился 14 сентября 1930 года в Бургасе в семье почтовых служащих. Ещё в детстве познакомился с народными песнями и сказаниями, которые рассказывала ему его бабушка Сребра.

Семья переезжала из города в город, пока отец не вышел в отставку и не осел в Велико-Тырново. Здесь Антон в 1948 году закончил гимназию, после которой поступил на юридический факультет Софийского университета им. св. Климента Охридского. Во время учёбы подрабатывал на строительстве автомобильных и железных дорог. После окончания университета в 1953 году несколько месяцев проработал судьёй в Велико-Тырново. Уволившись, полностью посвятил себя писательской работе.

Дважды женат. Первая жена, шахматистка Эвелина Троянская, погибла в 2000 году. От первого брака родился сын Никола.

На 79 году жизни вступил в брак с 64-летней Райной Василевой.

Творчество

Писать стихи начал ещё в школьные годы, тогда же написал два первых романа. Первым опубликованным стал написанный совместно с Димитром Мантовым исторический роман «Пробуждение» (1956 год).

Первой самостоятельно написанной книгой стал роман «Сказание о времени царя Самуила» (1961 год), получивший премию Союза болгарских писателей.

Уже через три года, в 1964 году, выходит принесший Дончеву мировую славу роман «Час выбора» (болг. Време разделно).

Впоследствии Дончев продолжает активно сотрудничать с кинематографистами и телевидением, пишет сценарии, в том числе по своим романам.

За роман 1998 года «Странный рыцарь Священной книги» получил международную литературную премию Балканика.

Среди других романов писателя «Калоян» (1963 год), «Сказание о хане Аспарухе, князе Славе и жреце Тересе» (4 тома, 1968—1992 годы), «Девять лиц человека» (1989 год), «Три жизни Кракры» (2007 год), «Тень Александра Великого» (2016 год).

Неоднократно номинировался на Нобелевскую премию по литературе.

«Час выбора»

По воспоминаниям Антона Дончева, роман «Час выбора» он написал всего за 41 день.

Действие книги разворачивается на фоне исторических событий XIV века в Родопских горах после завоевания Болгарии Османской империей; в это время происходило обращение болгар в ислам. В романе поднимается вопрос власти, влияния принимаемых в такие напряжённые исторические периоды решений на судьбу всего народа на многие столетия вперёд; сталкиваются между собой ценности личные и религиозные. Действия героев полны героизма и трагизма; спокойствие разрушено возникшими сложными морально-этическими вопросами, а сам роман пропитан идеей обречённости.

Происходящие в романе события описываются от лица двух персонажей: с болгарской христианской стороны — от лица афонского монаха, отца Алигорко, с османской мусульманской стороны — от лица пленённого при сражении за венецианскую крепость Кандия и принявшего ислам французского дворянина, прозванного Венецианцем. У каждого из них своя жизненная драма, и всё же — несмотря на разные судьбы и менталитет — в итоге их взгляды на происходящие события сблизились.

Книга многократно переиздавалась, переведена более, чем на 25 языков, а в 1987 году режиссёр Людмил Стайков снял по ней фильм «Время выбора».

Награды

• Димитровская премия (1966 год).
• Почётный гражданин Бургаса (2000 год).
• Орден «Стара планина» 1-й степени (2001 год).
• Орден «Святые Равноапостольные Кирилл и Мефодий» (2010 год).
• Почётный доктор Бургасского свободного университета.
• Государственная награда «Святой Паисий Хилендарский» (2014 год).
• Премия имени Христо Данова за 2014 г.

Отрывок, характеризующий Дончев, Антон

– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.