Кичанович, Драган

Драган Кичанович
Завершил карьеру
Позиция:	Атакующий защитник
Прозвища:	Кича
Рост:	191 см
Вес:	87 кг
Гражданство:	Югославия Югославия → Сербия и Черногория Сербия и Черногория → Сербия Сербия
Дата рождения:	17 августа 1953(1953-08-17) (70 лет)
Место рождения:	Чачак, ФНРЮ
Драфт НБА:	не выбран, 1975
Команды Борац (Чачак) (1971—1972) Партизан (1972—1981) Скаволини (1981—1983) Расинг (1983—1984) Личные награды и достижения Самый ценный игрок ЧМ-1974 Лучший баскетболист Европы (1981, 1982) Лучший спортсмен Югославии (1982) Член Зала славы ФИБА

Спортивные награды
Олимпийские игры
Серебро	Монреаль 1976	Баскетбол
Золото	Москва 1980	Баскетбол
Чемпионаты мира
Серебро	Пуэрто-Рико 1974
Золото	Филиппины 1978
Бронза	Колумбия 1982
Чемпионаты Европы
Золото	Испания 1973
Золото	Югославия 1975
Золото	Бельгия 1977
Бронза	Италия 1979
Серебро	Чехословакия 1981
Средиземноморские игры
Золото	Измир 1971	Баскетбол
Золото	Алжир 1975	Баскетбол

Дра́ган Кича́нович (сербохорв. Dragan Kićanović / Драган Кићановић; 17 августа 1953, Чачак) — югославский баскетболист, один из лучших игроков Европы и мира своего времени. Играл на позиции атакующего защитника. Наиболее известен по выступлениям за «Партизан», с которым дважды (в 1978 и 1979 годах) выигрывал Кубок Корача.

В составе сборной Югославии становился победителем чемпионата мира 1978 года и Олимпийских игр 1980 года, трижды выигрывал чемпионат Европы. Дважды признавался лучшим баскетболистом Европы, был признан самым ценным игроком чемпионата мира 1974 года.

Карьера

Клубная

Кичанович начал карьеру в Чачаке, в молодёжном клубе «Железничар». Затем его карьера продолжилась в более именитом «Бораце», в котором он провёл только один сезон и в 1972 году стал игроком белградского «Партизана».

В «Партизане» Кичанович играл вместе с другим выдающимся югославским баскетболистом — Драженом Далипагичем. Они не были близкими друзьями, но хорошо дополняли друг друга и взаимодействовали на площадке. С этим дуэтом связаны успехи «Партизана» 70-х годов, начиная с первого за более чем 30 лет чемпионства в 1976 году. В 1979 году клубу удался дубль: к победе в чемпионате добавился выигрыш Кубка Югославии, а в третий раз победа в чемпионате была одержана в 1981 году.

Успехи были и на европейской арене: в 1978 году «Партизан» выиграл Кубок Корача. В финальном матче против сараевской «Босны» Кичанович набрал 33 очка и помог своей команде выиграть в овертайме 117:110. В следующем году соперником «Партизана» по финалу стал итальянский «Арригони», который был обыгран со счётом 109:98. Несмотря на травму, Кичанович стал лучшим игроком матча, набрав 41 очко. Всего в составе «Партизана» Драган Кичанович провёл 167 матчей и набрал 4 699 очков, отдал 173 передачи.

В 1981 году Кичанович перешёл в итальянский «Скаволини», в составе которого выиграл Кубок обладателей кубков в 1983 году. Завершил карьеру в парижском «Расинге».

В сборной

В 1971 году, ещё будучи игроком «Железничара», Кичанович стал чемпионом Европы в составе молодёжной сборной Югославии. Он стал вторым бомбардиром турнира (после Мирзы Делибашича) с 90 очками.

С первой сборной Кичанович трижды выигрывал чемпионаты Европы. По итогам своего дебютного чемпионата мира-1974 Кичанович был назван самым ценным игроком, несмотря на то, что югославы уступили первенство сборной СССР. На ЧМ-1978 Кичанович помог сборной Югославии одержать победу, за турнир набрав 162 очка. На своём третьем чемпионате мира, в 1982 году Кичанович вместе с командой выиграл бронзу. Драган Кичанович регулярно включался в символические сборные по итогам чемпионатов мира и Европы.

На победном Олимпийском турнире 1980 года Кичанович набрал 189 очков, уступив по этому показателю только Дражену Далипагичу.

Всего за сборную Югославии Кичанович провёл 216 игру, набрал 3 330 очков.

Дважды, 1981 и 1982 годах Драган Кичанович получал награды «Мистер Европа» и «Еврооскар», став лучшим баскетболистом Европы по двум версиям. В 1982 году Кичанович был назван лучшим спортсменом Югославии, в 1991 году вошёл в число 50 величайших игроков ФИБА, а в 2010 году он был введён в Зал славы ФИБА.

Достижения

Командные

Клубные

• Чемпион Югославии (3): 1975/76, 1978/79, 1980/81
• Обладатель Кубка Югославии: 1978/79
• Обладатель Кубка Корача (2): 1977/78, 1978/79
• Обладатель Кубка обладателей кубков: 1982/83

В сборной

• Олимпийский чемпион: 1980
• Серебряный призёр Олимпийских игр: 1976
• Чемпион мира: 1978
• Серебряный призёр чемпионата мира: 1974
• Бронзовый призёр чемпионата мира: 1982
• Чемпион Европы (3): 1973, 1975, 1977
• Серебряный призёр чемпионата Европы: 1981
• Бронзовый призёр чемпионата Европы: 1979
• Победитель Средиземноморских игр (2): 1971, 1975

Личные

• Самый ценный игрок чемпионата мира: 1974
• Лучший баскетболист Европы (2): 1981, 1982
• Лучший спортсмен Югославии: 1982

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ki/dragan-kicanovic-1.html Драган Кичанович] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.halloffame.fiba.com/pages/eng/hof/indu/play/2007/p/lid_17904_newsid/42689/bio.html Dragan KIĆANOVIĆ (2010 Class)] (англ.). FIBA Hall of Fame. FIBA.COM (18 August 2010). Проверено 3 февраля 2012. [www.webcitation.org/67kr2t4T6 Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
• [www.fibaeurope.com/cid_KNce8jInH7Qj1EsyH5rjn2.playerID_3617.compID_qMRZdYCZI6EoANOrUf9le2.season_1983.roundID_2259.teamID_390.html Dragan Kicanovic — European Championship for Men 1983] (англ.). FIBA Europe. Проверено 3 февраля 2012. [www.webcitation.org/67kr46EOI Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Кичанович, Драган

Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.