Дорога на...

Не следует путать с термином «Дорога на» (фильм российского режиссёра Таисии Игуменцевой, 2011 год).

«Дорога на…» (или «Дорога в…»; англ. Road to …) — цикл из семи кинофильмов с участием Бинга Кросби, Боба Хоупа и Дороти Ламур, выпускавшихся компанией Paramount Pictures (США) с 1940 по 1962 год. Комедии с элементами приключенческих, мелодраматических и музыкальных фильмов, остро пародирующие сложившиеся в первой половине ХХ века кинематографические штампы. В настоящее время «Дорога на…» рассматривается как один из первых примеров франшизы.

История создания и художественные особенности

Соединение двух взаимодополняющих талантов в кино эффективно использовалось Голливудом с момента, когда фильмы только начали производиться. От Стэна Лорела и Оливера Харди до Мела Гибсона и Дэнни Гловера здравый смысл подсказывал взять и столкнуть двух одарённых актёров на съёмках… и прокат обернётся огромными кассовыми сборами. Картины серии «Дорога на…» может и не совсем из их числа, но для своего времени они были финансово успешными фильмами.

— «Дорога к… кассовому успеху: Семь комедий Бинга Кросби, Боба Хоупа и Дороти Ламур»

После появления на студии Paramount Pictures идеи создания первого фильма (с рабочим названием сначала «Дорога на Мандалай», а позже — «Побережье мечты») главные роли на различных этапах предлагались Фреду Макмюррею, Джеку Оуки, Джорджу Бёрнсу и Грейси Аллен. После их отказа предложение отправили Кросби и Хоупу, уже имевшим опыт совместных выступлений, а также Дороти Ламур. В картине «Дорога в Сингапур», единственной из всего цикла, исполнители центральных персонажей расставлены в порядке Кросби-Ламур-Хоуп, сменившемся позже на Кросби-Хоуп-Ламур, так как, по мнению российского кинокритика Андрея Плахова, именно этот фильм изменил статус Боба Хоупа и сделал его «кинозвездой большого калибра».

Как первый, так и все последующие фильмы сюжетно не связаны между собой, персонажи имеют разные имена, профессии; изменяются также некоторые черты характера. Кроме того, романтические отношения героинь Ламур развиваются от фильма к фильму то с одним, то с другим партнёром (заканчиваясь, в 5 фильмах из 7, взаимной любовью с персонажем Кросби). Для всех лент характерен приём регулярного обращения к зрителям (так называемое разрушение четвёртой стены) с личностными комментариями своих поступков или действий других актёров. Отсутствие в сюжетах фильмов рационализма и логики, сознательная подмена их абсурдом и иррациональностью позволили автору нескольких энциклопедических изданий по истории кино, американцу Филу Холлу отнести это явление к популярному в первой четверти ХХ века течению дадаизма.

Каждая из картин содержит 4-6 музыкальных номеров, при этом как минимум один — сольное выступление Кросби (наиболее часто в жанре романтической баллады), один — вокальная женская партия Ламур, один — комические куплеты Кросби и Хоупа.

Для всего цикла характерен ряд шуток, которые переходят из серии в серию:

• Pat-a-cake — детская забава, аналог русской игры «в ладушки». Персонажи Кросби и Хоупа всегда начинали эту игру перед отпором какому-либо противнику. От идиотизма происходящего нападающие на мгновение цепенели, после чего Кросби и Хоуп переходили в ответную атаку и, как правило, на время нейтрализовали врага.
• Мошенничество — в том или ином виде присутствует в каждом фильме серии. Направлено либо против друг друга, либо против третьих лиц. В последнем случае не несёт откровенно криминального характера и ограничивается лишь самыми незначительными потерями для пострадавших (распространение «универсального пятновыводителя», запуск манекена в аттракционе «человек-снаряд», продажа героя Хоупа в рабство и так далее).
• Остроты и язвительные намёки о репликах или действиях партнёра.
• Шутки о лёгкой полноте персонажей Хоупа («запасное колесо», «спасательный круг» и тому подобное).

13 октября 1977 года было объявлено, что трио актёров вновь воссоединится для создания восьмого фильма серии — «Дорога к вечной молодости» (англ. The Road to The Fountain of Youth). Но проект не состоялся, поскольку Бинг Кросби умер на следующий день от обширного инфаркта.

