Дофин-Айленд

</tt>

Дофин-Айленд англ. Dauphin Island, фр. L'île du Dauphin
30°15′23″ с. ш. 88°07′31″ з. д.30.256389° с. ш. 88.125278° з. д. / 30.256389; -88.125278
Акватория	Мексиканский залив
Страна	США США
Регион	Алабама
Район	Мобил
Дофин-Айленд
Дофин-Айленд
Площадь	16,1 км²
Наивысшая точка	13 м
Население (2000 год)	1371 чел.
Плотность населения	85,155 чел./км²

Дофин-Айленд (англ. Dauphin Island; 1699—1763: фр.  L'île du Dauphin; ранее фр. L'île du Маssacre) — крупная островная коса на юге штата Алабама. Является крупнейшим островом штата, занимая площадь около 16,1 км². Административно входит в состав округа Мобил. В водах заливов острова расположены многочисленные нефтяные вышки.

Рельеф

Сложен в основном песчаными наносами реки Мобил и различных течений Мобилского (к северу) и Мексиканского заливов (к югу). Остров вытянут с запада на восток. Западная его часть представляет собой узкую песчаную косу шириной всего несколько сот метров и максимальными высотами дюн не более 3-4 м. На востоке пески закреплены сосновым лесом, здесь же находится самая высокая точка острова высотой около 13 м. Из-за ураганов и деятельности человека происходит постепенное уменьшение (эрозия пляжей) площади острова, особенно его западной части. Исключение составляет лишь устье Мобилского пролива, где накапливаются наносы от искусственного дренажа Мобилского залива, который ранее был недоступен для морских судов.

Климат

Климат — субтропический влажный. Максимальные температуры и влажность в августе — сентябре. Зимой дуют довольно холодные северо-западные ветра, хотя заморозки редки.

История

Населённый индейцами остров впервые посетил испанец Алонсо Пинеда, нанёсший его на карту в 1519 г. Первыми его колонизацию начали французы в 1699 году, назвавшие его в честь дофина Франции. В начале ХVIII века на острове ими был основан форт Людовика Луизианского (Fort Louis de La Louisiane), ставший важным торговым портом региона. В 1763 по условиям Парижского договора, остров, как и все французские территории к востоку от р. Миссисипи отошли в ведение Великобритании, а с 1775 года был унаследован получившими независимость США и с тех пор управляются ими. С 1812 года административно входит в состав округа Мобил.

Население

По переписи 2000 г. на острове постоянно проживало 1371 чел., из которых 95,5 % составляли белые американцы и 4,5 % — различные меньшинства (чёрные, азиаты, латиноамериканцы и проч.). Средний возраст жителей составлял 45 лет.

Инфраструктура

В 1955 году остров был впервые соединён с материком мостом, который в 1979 году разрушил ураган Фредерик. Но новый, более надёжный мост был завершён уже к 1981 году. Связан с материком мостом (дорога 188), а с противоположным берегом Мобилского залива — круглогодичной паромной переправой, доступной для автотранспорта. С середины 50-х остров ежегодно посещает всё большее количество туристов, рыбаков, яхтсменов и т. д. Тогда же здесь начался строительный бум. Здесь появились первые дачи (в основном на сваях для защиты от наводнений) и кондоминиумы. Ураган Катрина нанёс острову значительный ущерб 29 августа 2005 года, однако он не был катастрофичным, так как, в отличие от материковой части, при нагоне воды ураганными ветрами она либо огибала остров, либо перекатывалась через него в его узкой западной части, не возвращаясь назад с многочисленным мусором.

Достопримечательности

• Форт-Гейнс
• Эстуариум — аквариум
• В 1973 г. на острове был создан историко-культурный заповедник Индейский курганный парк Дофин-Айленда

Ссылки

• [geonames.usgs.gov/pls/gnispublic/f?p=gnispq:3:::NO::P3_FID:155047 Информационная система географических названий США: Dauphin Island]

Отрывок, характеризующий Дофин-Айленд

Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.