Дохерти, Киран (активист)

Киран Дохерти англ. Kieran Doherty<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Могила Дохерти</td></tr>
Член Палаты представителей Ирландии
11 июня 1981 — 2 августа 1981
Вероисповедание:	католичество
Рождение:	16 октября 1955(1955-10-16) Белфаст, Северная Ирландия, Великобритания
Смерть:	8 августа 1981(1981-08-08) (25 лет) тюрьма Мэйз, графство Даун, Северная Ирландия, Великобритания
Супруга:	Джеральдин Шайсс (гражданский брак)
Партия:	Блок «Анти-Эйч»

Ки́ран До́херти (англ. Kieran Doherty; 16 октября 1955 — 2 августа 1981) — повстанец Ирландской республиканской армии, военнослужащий Белфастской бригады, член парламента Ирландии, умерший во время голодовки 1981 года в тюрьме Мэйз в Великобритании.

Биография

Уроженец округа Андерсонстаун, третий ребёнок в семье. Окончил начальную школу Святой Терезы и школу Христианских Братьев на Глен-Роуд. Занимался велоспортом со своими братьями, играл в гэльский футбол за команду «Антрим» (в 1971 году они выиграли небольшой чемпионат). В 1971 году вступил в организацию Fianna Éireann. С февраля 1973 по ноябрь 1975 годы был под арестом по приказу британского правительства (под арестом были его братья Майкл и Теренс с 1972 по 1974). По профессии Киран был инженером-теплотехником. Его близкой подругой была Джеральдин Шайсс, однако они не вступали официально в брак, хотя были близки друг с другом.

В августе 1976 года Киран при попытке установить бомбу в микроавтобусе попал в полицейское оцепление. Несмотря на попытку сбежать и угнать машину, он был арестован и приговорён к 18 годам тюрьмы за незаконное хранение оружия и взрывчатки и ещё к 4 годам за попытку угона автомобиля. На момент ареста Джеральдин не знала ничего о деятельности своего супруга. Будучи заключённым, Дохерти заочно был избран в нижнюю палату Парламента Ирландии от графств Каван и Монахан на очередных парламентских выборах, состоявшихся 11 июня. На выборах он, будучи членом блока «Анти-Эйч» (блок, выступавший за освобождение ирландских политических заключённых в Великобритании), набрал 9121 голос (15,1%), но его полномочия продлились только 2 месяца. На тех же выборах два места, занятые кандидатами от блока Дохерти, не позволили Чарльзу Хоги сформировать кабинет министров, и в итоге правительство было сформировано Гарретом Фицджеральдом.

В 1981 году Киран присоединился к Ирландской голодовке в тюрьме и умер спустя 73 дня, продержавшись дольше других. По совпадению, на день дольше него голодал Теренс Максвини (1879—1920), ирландский драматург, заключённый в тюрьму Брикстон по причине поддержки ирландских националистов. Киран стал депутатом с самым коротким сроком полномочий. Его память увековечена на кладбище Уэверли в Сиднее (Австралия) на памятнике Ирландским мученикам.

См. также

• Список депутатов Парламента Ирландии, имевших судимость

Отрывок, характеризующий Дохерти, Киран (активист)

Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.