Доу, Сэмюэл Каньон

Сэмюэл Каньон Доу Samuel Kanyon Doe<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Либерии
6 января 1986 года — 9 сентября 1990 года
Предшественник:	Уильям Толберт
Преемник:	Чарльз Тейлор
Рождение:	6 мая 1951(1951-05-06) дер.Тузон, Гранд-Геде, Либерия
Смерть:	9 сентября 1990(1990-09-09) (39 лет) Военная база в Колдуэлл
Партия:	Национал-демократическая партия Либерии
Награды:

Сэмюэл Каньон Доу (англ. Samuel Kanyon Doe; 6 мая 1951, дер.Тузон, Гранд-Геде — 9 сентября 1990) — президент Либерии с 1980 по 1990 год.

Биография

Происходил из племени кран из группы народов Кру, его отец был солдатом либерийской армии. С 17 лет на службе в вооруженных силах Либерии, дослужился до звания старшего сержанта (с мая 1979 года). В 1979 году прошёл курс подготовки в подразделении коммандос. В армии сблизился с оппозицией.

12 апреля 1980 года он возглавил военный переворот, в ходе которого президент Республики Уильям Толберт был убит. Вслед за этим были убиты или казнены и многие члены правительства Уильяма Толберта. Доу стал главой государства и председателем Совета народного спасения, присвоив себе звание генерала. С 1981 года — верховный главнокомандующий вооружённых сил.
В 1984 году упразднил Совет народного спасения, заменив его Временной народной ассамблеей. В июле 1984 года в стране прошёл референдум, одобривший проект новой конституции. Возглавил вновь созданную Национально-демократическую партию, которая выдвинула его на пост президента на всеобщих выборах 15 октября 1985 года (получил 50,9% голосов и официально стал президентом страны с января 1986 года).

Первоначально его режим пользовался относительно широкой поддержкой, но затем он постепенно установил в стране этническую диктатуру племени кран. Однако все громче звучали призывы к переходу к гражданскому правлению, и в 1986 году с многочисленными нарушениями он был избран президентом Республики. Чтобы соответствовать Конституции, по которой президентом Республики мог стать только гражданин, достигший возраста 35 лет, в документах приписал себе год.
С его приходом прекратила существование старейшая партия Либерии «Партия истинных вигов». Во внешней политике полностью следовал курсу США и 18 июля 1985 года разорвал дипломатические отношения с СССР.

Пережил несколько попыток переворота. В частности, 1 апреля и 12 ноября 1985 года: в первом случае в него стрелял из пулемёта заместитель командира батальона президентской охраны, во втором — попытка переворота во главе с активным участником переворота 1980 года и главкомом сухопутных сил в 1980—1983 годах генералом Куиуонкпа (погиб в ходе полуторасуточных боёв в столице), уже организовывавшим в 1983 году заговор.

В 1989 году был образован Национальный патриотический фронт Либерии — НПФЛ во главе с Чарльзом Тейлором. В Либерии началась первая гражданская война. Национальный патриотический фронт быстро рос, и вскоре его бойцы контролировали 90 % территории Либерии. Однако от НПФЛ откололась группировка во главе с Йеду Джонсоном, который воевал как против Сэмюэла Доу, так и против Чарльза Тейлора, возглавлявшего НПФЛ. В сентябре 1990 года отряды Джонсона окружили Монровию. Под видом переговоров Джонсон вызвал С. Доу в миссию ООН, там Доу был похищен, а затем жестоко убит (для демонстрации отсутствия его магической защиты) — перед смертью его кастрировали, отрезали ухо и заставили его съесть. После убийства Доу в стране установилась диктатура Чарльза Тейлора, а страна погрузилась в длительную гражданскую войну, унесшую жизни 150 тысяч человек.

Личная жизнь

Был баптистом.Одно время принадлежал к Первой Баптистской Церкви в городе Зведру.

Память

• В Монровии есть футбольный стадион имени Сэмюэла Доу.

Отрывок, характеризующий Доу, Сэмюэл Каньон

– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.