Дравская бановина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дравская бановина
сербохорв. Дравска бановина
Страна

Королевство Югославия Королевство Югославия

Включает

29 уездов

Административный центр

Любляна

Население (1931)

1 144 298

Плотность

72,2 чел./км²

Площадь

15 849 км²

Дравская банови́на (словен. Dravska banovina, сербохорв. Дравска бановина) — провинция (бановина) в Королевстве Югославия в период с 1929 по 1939 год.





География

Дравская бановина была расположена в северо-западной части королевства, на территории современной Словении. На севере бановина граничила с Австрией, на востоке — с Венгрией, на западе — с Италией, на юго-востоке — с Савской бановиной.

Бановина получила своё название по реке Драва. Её административным центром считался город Любляна.

История

В 1941 году, во время Второй мировой войны Третий рейх, Италия и Венгрия разделили между собой территорию бановины. Отдельные районы Дравской бановины вошли в состав Независимого государства Хорватия.

После войны регион вошёл в СФРЮ в составе Социалистической республики Словения вместе с территориями в районе Триеста, отторгнутыми у Италии.

Население

Религиозный состав населения 1931 году[1]:

  • православные — 6745
  • римо-католики — 1 107 155
  • евангельские христиане — 25 717
  • другие христиане — 2665
  • мусульмане — 927
  • другие — 1089

Баны

См. также

Напишите отзыв о статье "Дравская бановина"

Примечания

  1. pod2.stat.gov.rs/ObjavljenePublikacije/G1931/pdf/G19314001.pdf

Ссылки

  • [terkepek.adatbank.transindex.ro/kepek/netre/178.gif Карта]
  • [web.archive.org/web/20010411221544/www.geocities.com/dagtho/yugconst19310903.html Конституция Королевства Югославия](недоступная ссылка — историякопия)

Отрывок, характеризующий Дравская бановина

– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.