Дора 1
| Дора 1 | |
|---|---|
| нем. Dora 1 | |
| Тронхейм ( Норвегия) | |
 Ворота бункера Дора 1, май 1945 | |
| Тип | бункер |
| Годы постройки | 1941 — 1943 |
| Застройщик | Организация Тодта |
| Материалы | железобетон, гранит |
| В управлении | 1940 – 45  Кригсмарине  Третий рейх 1945 – наши дни  Норвегия
|
| Битвы/Войны | Вторая мировая война Битва за Атлантику (1939—1945) |
Дора 1 — база для субмарин немецкого Кригсмарине, построенная во время Второй мировой войны в Тронхейме, Норвегия. Тронхейм традиционно упоминался как Drontheim на немецком языке и название DORA от названия литеры «D» в немецком фонетическом алфавите. Бункер «Дора 1» стал одним из элементов в рамках строительства огромной военно-морской базы Кригсмарине и нацистского города Нордштерн.
Содержание
История
После занятия Норвегии в 1940 немецкие оккупанты вскоре поняли, что страна ограничена в средствах ремонта для флота Кригсмарине: там можно было проводить мелкие ремонты. Более обширные ремонтно-восстановительные работы могли проводиться в портах Германии. Капитуляция Франции два месяца спустя снизила стратегическое значение Норвегии для немецкого флота, но порты Норвегии всё ещё расценивались как лучшие местоположения для доступа к Атлантическому и Северному ледовитому океанам, чем в Германии. Для защиты подводных лодок от воздушного нападения требовались бетонные бункеры, и программа по строительству таких бункеров была принята.
Строительство
Строительство бункера, который стал бы частью самой большой немецкой морской базы в Северной Европе, началось осенью 1941 года, спустя год после вторжения в Норвегию. Бункер состоял из пяти пеналов и имел размеры 153м × 105м. Бетонная крыша составляла 3,5м толщиной. Стены были также внушительны: они были 3м толщиной. Работы были взяты компанией Einsatzgruppe 'Wiking' Организации Тодта и строительной компанией из Мюнхена Sager & Wörner.
Во время строительства были трудности с рабочей силой и сырьём. Поскольку множество норвежских строений были из древесины, то их нельзя было использовать в строительстве бункера для извлечения цемента, песка и щебня, компонентов, важных для производства бетона. Сталь, требуемая для армирования бетона, главным образом импортировалась из Германии. Погода также играла свою роль: железные и автомобильные дороги обледеневали и заносились снегом. Готовое жильё, привозимое из Германии, оказалось недостаточным. Из-за погоды было задержано больше судов, чем от вражеского вмешательства. Большая часть строительного оборудования также должна была быть импортирована.
Бункеры в Норвегии были первоначально планировалось возводить двухэтажными. На втором этаже, который должен быть построен над пеналами для субмарин, должны были разместиться жилые помещения, цеха и офисы. Идея была отклонена в конце 1941 из-за проблем, связанных с отсутствием необходимого количества материалов. Также осуществлению двухэтажного проекта мешало место постройки из-за накопленного слоя грязи поверх песчаного и глинистого. С учётом этого бункер Дора 1 значительно просел: на 15см, что волновало строителей больше чем подводников.
Бункер Дора 1 был передан Кригсмарине 20 июня 1943 года как основная база 13-ой флотилии подводных лодок. На случай воздушного нападения бункер был способен надёжно укрыть 16 подводных лодок типа VII-C одновременно.
После начала работ над бункером «Дора 1» стало ясно, что необходимо более крупное сооружение, поэтому началось проектирование «Дора 2» на 140 м западнее первого. Бункер должен должен был иметь четыре дополнительных дока: два мокрых шириной 13,5м и два сухих шириной 20 м. Это позволило бы разместить ещё шесть подводных лодок. Строительство началось в 1942-ом и в связи с недостаточным количеством квалификационных рабочих шло медленно, поэтому к концу войны он был готов лишь на 60%. Незавершённое здание Дора 2 в настоящее время используется верфью. Планировалось также строительство и третьего бункера «Дора 3», в Леангене восточнее Тронхейма, однако от проекта отказались еще до начала масштабных строительных работ.
База подлодок была хорошо защищена не только бункером: на холмах в городе и вокруг Тронхейма установили противоавиационные пушки и другие оборонительные сооружения, чьи бетонные основания можно увидеть и сегодня. Зенитные позиции также имелись и на острове Мункхолмен в Тронхеймс-фьорде рядом с городом.
После войны
После войны бункер Дора 1 должен был быть взорван с помощью динамита, но этот проект был в конечном счете отменен из-за массовой застройки в этой местности и из-за огромных размеров бункера. При взрыве могли серьёзно пострадать окружающие здания. База короткое время использовалась Силами обороны Норвегии; в это время были добавлены два дополнительных этажа, окрашенные в синий цвет. Сегодня в бывшей военно-морской базе размещены городской и государственный архивы, боулинг и несколько других предприятий. Пеналы для субмарин в настоящее время используются в качестве гавани для гражданских судов.
См. также
- Бункер подводных лодок
- База субмарин в Бресте
- База субмарин в Сен-Назере
- База субмарин в Лорьяне
- База субмарин в Ла-Рошель
- BETASOM
- Объект 825ГТС
- Valentin (бункер)
Напишите отзыв о статье "Дора 1"
Ссылки
- [www.nrk.no/programmer/radio/norgesglasset/4634992.html Historien om Dora] (норв.)
- [www.battlefieldsww2.com/Dora_Trondheim.html What remains of the Dora Bunker today]
Отрывок, характеризующий Дора 1
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
