Дорога на Берлин

Дорога на Берлин
Жанр	драма военный
Режиссёр	Сергей Попов
Продюсер	Александр Литвинов, Карен Шахназаров Ольга Голомовзюк
Автор сценария	Евгений Никишов, Эммануил Казакевич
В главных ролях	Юрий Борисов, Амир Абдыкаликов, Максим Демченко, Мария Карпова, Екатерина Агеева, Валерий Ненашев, Сергей Веселов, Филипп Савинков, Игорь Хрипунов, Игорь Бровин
Оператор	Шандор Беркеши
Композитор	Роман Дормидошин
Кинокомпания	Мосфильм
Длительность	122 мин.
Страна	Россия Россия
Язык	русский
Год	2015
Выход фильма «Дорога на Берлин»

К:Фильмы 2015 года

«Дорога на Берлин» — военная драма режиссёра Сергея Попова. Фильм снят по мотивам повести Эммануила Казакевича «Двое в степи» и военных дневников Константина Симонова. Премьера состоялась 7 мая 2015 года.

Сюжет

Начало событий относится к лету 1942 года. На фронт прибывает только что окончивший военное химическое училище, молодой неопытный лейтенант 20-летний Огарков Сергей, назначенный на должность офицера связи 114-й стрелковой дивизии. В штабе армии ему дают первое задание — доставить на передовую в штаб 341-й стрелковой дивизии пакет с боевым приказом об отступлении. Огарков заблудился и не смог своевременно выполнить приказ. При внезапном наступлении противника, Огарков полностью теряется и отступает в тыл. Дивизия, так и не получив боевой приказ, гибнет в окружении.
В тылу трибунал расследует действия арестованного Огаркова. Офицер Иван Синяев, выполнявший вместе с Огарковым доставку донесения в соседнюю дивизию, считает, что Огарков проявил трусость. Решением суда Огарков приговаривается к расстрелу. К нему приставляется рядовой Джурабаев, являющийся по возрасту его ровесником, который его охраняет до приведения в действие приговора.
Внезапно в село, в котором находился под стражей Огарков, въезжают прорвавшие оборону войска противника. Джурабаев принимает самостоятельное решение вместе с задержанным Огарковым прорываться к своим, к штабу армии. По дороге они наблюдают сцену казни советских военнопленных.
Огарков при возможности решает убить уснувшего Джурабаева вилами, но так и не может сделать это.
По дороге к линии фронта Джурабаев и Огарков подходят к реке, которую следует пересечь. Встретившийся местный мальчик показывает им тяжело раненного советского лётчика, которого Джурабаев и Огарков решают переправить через реку. Джурабаев говорит, что не умеет плавать. Огарков принимает решение соорудить плот и переправляет на нём на другой берег реки раненого лётчика и Джурабаева.
Перебравшись через реку, они примыкают к воинской части, также пробивающейся из окружения к своим. Командир части решает, что у него каждый боец на счету, и приказывает Джурабаеву с Огарковым перейти в его подчинение. Арестованному Огаркову вручается оружие.
Огарков, видя как Джурабаев мучается с изношенными ботинками, выменивает у интенданта на семейную реликвию (часы дедушки) новые сапоги. При этом получивший сапоги Джурабаев не знает, что всё это устроено Огарковым.
В попытке вырваться из окружения, красноармейцы предпринимают усилия выбить противника из деревни. Но затаившийся немецкий снайпер не даёт подняться пехоте. Атака захлебнулась. Тогда Огарков с Джурабаевым предпринимают отчаянную попытку определить позицию снайпера. Огарков без оружия бежит в направлении противника и провоцирует снайпера на открытие огня. Джурабаеву удаётся засечь позицию снайпера и уничтожить его.
Случайно оказавшийся на передовой фронтовой корреспондент, узнав о решительных действиях Джурабаева и Огаркова, решает сфотографировать их для газеты.
Джурабаев напоминает Огаркову, что тот всё ещё является арестованным, и он его обязан доставить в штаб армии.
По дороге в штаб армии Джурабаев признаётся, что не знает грамоты, и просит Огаркова написать письмо его матери. Огарков предлагает написать в письме матери всю правду о том, как её сын выполняет ответственное задание по конвоированию преступника. Джурабаев говорит, что мать может подумать, что он служит в тюрьме. Огарков предлагает написать письмо отцу. Джурабаев отвечает, что его отец погиб на фронте годом ранее и предлагает написать про степь, в которой они находятся, которая ему напоминает родную.
Воспользовавшись тем, что Джурабаев уснул, Огарков решает убежать от него, но, передумав, возвращается к нему.
Не дойдя до штаба армии, они натыкаются на военный патруль в населённом пункте. Комендант гарнизона в приказном порядке заявляет Джурабаеву, что он сам разберётся с Огарковым, поскольку имеет на это все полномочия. Джурабаев напоминает ему о своём приказе доставить его в штаб армии, но получает отказ.
Перед зданием комендатуры Джурабаев встречает председателя трибунала, который вёл суд над Огарковым. Огаркова ведут на расстрел с остальными приговорёнными. Неожиданно перед самым расстрелом Огаркова выводят из строя приговорённых и отправляют к коменданту. Джурабаеву удалось через председателя трибунала передать коменданту наградной лист на Огаркова о предоставлении ему боевого ордена. Комендант заявляет Огаркову, что теперь его участь будут решать в штабе армии.
Деревня, в которой Огарков и Джурабаев остановились на ночлег, подвергается артиллерийскому обстрелу. Джурабаев, получив осколочные ранения, умирает. Огарков хоронит Джурабаева. Мария — хозяйка дома, где они остановились на ночлег, — передаёт Огаркову письмо, которое он писал для матери Джурабаева, найденное в его гимнастёрке.
Далее Огарков следует в штаб армии один, взяв с собой винтовку Джурабаева.
По пути он встречает Ивана Синяева, который на трибунале свидетельствовал против него. Синяев приводит его в штаб армии. Штабной офицер передаёт Синяеву письмо, написанное матери Джурабаева, с просьбой отправить его по адресу.

