Дошен, Стево
| Стево Дошен | |
| серб. Стево Дошен | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
21 декабря 1941 (22 года) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Годы службы |
1941—1944 |
| Звание |
водник (сержант) |
| Часть |
|
| Командовал |
|
| Сражения/войны | |
| Награды и премии |
|
Стево Дошен (серб. Стево Дошен; 13 марта 1919, Додоши — 21 декабря 1944, Клоштар-Подравски) — югославский партизан, участник Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии.
Биография
Родился 13 марта 1919 в селе Додоши около Петрини в семье зажиточных крестьян. Политикой не интересовался до начала войны, работал простым крестьянином в своём селе. Вступив в Народно-освободительное движение, получил звание командира взвода. Член Коммунистической партии Югославии с 1941 года.
Из Бановины Стево выбрался в Славонию и там возглавил роту Калницкого партизанского отряда, позднее стал командиром 1-го батальона 21-й бригады. В сентябре 1943 года возглавил Загребский партизанский отряд численностью 190 человек, образованный штабом 2-й Оперативной зоны. Благодаря Дошену в пригородах Загреба усилилось антифашистское сопротивление. Позднее тот был командирован в штаб 32-й дивизии НОАЮ, а затем назначен командиром бригады имени Матии Губеца.
Летом 1944 года его партизанская бригада отличилась в боях против Чёрного легиона Рафаэля Бобана: под Копривницей Чёрный легион был наголову разгромлен.
20 декабря 1944 Стево Дошен был смертельно ранен под Клоштаром-Подравски в боях против 1-й казачьей дивизии вермахта и умер на следующий день.
20 декабря 1951, спустя ровно 7 лет, Дошен был посмертно награждён Орденом и званием Народного героя Югославии.
Напишите отзыв о статье "Дошен, Стево"
Литература
- „Народни хероји Југославије“. Београд: Младост. 1975.
- Војна енциклопедија (књига пета). Београд, 1973. година.
Отрывок, характеризующий Дошен, Стево
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