«Дорога в Сингапур» (1940 год)

Режиссёр Виктор Шерцингер, сценаристы Френк Батлер и Дон Хартман. Чёрно-белый, продолжительность фильма 85 минуты, премьера состоялась 14 марта 1940 года. В этом фильме в партнёрстве с тремя главными исполнителями сыграл Энтони Куинн (Цезарь).

Сюжет

Два товарища — моряка Джош Мэллон (Кросби) и Эйс Ленниган (Хоуп) бегут от данных ранее брачных обязательств в Сингапур. На одном из тропических островов к ним присоединяется ресторанная танцовщица Мимму (Ламур). Оба товарища влюблены и пытаются ухаживать за девушкой. Мимма делает выбор в пользу Джоша. Однако на острове объявляется его отец и увозит сына в США. Вскоре Джош бежит от отца и присоединяется к друзьям.

Линейное повествование сюжета чередуется с музыкальными номерами, при этом массовые национальные танцы аборигенов вымышленного острова Кайгон сопровождаются песнопениями на эсперанто.

«Дорога в Занзибар» (1941 год)

Режиссёр Виктор Шерцингер, сценаристы Френк Батлер и Дон Хартман (по сюжету Сая Бартлетта и Френка Батлера). Чёрно-белый, продолжительность фильма 91 минута, премьера состоялась 11 апреля 1941 года. Решением Национального совета кинокритиков США картина включена в десятку лучших фильмов года. В статье обозревателя «Variety», вышедшей сразу после премьеры фильма, отмечается, что хотя он и наполнен большим количеством комедийных ситуаций, ему не хватает компактности и непосредственности, свойственных предыдущему фильму. Аналогичные замечания в «тяжеловесности и натянутости» шуток делает ленте критик Деннис Шварц. Тем не менее, рецензент «The New York Times» свою статью о картине (1941 год) резюмирует, что она — не более чем лёгкая кинокомедия, где «Кросб и Хоуп шутят, Ламур поёт пару песенок, а зритель может весело провести время».

Сюжет

Два американца Чак Рирдон (Кросби) и Хуберт Фрейзер (Хоуп) промышляют на ярмарках крупных африканских городов мелким мошенничеством. В результате сомнительных операций им приходится скрываться от преследования шайки авантюристов. В одном из городков, Чак и Хуберт знакомятся с двумя молодыми девушками — также мошенницами. Лучший шанс замести следы — отправиться в джунгли на сафари. Во время этого путешествии они попадают в лапы диких животных, в племя людоедов, но всегда легко выходят из затруднительных ситуаций.

«Дорога в Марокко» (1942 год)

Режиссёр Дэвид Батлер, сценаристы Френк Батлер и Дон Хартман. Чёрно-белый, продолжительность фильма 82 минуты, премьера состоялась 10 ноября 1942 года (через 48 часов после начала операции «Факел» — высадки британо-американских сил в Алжире и Марокко в рамках Северо-Африканской кампании 1942 года). Первая картина из «дорожной» серии, которая была поставлена по оригинальному сценарию. В этом фильме ещё раз в цикле сыграл Энтони Куинн (шейх Муллай Касим).

Фильм был номинирован на премию Оскар за лучший оригинальный сценарий и лучший звук, но наград не получил. В 1996 году картина включена в Национальный реестр фильмов США. Член Ассоциации кинокритиков Лос-Анджелеса Эмануил Леви рассматривает картину как лучшую серию цикла. Обозреватель «National Catholic Register» подчёркивал факт, что это не более, чем развлекательное кино:

Третий из широко известных «дорожных» фильмов <…> и, пожалуй, лучший. Беззаботный и нелепый, непростой, но без чрезмерно сложного сюжета. Он должен был бы стать точкой в дорожных фильмах, пока они не опустились до пародии на самих себя.