1945 год. Территория Германии. Огарков Сергей уже в звании капитана встречается с Синяевым Иваном, получившим звание полковника. Синяев вручает Огаркову фронтовую газету трёхлетней давности с фотографией Джурабаева и Огаркова на фоне подбитой германской бронемашины.

В ролях

• Юрий Борисов — лейтенант Сергей Огарков
• Амир Абдыкаликов — рядовой Джурабаев
• Максим Демченко — лейтенант Иван Синяев
• Мария Карпова — Мария - хозяйка ночлега
• Екатерина Агеева — Светлана, машинистка трибунала
• Валерий Ненашев - председатель трибунала
• Сергей Веселов - член трибунала
• Николай Дроздовский - командир дивизии
• Филипп Савинков - ординарец Синяева
• Игорь Бровин - член трибунала
• Сергей Власов - комендант гарнизона
• Александр Обласов - интендант
• Витас Эйзенах - штандартенфюрер СС
• Лидия Омутных - фельдшер
• Сергей Королёв - военный корреспондент

Интересные факты

• На произведение Эммануила Казакевича «Двое в степи» уже снималась одноимённая кинокартина. Кинолента «Двое в степи» была снята в 1962 году, также на киностудии Мосфильм режиссёром Анатолием Эфросом. Премьера картины прошла 4 мая 1964 года (за 51 год до повторной экранизации). Главные роли были сыграны Валерием Бабятинским и Асу Нурекеновым. Главным отличием от прежней экранизации является возраст Джурабаева. Если в фильме 1962 года он представляется как зрелый опытный мужчина, что соответствовало описанию в книге, то в экранизации 2015 года Джурабаев является ровесником Огаркова (по второй экранизации отец Джурабаева погиб на фронте годом ранее).
• На письме написанном матери Джурабаева имеется следующий адрес: "Казахская ССР, Талгарская область, посёлок Ленинский, дом 8". Название области является вымышленным. Талгар - это административный центр одноимённого района Алматинской области.
• Создатели фильма намеренно не привлекали к съёмкам известных артистов:

  ...Мы специально искали неизвестных актёров, которые не имеют никакого отношения к телевизору, чтобы не возникало лишних ассоциаций. В этом отношении мы шли по пути документальной стилистики...

  — режиссёр фильма Сергей Попов

Ссылки

• [www.1tv.ru/cinema/ts=792 "Дорога на Берлин": что осталось за кадром]

Отрывок, характеризующий Дорога на Берлин

Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.