Недович, Драгиша
| Драгиша Недович | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Жанры | |
Драгиша Недович (Крагуевац, 20 июля 1916 — Крагуевац, 31 января 1966[1]) — сербский композитор, музыкант и поэт (автор песен).
Содержание
Биография
Детство и юность
Родился в Крагуевце, в бедной городской семье у отца Андрея и матери Гини. В шестнадцать лет из Крагуевца он отправляется странствовать для того, "чтобы народ услышал его музыку". С собой он берёт только гитару. Дорога приводит его в Боснию, где он пишет севдалинки: "У лијепом старом граду Вишеграду", "Из Босне се једна песма чује", "Босанске ме пјесме занијеше", "Прођох Босном кроз градове", которые давно стали частью культурного наследия народов бывшей Югославии.
После Боснии дорога приводит его в Далмацию, где он, вдохновлённый морем и кораблями, пишет песни в далмацком народном стиле: "О, липа ти незнанко", "О, бродићу бели", "Маре, Маре, срићо моја" (Кад си била мала Маре).
По возвращении в Сербию он создаёт ряд песен, которые со временем получили статус народных: "Стани, стани, Ибар водо", "Обраше се виногради доле крај Тополе", "Лепе ли су нано Гружанке девојке", "На Морави воденица стара", "Јесен прође, ја се не ожених", "Ајд' д' идемо Радо", "Сиромах сам, друже", "Хармонико моја" и многие другие.
Вторая мировая война
В Крагуевце его застаёт Вторая мировая война. Он был приговорён к расстрелу в Шумарицах, однако, один из немцев узнал в нём композитора, и его отправили в немецкий город Дормаген. В Дормагене в качестве военнопленный он провёл четыре года. После завершения войны Драгиша Недович возвращается в родной город и узнаёт, что огромное количество текстов его песен было уничтожено.
После войны
Однако, он продолжает сочинять музыку и писать песни. Вместе со своими друзьями он основывает первый "Союз композиторов и авторов песен в народном стиле", а в 1950 году у него заболевают лёгкие. Он пишет грустную песню "Плућа су ми болна", публичное исполнение которой было запрещено из-за большого количества самоубийств. Спустя 16 лет он умирает от инфаркта. После него осталось двое детей, сын Александр и дочь Рада.
Значение
Особая печать, которая останется в истории музыки, отразится и в огромном наследии более четырёхсот песен, без которых сегодня не проходит ни один праздник в Сербии, которые каждый день можно услышать как на Башчаршии, так и в далмацком приморье.
Знатоки сербской музыкальной истории считают, что Драгиша Недович, как музыкант-самоучка, был несправедливо заклеймён как "поэт-машина", что особенно подчёркивалось во время господства соцреализма. Но этот поэт-машина создал бессметную песню "У лијепом стару граду Вишеграду", которой, как сказал один из друзей Недовича, "не постыдился бы и сам Алекса Шантич".
Эта песня, которую большинство людей и сейчас считают народной, была написана в 1936 году и опубликована под именем "Јутрос рано слушам" (У лијепом стару граду Вишеграду). Впервые её исполнил Химзо Половина в середине пятидесятых годов. Но более 60 лет эта песня пелась осквернённой, так как из неё была выброшена строфа, в которой говорится о его возвращении в Сербию:[1]
Устај, испрати ме, морам да путујем.
У Србију идем, своме родном граду.
За тобом ћу Кико, вечно да тугујем.
Зашто сам те саму оставио младу.
Во Врнячке Бане каждый год, начиная с 2006 года, проводится фестиваль народной музыки, названный именем Драгиши Недовича.
Песни
Драгиша Недович написал более 400 песен.[1]
- Ајд идемо Радо
- Јесен прође, ја се не ожених
- У лијепом старом граду Вишеграду
- Стани, стани Ибар водо
- Из Босне се једна песма чује
- Текла река Лепеница
- Босанске ме пјесме занијеше
- Косио сам сено доле код Мораве
- Прођох Босном кроз градове (соавтор Раде Јовановић)
- Обраше се виногради
- Лепе ли су нано гружанке девојке
- Кад си била мала Маре
Напишите отзыв о статье "Недович, Драгиша"
Примечания
Ссылки
- [arhiva.glas-javnosti.rs/arhiva/1999/07/30/srpski/R99072902.shtm Народни песник Драгиша Недовић („Глас јавности“, 30. јул 1999)]
- [www.nsprogram.org/forum/showthread.php?t=1536 О Драгиши Недовићу на форуму]
- [www.rts.rs/page/tv/ci/story/17/РТС+1/1024824/Да+Можда+Не+:+Музички+идентитет+Срба+-+свилен+конац.html Емисија „Да можда Не“, Музички идентитет Срба - Свилен конац], емитована на РТС-у 12. јануара 2012. године.
- [www.novosti.rs/vesti/planeta.300.html:414541-Dragisa-Nedovic-Sumadinac-sa-Bikavca Драгиша Недовић: Шумадинац са Бикавца („Вечерње новости“, 13. јануар 2013)]
Отрывок, характеризующий Недович, Драгиша
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