Сюжет

Два товарища Джефф и Орвилл в результате кораблекрушения оказываются на пустынном африканском берегу. На верблюде они добираются до ближайшего города. Чтобы добыть денег на еду, Джефф продаёт Орвилла в рабство незнакомцу, но обещает в самое ближайшее время выкупить товарища. Через несколько дней Джефф разыскивает Орвилла, но не в рабским ярме, а в покоях принцессы Шалмар, которая выкупила того и даже планирует выйти за него замуж. Познакомившись с Джеффом, принцесса пересматривает свой выбор и соглашается стать его женой и отправиться в США. Орвилл довольствуется Маймой — девушкой из свиты. Бывший жених принцессы шейх Муллай Касим со своими воинами похищает Шалмар и увозит в пустыню, где начинает готовится к свадьбе. Джефф и Орвилл тайно пробираются туда и освобождают принцессу Шалмар и Майму. Две пары влюблённых возвращаются на корабле в США.

«Дорога в Утопию» (1946 год)

Режиссёр Хэл Уолкер, сценаристы Мелвин Френк и Норман Панама. Чёрно-белый, продолжительность фильма 90 минут, премьера состоялась 27 февраля 1946 года. Единственный фильм из цикла, где действие происходит в вымышленном месте и в исторический период значительно более ранний, чем время съёмок (Золотая лихорадка на Аляске, конец XIX века). Всё действие, происходящее на экране, комментирует популярный для своего времени комик Роберт Бенчли. Определённая уникальность истории состоит и в том, что героиня Ламур единственный раз в цикле в финале остаётся с персонажем Хоупа.

Фильм был снят в 1944 году. Однако его премьера была отложена из-за избытка кинопродукции у Paramount Pictures в этот период. Кроме того, согласно автобиографии Дороти Ламур «Моя сторона дороги», выпуск лёгкой кинокомедии был приостановлен для того, чтобы не помешать получению Бингом Кросби ожидаемой премии «Оскар» за лучшую мужскую роль — за драматическую роль священника Чака О`Молли в фильме «Идти своим путём».

Сюжет

Два актёра провинциального варьете Дюк Джонсон (Кросби) и Честер Хьютон (Хоуп) случайно получают карту участка с указанным там местом расположения золотоносной жилы. Под именами предыдущих владельцев карты — беглых бандитов Сперри и Макгарка, они отправляются на Клондайк в надежде разбогатеть. Но у золота есть и законная владелица — местная певичка Сел Ван Хойден (Ламур), у убитого отца которой гангстеры ранее похитили план. По характерному для жанра стечению обстоятельств Дюк и Честер знакомятся и одновременно влюбляются в девушку. Используя женское очарование, она пытается вернуть карту себе. Одновременно в посёлке золотоискателей объявляются подлинные Сперри и Макгарк. Следуют многочисленные ситуации, свойственные для комедии положений. В финале происходит погоня на собачьих упряжках: за Дюком, Честером и примкнувшей к ним Сел гонятся бандиты. Друзьям почти удаётся скрыться, но на озере сани переворачиваются, лёд раскалывается. Сел и Честер остаются на одной стороне разлома, Дюк — один против преследователей… Сюжетный взгляд в будущее переносит зрителя в настоящее время, где немолодой уже Дюк рассказывает также постаревшим Сел и Честеру как ему удалось убежать от гангстеров, а они представляют ему своего сына, который как две капли воды похож на Дюка.

Картина традиционно для всей «дорожной» серии содержит танцевальные и музыкальные номера.

Признание и критика

Картина была номинирована на премию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий.

Фильм «Дорога в Утопию» сразу после премьеры кинокритики таких изданий, как «Variety», «New York Times» оценили очень высоко как с творческой стороны, так и со стороны технического исполнения. Отмечая, что хотя ленте и свойственен более неторопливый темп, чем другим фильмам серии, она «сохраняет прежний уровень сумасбродного абсурда».

Кинокритик Денис Шварц из «Ozus' World Movie Reviews» отмечает:

В весёлом, живом фильме достаточное количество острот и экспромтов <…> При этом сценаристы столкнулись с рядом сложностей, пытаясь удовлетворить сразу трёх звёзд, находящихся на пике своей популярности.

Обозреватели интернет-ресурса Three Movie Buffs (Эрик Нэш, Патрик Нэш и Скотт Нэш) дают оценку картинам с точки зрения современных знаний о последующей истории развития медиафраншизы:

«Дорога в Марокко» и «Дорога в Утопию» характеризуют абсолютный пик «дорожных» фильмов как в финансовом результате, так и в оценке критиков. «Марокко» был пародией на старые картины в стиле Тысячи и одной ночи, а «Утопия» копирует ленты про золотую лихорадку. Бинг, Боб и Дороти доказали, что независимо от климата, будь то езда на верблюдах в пустыне или на собачьих упряжках в снегу, они умеют развлекать.

