Дорийцы

Дори́йцы или доря́не (др.-греч. Δωριεῖς, ед. число др.-греч. Δωριεύς) — наряду с ахейцами, ионийцами и эолийцами являлись одним из основных древнегреческих племён. Говорили на дорийском диалекте древнегреческого языка, единственным современным потомком которого является цаконский язык.

История

На рубеже XIII—XII веков до н. э. дорийцы в составе других племён (говоривших на западных диалектах) вторглись на территорию Греции и в Пелопоннес, где находились центры микенской цивилизации. Это событие получило название «дорийское вторжение». Племенные группы дорийцев расселились на Пелопоннесе (обл. Арголида, Лаконика, Мессения, Коринфия и Мегарида на Истме), на южных островах Эгейского моря (Крит, Родос, Фера (Санторини), Мелос и др.), в части Эгейского побережья Малой Азии с близлежащими островами (азиатская Дорида).

В ходе Великой греческой колонизации (VIII—VI века до н. э.) дорийские полисы возникли на восточном побережье Адриатического моря, в Южной Италии, на Сицилии, в зоне проливов и Причерноморье.

Основные государства дорийцев:

• Спарта — наиболее известный дорийский полис, долгое время бывший самым сильным в военном отношении греческим государством. В Спарте дольше всего сохранялись простой образ жизни, воинская доблесть и дисциплина граждан, что, как полагали античные авторы, было свойственно именно дорийцам;
• Эгина.
• Полисы Крита.
• Аргос.
• Колонии Южной Италии («Великая Греция») («Большая Греция»).
• Колонии Мегары:
  • на Босфоре — Византий (ныне Стамбул);
  • по берегам Понта Эвксинского (Чёрного моря) — Гераклея Понтийская на Южном побережье (совр. Эрегли в Турции);
  • Сицилия — там на протяжении столетий ведущая роль принадлежала Сиракузам;
• Из Феры вышли дорийские поселения в Киренаике.

Дорийским полисам было присуще развитие, прежде всего, аграрного сектора производства. В то же время среди дорийских государств были такие развитые торгово-ремесленные центры, как Коринф, Эгина, Мегары.

Единственной дорийской колонией в Северном Причерноморье был Херсонес Таврический.

Мифология

Согласно греческой мифологии, родоначальником дорийцев считался Дор, сын Эллина и нимфы Орсеиды. По преданию, жили сначала в европейской Греции, у Олимпа и Оссы, в фессалийской местности Гестиейе и в Дориде у Эты. Земли в Средней Греции (обл. Дорида) они получили от Геракла. Около 1100 года до н. э. дорийцы под начальством Гераклидов вторглись в Пелопоннес, многие из областей которого ранее были завоеваны Гераклом (в мифологии вторжение дорийцев получило название «возвращение Гераклидов»).

См. также

• Дорийское вторжение
• Алет

Литература

• История древнего мира. М., 1989. Кн.1.
• Казаманова Л. Н., Очерк социально-экономической истории Крита в V—IV вв. до н. э., М., 1964.
• [annals.xlegio.ru/greece/kolobova/kolobova.htm#rodos Колобова К. М., Из истории раннегреческого общества (о. Родос IX—VII вв. до н. э.)], Л., 1951.
• Хэммонд Н.-Дж. Пелопоннес (Стремление дорийских государств к господству, ок. 750—650 гг. до н. э. // Кембриджская история древнего мира. Т. III. Ч. 3: Расширение греческого мира. М.: Ладомир, 2007. ISBN 978-5-86218-467-9
• [annals.xlegio.ru/greece/schmidt.rar Шмидт Р. В. Античное предание о дорийском переселении], «Вестник древней истории», 1938, № 2 [3].

• Finley M. Early Greece. The Bronze and Archaic Ages. L., 1970;
• О. Müller, «Die Dorier» (Breslau, 1844).

Отрывок, характеризующий Дорийцы

– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…