Дора-Миттельбау

Дора-Миттельбау (известные названия: Дора, Нордхаузен) (нем. Dora Mittelbau) — нацистский концентрационный лагерь, образован 28 августа 1943 года, в 5 км от города Нордхаузена в Тюрингии, Германия, как подразделение уже существовавшего лагеря Бухенвальд (В перечне внешних подразделений Бухенвальда именовалась как Команда Дора).

Описание лагеря

Основным предназначением лагеря была организация подземного производства вооружений на заводе Миттельверк, в том числе ракет ФАУ-1 и ФАУ-2, турбореактивных двигателей BMW-03 и UMO-004 для Ме-262.

В лагере заключённые работали в специально прорубленных в горе тоннелях — это был один из наиболее тяжёлых по режиму лагерей Германии.

Первые заключённые, направленные из Бухенвальда прибыли для проведения строительных и взрывных работ 28 августа 1943 года.

Строили цеха заключённые практически из всех Европейских стран (75 % составляли русские, поляки и французы). В лагере была создана подпольная ячейка антифашистов которая вела активную работу по саботажу на производстве. Данных о численности и составе не сохранилось, но благодаря их действиям из запланированных к выпуску 13500 ракет Фау-2 было выпущено только 5946 штук. Ценой нескольких сотней жизней подпольщиков были спасены тысячи жителей Лондона и других городов, которые немцы обстреливали «оружием возмездия».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Из воспоминаний Бориса Чертока о первом посещении завода и лагеря:

В штольне Шмаргун (освобожденный заключенный проводивший экскурсию) обратил наше внимание на перекрывавший всю её ширину мостовой кран над пролетом для вертикальных испытаний и последующей погрузки ракет. К крану были подвешены две балки по ширине пролета, которые опускались при необходимости до высоты человеческого роста. На балки крепились петли, которые накидывались на шеи провинившихся или заподозренных в саботаже заключенных. Крановщик, он же палач, нажимал кнопку подъема и сразу свершалась казнь через механизированное повешение до шестидесяти человек. На глазах у всех „полосатиков“, так именовали заключенных, при ярком электрическом освещении под толщей в 70 метров плотного грунта давался урок послушания и устрашения саботажников

.

28 октября 1944 года Дора-Миттельбау стал самостоятельным лагерем с 23 филиалами и внешними командами.

На 25 марта 1945 года в лагере находилось 34 000 заключённых, и 1 апреля началась их эвакуация в Берген-Бельзен (несколько тысяч погибло и было расстреляно по дороге), а 3 апреля лагерь был подвергнут разрушительной бомбардировке американских ВВС.

12 апреля лагерь был освобождён (а точнее — занят, так как там уже не было основной массы заключённых, оставалась немногочисленная команда, которая должна была уничтожить тела умерших и погибших заключенных) частями 104-й американской пехотной дивизии.

За 18 месяцев существования через лагерь прошли 60 000 узников (с учетом внешних команд) 21 национальности, приблизительно 20 000 погибло в заключении. Многие из них погибли при прокладке туннелей, в которых располагалось производство завода.

Пропускная способность крематория лагеря Дора не позволяла сжигать всех умиравших от истощения и болезней. Регулярно составлялись транспорты по 1000 и более больных и неспособных трудиться, которых вывозили для уничтожения в другие концлагеря.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Условия под землей были на грани выживания. Отопление не предусматривалось, и постоянная температура держалась около 8 градусов. Дневной рацион состоял из одного литра черного горького эрзац кофе, 400 грамм хлеба и порции жидкого картофельного супа.

Лагерь разделялся на четыре изолированные зоны, перемещение между которыми производилось под контролем:

1. Лагерь узников.
2. Санитарная часть (в этой части был расположен крематорий и больничные бараки).
3. Лагерь охраны войск СС.
4. Промышленная территория завода Миттельвёрк (В горе: Три тоннеля (шириной 15 метров и высотой до 25-ти) пересекаемые 15-ю галереями пробитыми в горе, общей площадью около 250 000 кв.метров. На поверхности: Железнодорожные пути, грузовая станция, вокзал)

В лагере были следующие функциональные строения:

1. Администрация лагеря.
2. Гестапо.
3. Комендатура.
4. Клетки для служебных собак.
5. Общий плац (Место построения заключённых).
6. Спортивная площадка.
7. Тюрьма лагеря.
8. Место казни.
9. Столярно-плотницкая мастерская.
10. Столовая для узников.
11. Продовольственный склад.
12. Кухня.
13. Вещевой склад.
14. Угольный склад.
15. Помойка.
16. Пожарный пруд.
17. Котельная.
18. Прачечная.
19. Камера хранения личных (ценных) вещей узников.
20. Баня.
21. Дезинфекция.
22. Кино.
23. Крематорий.
24. Жилой барак военно-интернированных итальянцев.
25. Пожарное депо.
26. Бараки узников.
27. Публичный дом.
28. Трудовая статистика.
29. Смотровая вышка с убежищем для охраны СС.

Коменданты:: Курт Матезиус; Ганс Карл Мёзер; штурмбаннфюрер СС Отто Фёршнер; Рихард Баер (2.1945—2.4.1945).

С 7 августа по 31 декабря 1947 года в Дахау прошёл Американский военный трибунал, перед которым предстало 17 сотрудников администрации и охраны лагеря Дора. К смертной казни был приговорён комендант лагеря Мёзер (казнён 30.12.1947). К пожизненному тюремному заключению были приговорены Курт Андрае, Эрхард Брауни, Рудольф Якоби, Георг Кёниг, Вильгельм Симон, Йозеф Киллиан, Отто Бринкманн, Эмиль Бюринг. Остальные подсудимые получили различные сроки заключения: Оскар Хельбиг (20 лет), Гейнц Детмерс (7 лет), Вилли Цвинер (25 лет), Рихард Валента (20 лет), Вальтер Ульбрихт (5 лет), Пауль Майшейн (5 лет). Георг Рикхей, д-р Генрих Шмидт, Йозеф Фухслох, Курт Хейрих были оправданы. Курт Матезиус в мае 1947 покончил жизнь самоубийством.

Галерея

• Dora - production.jpg

  Продукция завода

• NordhausenApril1945.jpg

  Тела мёртвых рабочих в концлагере Дора

• Памятник заключенным с перечислением национальностей заключенных.JPG

  Памятник заключенным с перечислением национальностей заключенных

• Крематорий лагеря мемориальный барельеф.JPG

  Крематорий лагеря мемориальный барельеф

• Крематорий лагеря.JPG

  Крематорий лагеря

• Медиа музей.JPG

  Медиа музей

• Печь крематория.JPG

  Печь крематория

• Вид на вокзал лагеря в настоящее время.JPG

  Вид на вокзал лагеря в настоящее время

• Оригинальная выганетка.JPG

  Оригинальная вагонетка

• Одежда заключенных.JPG

  Одежда заключенных

• Кусок стены штольни.JPG

  Кусок стены штольни

• Схема контрационного лагеря Дора.JPG

  Схема концентрационного лагеря Дора

• Макет расположения штолен и галлерей завода Миттельбау.JPG

  Макет расположения штолен и галерей завода Миттельбау

• Заключенные лагеря Дора.JPG

  Заключенные лагеря Дора

См. также

• Миттельверк

Ссылки

• d-d.natanson.pagesperso-orange.fr/dora.htm (фр.)
• www.jean-maridor.org/francais/dora.htm (фр.)
• memoiredora.free.fr/ (фр.)

Отрывок, характеризующий Дора-Миттельбау

В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.