Пьетри, Дорандо

Дорандо Пьетри
Общая информация
Оригинальное имя	Dorando Pietri
Дата и место рождения	16 октября 1885(1885-10-16) Корреджо (регион Эмилия-Романья, Италия)
Дата и место смерти	7 февраля 1942(1942-02-07) (56 лет) Сан-Ремо (Италия)
Гражданство	Италия Италия
Рост	159 см
Вес	60 кг
Личные рекорды
Марафон	2:38.48 (Буэнос-Айрес, 1910)

Дорандо Пьетри (1885—1942) — итальянский легкоатлет, участник двух Олимпийских игр, известный своей драматической победой и последующей дисквалификацией на олимпийском марафоне 1908 года.

Биография

Родился 16 октября 1885 года в Корреджо в крестьянской семье. В 1897 его отец переехал с семьёй в Карпи, где открыл овощную лавку. Дорандо рано начал работать учеником в пекарне, в свободное время катался на велосипеде или совершал пешие прогулки.

В сентябре 1904 года в Карпи проходили соревнования по бегу, в которых принимал участие самый известный итальянский бегун Перикл Пальяни. Пьетри, привлечённый как и многие местные жители забегом, также принял в нём участие даже не снимая рабочей одежды. Ко всеобщему удивлению он опередил Пальяни. Уже через несколько дней он дебютировал в официальных соревнованиях. Приняв участие в забеге на 3000 м в Болонье, Дорандо Пьетри пришёл вторым.

В следующем году Пьетри добился и международных успехов, победив на 30-километровой дистанции в соревнованиях в Париже. Он опередил своих соперников больше чем на 6 минут. 2 апреля 1905 года Пьетри выиграл в марафонском забеге, позволившим ему квалифицироваться для участия в марафонском забеге на летних Олимпийских играх 1906 года.

Однако марафон 1906 года оказался для Пьетри неудачным. Пробежав 24 километра и опережая соперников на 5 минут он был вынужден сойти с дистанции из-за желудочного расстройства.

В 1907 году Пьетри одержал множество побед, в том числе на чемпионате Италии на дистанциях 5000 м и 20 км, и стал бесспорным лидером среди итальянских бегунов на дистанциях от 5000 метров и до марафонской.

Олимпиада 1908 года

Пьетри целенаправленно тренировался для участия в Летних Олимийских играх 1908 года. В соревнованиях на Капри он пробежал дистанцию в 40 км за 2 часа 38 минут, что было великолепным результатом для своего времени.

14 числа Пьетри принимал участие в командном беге на 3 мили, но итальянская команда не финишировала.

Марафон состоялся 24 июля 1908 года в условиях необычно жаркой для Лондона погоды. В забеге принимало участие 57 спортсменов, в том числе и другой атлет из Италии Умберто Блази. Длина марафонского забега в те годы была непостоянной, но именно в этом забеге составляла дистанцию, позже ставшую общепринятой, — 42 195 м. Старт гонки был дан в 14:33. Пьетри начал забег в довольно медленном темпе, но ко второй половине дистанции начал ускоряться и на отметке в 32 км был уже вторым вслед за южноафриканским спортсменом Чарльзом Хефероном. На отметке в 39 км Хеферон сбавил темп, и Пьетри обошёл его. Однако к тому времени он уже сам сильно устал и страдал от обезвоживания. Последние два километра Пьетри преодолел превозмогая себя, но к моменту выхода на финишную прямую он уже демонстрировал симптомы сильного теплового удара. Когда маршрут уже вышел на стадион, где присутствовало 75 000 зрителей, Пьетри потерял ориентацию и свернул не в ту сторону. Судьи подсказали ему, что он бежит в неверном направлении, но тут Пьетри упал в первый раз. Он поднялся при помощи судей и направился к финишу. Силы настолько оставили его, что на протяжении последних 200 метров дистанции он упал ещё 4 раза, каждый раз поднимаясь с помощью судей. Однако он всё-таки пересёк финишную черту первым, хотя при поддержке со стороны судьи.

Общее время составило 2 часа 54 минуты 46 секунд, но около десяти минут Пьетри потратил на преодоление последних 500 метров пути.

Вторым пришёл атлет из США Джон Хейс, который также показал результат лучше, чем у победителя прошлых игр, хотя дистанция в этот раз была длиннее. Его результат считается первым мировым рекордом на стандартной марафонской дистанции. Американская команда подала жалобу на то, что Пьетри получал помощь от посторонних. Жалоба была удовлетворена, и Пьетри дисквалифицировали.

Слава

Чрезвычайная воля к победе не осталась незамеченной. Специально для Пьетри по заказу королевы Александры был изготовлен точно такой же кубок победителя (только из позолоченного серебра), который и был вручён Пьетри в ходе церемонии награждения.

Благодаря прессе Дорандо Пьетри стал знаменитостью, и фотографии, и киноплёнка запечатлели его трагический забег и сделали его международно знаменитым. Присутствовавший на трибунах корреспондент Daily Mail Артур Конан Дойл, был впечатлён усилиями итальянского атлета. В своём репортаже он написал так:

Величайшие усилия итальянца никогда не будут вычеркнуты из истории спорта независимо от решения судей.

— Peter Lovesey [www.la84foundation.org/SportsLibrary/JOH/JOHv10n1/JOHv10n1h.pdf Conan Doyle and the Olympics] // Journal of Olympic History. — International Society of Olympic Historians, декабрь 2001-январь 2002. — Т. 10. — С. 6.]

Он же предложил читателям Daily Mail собрать средства для Пьетри, чтобы помочь тому открыть пекарню в родном городе. Было собрано 300 фунтов, из которых 5 внёс сам Конан Дойл.

Потеря медали прославила Пьетри во всём свете. Американский композитор Ирвинг Берлин даже написал песню «Дорандо».

Через несколько месяцев Пьетри получил приглашение принять участие в серии показательных выступлений в США. В рамках турне 28 ноября 1908 года в Медисон-сквер-гарден в Нью-Йорке состоялся специально организованный забег между Пьетри и Хейсом. На забеге присутствовало 20 тысяч зрителей, и ещё примерно 10 тысячам не хватило билетов. Почти всю дистанцию спортсмены шли вровень, но на последних 500 метрах победу одержал Пьетри. Ещё одна подобная гонка состоялась 15 марта 1909 года, она также осталась за Пьетри. Всего же он одержал победу в 17 из 22 забегов на различные дистанции, проведённых в ходе турне.

В мае 1909 года Пьетри вернулся в Италию. Ещё два года он профессионально занимался спортом. Последний марафонский забег он провёл 24 мая 1910 в Буэнос-Айресе. Там же он установил личный рекорд — 2 часа 38 минут 42,2 секунды.

3 сентября 1911 года он провёл свою последнюю профессиональную гонку в Италии. Тогда в Парме он одержал победу на дистанции в 15 км. А в октябре того же года он принял участие в своем последнем профессиональном забеге в Швеции, в котором также стал победителем. На этом в возрасте 26 лет он завершил спортивную карьеру.

За три года профессионального спорта он заработал огромную сумму для того времени 200 000 лир. Он вложил средства в собственную гостиницу, открытую им совместно с братом. Но как предприниматель Пьетри был куда менее успешен, чем как спортсмен: гостиница обанкротилась. В 1923 году Пьетри переехал в Сан-Ремо, где возглавил автомастерскую.

Скончался в возрасте 56 лет от сердечного приступа. Кубок, вручённый Пьетри на Олимпийских играх, теперь хранится в здании, где некогда был его отель. На нём выгравирована надпись: «To Pietri Dorando — In remembrance of the Marathon race from Windsor to the Stadium — July. 24. 1908 From Queen Alexandra».

Образ Дорандо Пьетри в культуре

В 2012 году итальянская государственная телерадиокомпания RAI выпустила минисериал «Il sogno del maratoneta», посвящённый Пьетри.

Также неоднократно Пьетри становился героем песен и литературных произведений.

Литература

• Peter Lovesey [www.la84foundation.org/SportsLibrary/JOH/JOHv10n1/JOHv10n1h.pdf Conan Doyle and the Olympics] // Journal of Olympic History. — International Society of Olympic Historians, декабрь 2001-январь 2002. — Т. 10. — С. 6-9.

Ссылки

• [www.olympic.org/dorando-pietri Дорандо Пьетри — человек, который стал знаменитым, не победив]
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/pi/dorando-pietri-1.html Пьетри на www.sports-reference.com]
• [old-picture.ru/news/olimpijskij_marafon_1908/2012-08-13-69 Олимпийский марафон 1908 в фотографиях]

Отрывок, характеризующий Пьетри, Дорандо

Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.