Драгой, Сабин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сабин Драгой
рум. Sabin Drăgoi
Дата рождения

6 июня 1894(1894-06-06)

Дата смерти

31 декабря 1968(1968-12-31) (74 года)

Страна

Румыния Румыния

Профессии

композитор

Сабин Драгой (рум. Sabin Drăgoi, 6 июня 1894 — 31 декабря 1968) — румынский композитор и фольклорист.

Заслуженный деятель искусств СРР (1953). Член-корреспондент Академии СРР (1953). Профессор консерваторий в Тимишоаре (1924—1942 и 1946—1950) и Бухаресте (1950—1952). Директор Оперного театра в Тимишоаре (1940—1947), Института фольклора в Бухаресте (1950—1964). В своём творчестве Драгой опирался на румынские крестьянские песни.



Музыкальные сочинения

  • Опера «Напасть» (по пьесе Й. Л. Караджале; 1928, Бухарест).
  • Опера «Пэкалэ» (1962, Брашов).
  • «Сельский дивертисмент» для струнного оркестра (1928).
  • Концерт для фортепиано с оркестром.
  • Хоровые произведения.
  • Музыка к кинофильмам, в том числе «Митря Кокор» (1952).

Драгой видный исследователь румынского фольклора, особенно Трансильвании (записал около 3000 народных мелодий). Ему принадлежат обработки народных мелодий для фортепиано и голоса с фортепиано, сборники народных песен (колядки, дойны).

Литературные сочинения

  • Косма В., С. Дрэгой, «СМ», 1964, № 6.
  • Ванча З., С. Драгой, в сб.: Страницы истории румынской музыки. М., 1979. С. 210—216.
  • Radulescu N., Sabin V. Dragoi, Buc., 1971.

Напишите отзыв о статье "Драгой, Сабин"

Ссылки

  • [www.music-dic.ru/html-music-keld/d/2395.html Сабин Драгой в Музыкальной энциклопедии в 6 тт., 1973—1982]

Отрывок, характеризующий Драгой, Сабин

Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.