Цанков, Драган

Драган Цанков Драган Цанков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета Министров Болгарии
7 апреля — 10 декабря 1880 года
Монарх:	Александр I Баттенбергский
Предшественник:	Митрополит Климент
Преемник:	Петко Каравелов
Председатель Совета Министров Болгарии
19 сентября 1883 — 11 июля 1884
Монарх:	Александр I Баттенбергский
Предшественник:	Леонид Соболев
Преемник:	Петко Каравелов
Министр иностранных дел и исповеданий Болгарии
7 апреля — 10 декабря 1880
Монарх:	Александр I Баттенбергский
Предшественник:	Григор Начович
Преемник:	Никола Стойчев
Рождение:	9 ноября 1828(1828-11-09) Свиштов, Османская империя
Смерть:	24 марта 1911(1911-03-24) (82 года) София, Болгария
Партия:	Либеральная партия

Драган Киряков Цанко́в (9 ноября 1828, Свищов, Османская империя — 24 марта 1911, София, Болгария) — болгарский политический деятель. Третий по счёту глава правительства автономного Болгарского княжества (апрель — декабрь 1880 года).

Биография

Учился в Одессе, Киеве и Вене. С 1857 года жил в Константинополе, был учителем во французском училище. Тогда же и там же основал в католическом монастыре болгарскую типографию, в которой печатал болгарские книги и журналы.

С 1859 по 1863 год издавал еженедельную газету «България», в обычном тоне подцензурных газет, издаваемых в Турции. Тем не менее газета старалась, насколько это было возможно, пробуждать в болгарах чувство национальной самостоятельности и за невозможностью отстаивать её против турок вела кампанию против греков, в особенности по вопросу о самостоятельности болгарской церкви. Увлечение этой борьбой в связи с отсутствием веры в Россию, разбитую в Крымской кампании, скоро привело Цанкова к пропаганде католицизма; «только слепые, — писал он в 1859 году, — не могут отличить истинно христианского дела римской пропаганды от истинно дьявольского дела панславизма и панэллинизма».

В 1860 году ездил в Рим, где принял католицизм; в декабре был одним из инициаторов унии константинопольских болгар с Римом. Спустя несколько лет он раскаялся в этом и перешёл обратно в православие.

В 1863 году занял в Свищове место драгомана и директора паспортов.

В 1864 году был приглашён Мидхадом-пашой, управлявшим тогда Дунайским вилайетом, в Рущук, где занимал различные должности на турецкой государственной службе (инспектора турецкого пароходства, члена суда и др.); в то же время основал и вёл болгарскую типографию в Рущуке. Позже переменил ряд должностей в различных городах; между прочим, был цензором болгарских книг в Константинополе. Во всех этих должностях он, оставаясь в глубине души болгарином, умел ладить с турецкими властями и быть исправным турецким чиновником. За это время он написал: «Кратка Българска История» (Царьград, 1868) и «La Bulgarie» (вместе с М. Балабановым, Лондон, 1876), перевёл на болгарский язык «Тьмниците ми от Силвио Пелико» и редактировал в разное время, каждый раз неподолгу, журналы: «Читалище», 1870, «Источно время», 1874, «Руководитель на основното учение», 1874 (педагогический журнал).

От революционной деятельности Цанков стоял в стороне, но, тем не менее, пользовался значительным уважением даже среди радикальных элементов. Во время русской оккупации он занял место тырновского вице-губернатора; в Тырнове был избран в первое (учредительное) народное собрание (1879), где занял место в рядах либералов. После вступления на престол Александра Баттенберга Цанков был недолго болгарским дипломатическим агентом в Константинополе.

Глава Правительства

В марте 1880 г. ему было поручено сформировать кабинет; кроме председательства он взял иностранные дела, Каравелову поручил финансы. Его кабинет не вызвал доверия России, вооружил против себя духовенство и пал в ноябре 1880 г. Новый кабинет составил Каравелов; Цанков получил в нём внутренние дела, но в декабре должен был выйти в отставку вследствие столкновения с князем. Цанков считался тогда либералом (Каравелов — радикалом) и не был ещё русофилом; к этому времени относится его сказанная в письме, но затем опубликованная фраза, что если русские будут продолжать вести себя по отношению к Болгарии так, как ведут себя теперь, то болгары заявят: «мы не хотим ни русского меда, ни русского жала».

После государственного переворота 1881 года Цанков был арестован и затем интернирован во Враце. После восстановления конституции в 1883 г. он вторично составил кабинет, в котором взял себе внутренние дела, а консерватору Стоилову поручил министерство юстиции. Этот кабинет вёл борьбу с радикальной оппозицией (Каравелов, Стефана Стамбулов).

В начале 1884 г. Цанков распустил народное собрание. Выборы происходили при небывалой до тех пор и после того свободе и законности; никаких насилий и фальсификаций не было. Выборы дали большинство Каравелову, и Цанков тотчас уступил ему место. Каравелов повёл политику, враждебную России (присоединение Восточной Румелии, война с Сербией, начало раздоров с которой восходит ко времени кабинета Цанков, захватившего кусок сербской территории вследствие изменения течения р. Тимока), а Цанков стал определённым и ярким русофилом. Личная роль его в государственном перевороте 9 августа 1886 года, свергшем князя Александра, не совсем ясна.

Занял место в рядах созданного им временного правительства (9—12 августа ст. ст. 1886 года), во главе которого стоял митрополит Тырновский Климент, и подписал прокламацию, оправдывавшую переворот той изменой, которую допустил князь по отношению к России.

Эмиграция

После торжества Стамбулова Цанков должен был покинуть Болгарию и поселиться в Санкт-Петербурге, где жил на пенсию от русского правительства. В это время он считался вождём партии «цанковистов», бывшей партией непримиримой оппозиции; в действительности, однако, престарелый и больной Цанков был неспособен к деятельности и был только ширмой, именем; за него действовали Бендерев, Груев и всего более его зять Людсканов.

От его имени время от времени выпускались манифесты, в которых говорилось о необходимости безусловно следовать указаниям России, великой освободительницы и покровительницы Болгарии, и о невозможности примириться с князем Фердинандом, как незаконным правителем, даже в том случае, если бы он дал отставку Стамбулову. После падения последнего Цанков вернулся в Софию на основании амнистии, был принят князем в аудиенции и немедленно примирился с ним. Он был избран в народное собрание, но не мог играть сколько-нибудь заметной роли, так что даже цанковистский кабинет Данева 1902 г. был составлен без него.

Цанков — человек, не имеющий серьёзного образования, плохо владеющий иностранными языками, даже русским, несмотря на многие годы, проведённые в России, но искусный дипломат, воспитавшийся в турецкой школе, умеющий превосходно лавировать между партиями и личностями и извлекать из них пользу.

В 1902 г. выработал законопроект о народном просвещении, направленный против начальных учителей, чем вызвал со стороны последних сильную неприязнь.

Кроме общих сочинений по истории Болгарии, из коих в цанковистском духе написаны: Drandar, «Cinq ans de règne» (П., 1884) и его же, «Les événements politiques en Bulgarie» (П., 1896), см. Ю. Иванов, «Българский периодически печатъ» (т. 1, София, 1893).

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Цанков, Драган

«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.