Дос Пассос, Джон

Джон Дос Пассос
Имя при рождении:	John Roderigo Dos Passos
Род деятельности:	прозаик
[lib.ru/INPROZ/PASSOS/ Произведения на сайте Lib.ru]

Джон Родери́го Дос Па́ссос (John Roderigo Dos Passos; 14 января 1896 года, Чикаго, Иллинойс, США — 28 сентября 1970 года, Балтимор, Мэриленд, США) — американский писатель португальского происхождения.

Биография

Джон Дос Пассос родился 14 января 1896 года в Чикаго в семье богатого юриста. Дед писателя по отцу Мануэл Жоаким Душ Пассуш (Manuel Joaquim Dos Passos) — выходец из посёлка Понта-ду-Сол на острове Мадейра, эмигрировавший в США в 1830 году. После окончания престижной школы в Коннектикуте в 1907 году в сопровождении наставника отправился за границу изучать классическое искусство, литературу и архитектуру. В течение шести месяцев он посетил Францию, Англию, Италию, Грецию и Ближний Восток. Обучался в Гарвардском университете с 1913 по 1916 год. С июля 1917 года работал добровольцем-шофёром в Париже и на севере Италии в санитарном подразделении. Летом 1918 года был мобилизован в армию США и отправлен в Париж. Армейское начальство разрешило ему посещать курсы по антропологии в Сорбонне.

К его разрыву с Хемингуэем привела их поездка корреспондентами на Гражданскую войну в Испании. Хемингуэй писал впоследствии:

Дос Пассос, который прежде был таким славным малым, ужасно струсил тут.

По другим данным, Дос Пассос уехал из Испании и впоследствии порвал с левым движением после того, как резидентура НКВД в Мадриде расстреляла его друга — учёного и переводчика Хосе Роблеса. Отношения с Хемингуэем также прекратились.

Политические взгляды

В молодости придерживался левых взглядов. Считал США «нацией двух народов» — богатых и бедных. С восторгом отзывался о рабочем движении в США.

В 1928 году провёл несколько месяцев в СССР, изучая коммунизм. Встречался и беседовал с Корнеем и Николаем Чуковскими. Последний так описал Пассоса: «Это был высокий тощий человек лет тридцати с небольшим, но уже совсем лысый. Маленькая его голова, ничем не прикрытая, была несколько закинута назад, словно он старался рассмотреть верхушки берез <…> рядом с ним Стенич казался иностранцем <…> перед нами сидел типичнейший русский интеллигент, знакомый и понятный нам и по усмешке, и по мягкому взгляду близоруких умных глаз, и по неуверенным рассеянным движениям крупных рук, и по дырке на спущенном носке. Он рассказал мне, как в Ленинграде он увидел пьяного, спящего на мостовой под дождём, и как он понял, что, несмотря на социализм, мы такие же люди, как все».

В 1930-х годах работал в комиссии Дьюи — общественной группе, расследовавшей обвинения против Троцкого на Первом московском процессе (1936).

Порвал с коммунизмом советского типа после поездки в Испанию во время Гражданской войны. Позднее писал о коммунизме:

Я пришёл к выводу, особенно после поездки в Испанию, что гражданские свободы требуют защиты на каждом этапе. Я уверен, что в Испании методы ГПУ, применяемые коммунистами, нанесли столько же вреда, сколько принесли пользы их лётчики, танкисты и другие военные специалисты. Проблема с всесильной секретной полицией в руках фанатиков (или кого-либо вообще) состоит в том, что, однажды запущенная, она не остановится пока не разрушит всю политическую жизнь. Боюсь, что именно это происходит в России.

Оригинальный текст (англ.)  

I have come to think, especially since my trip to Spain, that civil liberties must be protected at every stage. In Spain I am sure that the introduction of GPU methods by the Communists did as much harm as their tank men, pilots and experienced military men did good. The trouble with an all powerful secret police in the hands of fanatics, or of anybody, is that once it gets started there's no stopping it until it has corrupted the whole body politic. I am afraid that's what's happening in Russia.

Творчество

Первые романы — «Посвящение одного человека» ("One Man's Initiation: 1917", 1920) и «Три солдата» ("Three Soldiers", 1921) — относятся к литературе «потерянного поколения». Дос Пассос начал формалистическое экспериментирование в романе «Манхэттен» ("Manhattan Transfer", 1925).

В трилогии «США», включающей книги «42-я параллель» ("The 42nd Parallel", 1930), «1919» ("Nineteen Nineteen", 1932) и «Большие деньги» ("The Big Money", 1936), Дос Пассос показал культуру страны первых десятилетий двадцатого века. В его вторую трилогию «Округ Колумбия» вошли романы «Приключения молодого человека» ("Adventures of a Young Man", 1939), «Первый номер» ("Number One", 1943) и «Великий замысел» ("The Grand Design", 1949)). Свой метод Дос Пассос называл «камера обскура».

Сочинения

• романы «Как легче всего преуспеть» (Most Likely to Succeed, 1954), «В середине века» (Midcentury, 1961), «Война господина Уилсона» (Mr. Wilson’s War, 1962), «Самые лучшие времена» (The Best Times, 1967);
• сборник стихов «Тележка на привязи» (A Pushcart at the Curb, 1922);
• пьесы «Мусорщик» (The Garbage Man, 1926), «Авиакомпания» (Airways, Inc., 1929), «На высотах удачи» (Fortune Heights, 1934);
• книги путевых заметок «Росинант снова в пути» (Rosinante to the Road Again, 1922), «Восточный экспресс» (Orient Express, 1927), «Во всех краях» (In All Countries, 1934), «С войны на войну» (Journey Between Wars, 1938);
• сборники статей «На чем мы стоим» (The Ground We Stand On, 1941), «Положение страны» (State of Nation, 1944).

• Дос Пассос Дж. Манхэттен / Пер. с англ. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1992. — 384 с.
• Дос Пассос Дж.[bookaudi.ru/pes_97197.html 1919 (и аудио)]. — М.: АСТ, 2004. — 446 с. ISBN 5-17-025845-3
• Дос Пассос Дж. 42-я параллель. — М.: АСТ, 2004. ISBN 5-17-024155-0

Литература

• Салманова Е. М. Несколько писем из середины 30-х (неизвестная переписка Джона Дос Пассоса, Сергея Динамова и Уолта Кармона)// Новое литературное обозрение. 1993. № 4.
• Салманова Е. М. «Советский» Дос Пассос: миф и реальность (К истории восприятия писателя в России) // Начало века. Из истории международных связей русской литературы. СПб: Наука, 2000. С. 268—280.
• Старцев А. Джон До Пассос. М., 1934. — 152 с.
• Старцев А. О новой книге Дос Пассоса // Интернациональная литература. 1936. № 10.
• Мирский Д. Джон Дос-Пассос, советская литература и Запад // Литературный критик. 1933. № 1. С. 111—126.
• Townsend Ludington. John Dos Passos: a twentieth century odyssey. New York: Dutton, 1980. xx, 568 p.: ill.

Ссылки

• [eldb.net/name/nm002952/ Джон Дос Пассос на сайте The Electronic Literary Database (ELDb)]
• [www.lib.ru/INPROZ/PASSOS/ Lib.Ru: Джон Дос Пассос]
• [www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/john_passos/ Биография]

Отрывок, характеризующий Дос Пассос, Джон

– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.