«Дорога в Рио» (1947 год)

Режиссёр Норман Зенос Маклеод, сценаристы Эдмунд Белойн и Джек Роуз. Чёрно-белый, продолжительность фильма 100 минут, премьера состоялась 25 декабря 1947 года. Роль коварной опекунши исполнила Гейл Сондергаард. В роли бразильских гитаристов выступило трио комиков и музыкальных эксцентриков «Wiere Brothers». В номере «You Don’t Have to Know the Language» Бинга Кросби сопровождает вокальное трио «Сёстры Эндрюс», чрезвычайно востребованное в кинематографе США 1940-х годов. Картина была номинирована на премию «Оскар» за лучшую музыку к фильму.

Сюжет

Два музыканта — Свини по прозвищу Скат (Кросби) и Бартон по прозвищу Хот Липс (Хоуп), путешествуют по США в поисках работы. После непреднамеренного поджога цирка в Луизиане они вынуждены спрятаться на корабле, совершающем рейс в Рио-де-Жанейро. На лайнере они становятся свидетелями криминального гипноза, который применяет некая Кетрин Вайл (Сондергаард) в отношении опекаемой ею молодой женщины Люси Марии де Андраде́ (Ламор). Вайл планирует выдать Люси замуж за своего брата для получения неких важных документов.

Свини и Бартон, прибыв в Рио, помогают девушке сбежать от коварной опекунши, и, сформировав с уличными бразильскими музыкантами небольшой оркестр, с успехом выступают в дорогом местном клубе. Там их настигает миссис Вайл, вновь подчиняет себе разум Люси, а Свини и Бартону пытается внушить (безуспешно) смертельную ненависть друг к другу. После серии приключений, друзья срывают свадебную церемонию. Люси свободна, загадочные документы попадают в руки героев. Свини читает их, но, когда Бартон интересуется их содержанием, восклицает: «Мир не должен этого узнать!».

Критика

Штатные кинообозреватели «The New York Times» после первых дней проката отметили, что в пятый фильм, вероятно, не самый смешной и не самый успешный из «дорожного» цикла. Критик Грэм Кларк в обозрении на ресурсе The Spinning Image даёт более благожелательную оценку:

Этот фильм — самый длинный из «дорожной» серии, но он настолько ярок с его бесшабашными приколами, безупречной синхронностью, весёлыми песнями, что вы бы не возражали, если бы он шёл еще на один час дольше.

Такому же приёму картина удостоена на другом современном ресурсе — The Movie Scene:

«Дорога в Рио» представляет собой блестящий фильм, потому что это просто непрекращающееся развлечение. <…> Даже если сюжет прост, то, на самом деле, это не имеет значения, потому что он не более чем идеальная связка для музыкальной комедии.

«Дорога на Бали» (1952 год)

Режиссёр Хел Уокер, автор сценария Френк Батлер. Единственный цветной фильм из серии; премьера состоялась 1 ноября 1952 года; продолжительность — 91 минута.

Сюжет

Джордж (Кросби) и Гарольд (Хоуп) — американские певцы и танцоры, выступающие по небольшим варьете в Мельбурне, спешно покидают город, спасаясь от обещанных брачных обязательств. Они задерживаются в городке Дарвин, где находят работу в качестве ловцов жемчуга на лодке, нанявшись к Кену Ароку, одному из островных правителей. Оба товарища увлечены красотой принцессы Лалы (Ламур) — родственницы Арока. Обнаружив при одном из погружений сундук с драгоценными камнями, Джордж, Гарольд и Лала бегут от принца Арока и оказываются на новом острове. Принцесса не может выбрать, ухаживания какого из двух мужчин ей принять. После некоторых комичных недоразумений два товарища принимают участие в туземной свадебной церемонии, полагая, что Лала берёт в мужья их обоих. В действительности оказывается, что они вступили в брак друг с другом. За свадьбу между мужчинами местное божество — вулкан начинает извергаться. Спасаясь, двое мужчин и девушка оказываются ещё на одном острове, где вскоре принцесса делает окончательный выбор в пользу Джорджа.

