Стоядинович, Драгиша

Драгиша М. Стоядинович
серб. Драгиша М. Стојадиновић
Дата рождения	1886(1886)
Место рождения	Заечар, Королевство Сербия
Дата смерти	1968(1968)
Место смерти	Белград, СФРЮ
Принадлежность	Сербия Сербия ( Сербские четники в Македонии)
Род войск	пехота
Годы службы	1905—1918
Звание	воевода
Часть	13-й пехотный полк Хайдука Велько
Сражения/войны	Сербское национальное движение в Македонии Первая Балканская война Вторая Балканская война Первая мировая война Вторая мировая война Апрельская война
Награды и премии
В отставке	политик, военный фотограф и кинооператор

Драгиша М. Стоядинович (серб. Драгиша М. Стојадиновић; 1886, Заечар — 1968, Белград) — сербский четник, участник обеих Балканских войн и Первой мировой войны, военный фотограф и кинооператор, кавалер Ордена Звезды Карагеоргия с мечами, в послевоенные годы — видный политик.

Биография

Военная карьера

Окончил Заечарскую гимназию. Вступил в контакт со своими земляками в Белграде, членами университетского общества «Братство», и вступил в движение четников в Старой Сербии. Весной 1905 года с воеводой Доксимом Михаиловичем пересёк границу и вступил в борьбу против османских турок и революционеров ВМОРО. Боевое крещение принял у Челопека. Действовал в Кумановском крае под командованием Джордже Ристича, затем в Велесском и Прилепском краях под командованием воевод Раде Радивоевича-Душана, Йована Бабунского и Василие Трбича до 1908 года. Драгиша отличился тем, что у деревни Дреново 14 июня 1907 года застрелил из винтовки воеводу ВМОРО Стефана Вардарского.

После 1908 года Стоядинович поступил на юридический факультет Белградского университета, который закончил за один год. В том же году на европейских соревнованиях по стрельбе в Риме он взял первый приз и удерживал этот титул до 1914 года. В Балканских войнах он участвовал как офицер запаса 13-го пехотного полка Хайдука Велько, тогда же начал активно заниматься фотографией и кинематографом. После войны он создал фотоальбомы, посвящённые Балканским войнам и Арнаутскому восстанию. С 1916 года он возглавлял Кинематографический отдел Верховного командования Войска Сербии. Именно он стал автором множества исторически важных фотографий, посвящённых сербской армии и войнам с её участием. После войны он продолжил заниматься фото- и киносъёмкой.

Политическая карьера

Стоядинович был убеждённым демократом, антифашистом и яростным борцом против коррупции. Заседал в Народной скупщине от Тимокского округа, работал адвокатом. В 1936 году вступил в открытый конфликт со своим однофамильцем, премьер-министром Югославии Миланом Стоядиновичем, которого обвинял в сдаче страны блоку Оси. Суд народной защите приговорил Драгишу к каторге, которую он отбывал с 1936 по 1939 годы. 27 марта 1941 года Драгиша Стоядинович заснял на плёнку акции протеста в Черногории против вступления Югославии в блок Оси. После войны занялся писательской деятельностью, написав ряд книг. Позднее всего его книги и киноплёнки были переданы югославским спецслужбам ОЗНА.

Скончался в Белграде в 1968 году.

Примечания

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Стоядинович, Драгиша

Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо: