Дорнье, Клаудиус

Клод (Клаудиус) Дорнье (нем. Claude Honoré Desiré Dornier; 14 мая 1884, Кемптен — 5 декабря 1969, Цуг) — немецкий авиаконструктор и основатель авиастроительной компании Dornier GmbH.

Биография

В 1907 году окончил Высшую техническую школу в Мюнхене.

Начал свою карьеру в авиации, поступив на работу в компанию «Цеппелин люфтшифсбау» в 1910 году, работал в опытном отделе дирижаблестроительного предприятия Ф. Цеппелина. Дорнье занимался исследованиями аэродинамики цельнометаллического жесткого дирижабля. Вскоре он спроектировал дирижабль для трансатлантических маршрутов. Это произвело впечатление на графа фон Цеппелина и в 1914 году специально для конструирования самолетов по оригинальным идеям Дорнье граф Цеппелин создает в Фридрихсхафене дочернюю компанию «Цеппелин верке Линдау ГмбХ».

С 1915 по 1918 годы Дорнье возглавляет производство цельнометаллических самолетов, включая большие летающие лодки.

Первым самолетом Дорнье была большая летающая лодка Rs.I, которая выделялась своими размерами и впервые используемым в Германии алюминиевым сплавом - дюралем. Лодка была спущена на воду в октябре 1915 года, но была разбита ещё до первого полета. За ней последовали ещё три цельнометаллические летающие лодки Rs.II, III, IV, построенные в последующие три года.

В 1916 году конструкторское бюро Дорнье было переведено в Симос под Фридрихсгафеном, где оно вело работу не только над гидросамолетами. В 1917 году взлетел двухместный истребитель-штурмовик CL.I, построенный для проверки разработок Дорнье в области работающей обшивки. Одноместный истребитель D.I построенный в 1918 году имел фюзеляж с работающей обшивкой, свободнонесущее крыло с торсионной коробкой и сбрасываемым топливным баком под фюзеляжем. Но самолеты разработки Дорнье были скорее опытами в области технологии, чем серьёзными попытками создать серийные образцы. Ни один из них не был запущен в серийное производство.

После окончания Первой мировой войны Дорнье переключился на коммерческую авиацию. 31 июля 1919 года полетела шестиместная пассажирская лодка Gs.I. Она отличалась устойчивым широким корпусом со спонсонами-«штуммелями», ставшими визитной карточкой Дорнье на многие последующие годы. Летающая лодка имела большой успех, но после демонстрации в Голландии союзники потребовали её разрушения, как самолета, попадающего под запрещения Контрольной комиссии. Gs.I была потоплена у Киля 25 апреля 1920 года, а работа по достройке двух 9-ти местных Gs.II не была закончена.

На заводе в Манцеле, где продолжал работать Дорнье, стали выпускаться небольшие самолеты, подходящие под стандарты, установленные союзниками. Этими самолетами были маленький пятиместный Cs.II Дельфин, полетевший 24 ноября 1920 года. На следующий год последовал его сухопутный вариант С.III Комета и двухместная летающая лодка Либелла-I.

В 1922 году «Цеппелин верке Линдау ГмбХ» стала называться «Дорнье металлбаутен ГмбХ». Так как производство больших самолетов в Германии после Первой мировой войны было запрещено, то Клодиус Дорнье начал производство летающей лодки Gs.II, названной им «Wal» («Кит») в Италии на созданной в Марина-ди-Пиза дочерней фирме CMASA. Первая летающая лодка полетела 6 ноября 1922 года. Эти лодки использовались для почтовых и пассажирских перевозок в 1920—1930 годах, количество построенных за тот период машин превысило 260 экземпляров. Самолет строился по лицензии в Японии, Голландии и Испании.

Тем временем работа в Манцелле ограничивалась в основном выпуском небольших коммерческих Дельфина и Кометы, а с 1925 годашестиместного Меркура. Тайно работали и над военными самолетами, включая Do.Н Фальке и Зеефальке — цельнометаллическим свободнонесущим истребителем-монопланом с поплавковым и колесным шасси, прототип которого поднялся в воздух 1 ноября 1922 года. Лицензию на истребитель приобрела Кавасаки, хотя и не использовала её.

Ещё одним военным самолетом, созданным в середине 1920-х, стал Do.D — двухпоплавковый бомбардировщик-торпедоносец, который впервые полетел в июле 1926 года и поступил на вооружение югославской морской авиации.

В 1926 году Дорнье перебрался в Швейцарию, где основал новую фирму «AR фюр Дорнье флюгцойг» и начал проектирование самой большой для того времени летающей лодки — 12-двигательной Do X. Лодка Do X имела взлётную массу более 50 т и поднимала 170 пассажиров. В 1931 году она совершила демонстрационный перелет по четырём континентам.

С 1932 года Дорнье вновь работал в Германии, возглавляя фирму Дорнье верке ГмбХ (Dornier Werke GmbH).

Перед Второй мировой войной Дорнье создал средний бомбардировщик До-17, затем усовершенствованный и применявшийся в военных действиях под обозначением До-217.

После Второй мировой войны фирма Дорнье занималась производством самолётов для частного пользования.

Клаудиус Дорнье возобновил свою деятельность в Испании в 1949 году, а в июне 1954 года состоялся первый полет самолета Do 25, который имел один двигатель ENMA Tайгер (ENMA Tiger) мощностью 150 л.с.. 50 похожих самолетов появились впоследствии под обозначением CASA C-127. Разработанный на основе этого самолета опытный Do 27 поднялся в воздух 8 апреля 1955 года. Производство Do 27A осуществлялось в Германии на заводе Дорнье-Верке.

Сам Дорнье в 1962 году отказался от руководства фирмой и уехал в Швейцарию.

Ссылки

• У. Грин. Дорнье // [base13.glasnet.ru/wol/do.htm ] = «Крылья люфтваффе (Боевые самолеты Третьего Рейха)» / Перевод Андрея Фирсова. — выпуск #4. — Москва: ОНТИ ЦАГИ, 1994-1996. — ("История авиационной техники" (приложение к бюллетеню Техническая информация)).

Отрывок, характеризующий Дорнье, Клаудиус

– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.