Критика

Кинокритики неоднократно подчёркивали, что к шестому фильму Кросби (49 лет) был откровенно стар для амплуа героя-любовника, а вместе с Хоупом они играют и острят уже «как-то без огонька». Некоторым образом оправдывая актёров, обозреватели российской газеты «Коммерсантъ» отмечают:

Эти фильмы и не притворялись чем-то большим, чем они были. Хоуп может обратиться напрямую к зрителям: парни, я сейчас спою немного, так что ловите момент, сбегайте за попкорном. Главное достоинство «Дороги на Бали», благодаря которому фильм и остался в истории кино: в нём впервые в массовом порядке использовалось камео, молниеносное и необязательное появление на экране звезд — Хамфри Богарта, Джерри Льюиса, Дина Мартина, Джейн Расселл.

При этом появление Богарта — аллюзия на фильм «Африканская королева», Расселл — на её героиню из комедийного вестерна «Бледнолицый» (англ. The Paleface) и последующего сиквела. Льюис и Мартин появились в картине на основе своеобразного творческого бартера: в следующем году Кросби и Хоуп ответили коллегам участием в эпизоде в их фильме «Напуганные до смерти» (англ. Scared Stiff).

Влияние на культуру

Эти фильмы являются очень важным и влиятельным звеном в эволюции американской кинокомедии; легко понять, почему они так смешны и сегодня. Их основные шаблоны и условности, не говоря уже о типично американском саркастическом тоне, были скопированы и превратились в бесчисленное множество других проектов в течение последних 60 или 70 лет.

— Павел Мэвис, историк кино

• Кинокомедия Мела Брукса «Всемирная история, часть первая» содержит музыкальный номер «We’re off on the road to Judea», являющийся своеобразной пародией на песню «(We’re Off on the) road to Morocco» из третьего фильма цикла.
• В кинокомедии «Шпионы, как мы» (1985 год) режиссёр Джон Лэндис во многом копирует героев «дорожных» фильмов: Дэн Эйкройд воспроизводит типаж Кросби, а Чеви Чейз — Хоупа. При этом сам Боб Хоуп появляется в 30 секундном камео.
• Кинорежиссёр Элейн Мэй при создании ею фильма «Иштар» (1987 год) использовала образы из цикла «Дорога на…», причём персонажа Кросби исполнил Дастин Хофман (в «Иштаре» — типаж «ловелас»), а персонажа Хоупа — Уоррен Битти (типаж «недотёпа»).
• С мая 2000 года американская вещательная сеть Fox Broadcasting Company в анимационном сериале «Гриффины» начала выпуск нескольких серий под общим названием «Road to…» (другое название — «Family Guy Road shows»), которые определённым образом повторяют оригинальные художественные фильмы от Paramount Pictures. Особую схожесть придают музыкальные номера и элемент пародии уже на современные кинематографические штампы. Идея проекта принадлежала создателю и исполнительному продюсеру «Гриффинов» Сету Макфарлейну.
• Один из эпизодов мультипликационного сериала «Чудеса на виражах» (Walt Disney Pictures) называется «Дорога в Макадамию» (The Road to Macadamia) и является аллюзией на «дорожную» серию.
• Созданный компанией DreamWorks в 2000 году мультфильм «Дорога на Эльдорадо», по мнению кинокритика Боба Блюма из «Journal & Courier», Лафайет, штат Индиана, вдохновлён именно циклом «Дорога на…». При этом авторы не стали наделять анимационных персонажей характеристиками классического тандема Кросби-Хоупа, где первый — «энергичные мозги», а второй — «трусливая жертва».

Литература

• Mielke R. G. Road to box office: the seven film comedies of Bing Crosby, Bob Hope, and Dorothy Lamour, 1940-1962. — BearManor Media, 2010. — 272 с. — ISBN 978-1593935450.
• Neibau J. L. The Bob Hope Films. — Mcfarland & Co Inc Pub, 2007. — 2008 с. — ISBN 978-0786410507.

Ссылки

• [tvtropes.org/pmwiki/pmwiki.php/Franchise/RoadTo?from=Main.RoadTo «Дорога на…»] в проекте TV Tropes  (англ.)
• «Дорога в Сингапур» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• «Дорога в Занзибар» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• «Дорога в Марокко» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• «Дорога в Утопию» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• «Дорога в Рио» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• «Дорога на Бали» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Дорога на...

Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.