Драгонвик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Драгонвик
Dragonwyck
Жанр

драма
триллер

Режиссёр

Джозеф Манкевич

Продюсер

Дэррил Занук
Эрнст Любич

Автор
сценария

Джозеф Манкевич
Аня Сетон (роман)

В главных
ролях

Джин Тирни
Винсент Прайс

Оператор

Артур Ч. Миллер

Композитор

Альфред Ньюман

Кинокомпания

Twentieth Century Fox

Длительность

103 минуты

Бюджет

1 900 000 $

Страна

США США

Язык

английский

Год

1946

IMDb

ID 0038492

К:Фильмы 1946 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Драгонвик» (англ. Dragonwyck) — кинофильм режиссёра Джозефа Манкевича, вышедший на экраны в 1946 году. Экранизация одноимённого романа Ани Сетон.



Сюжет

1844 год. Абигейл Уэллс, живущая с мужем и детьми на ферме в Коннектикуте, получает от своего очень дальнего и очень богатого родственника Николаса ван Райна письмо с предложением прислать кого-либо из дочерей, чтобы составить компанию маленькой Кэтрин ван Райн. Ван Райны со времен своих голландских предков владеют большим участком земли в долине реки Гудзон и проживают в старинном замке Драгонвик. Хотя отец семейства Эфраим Уэллс, человек строгих правил, не хочет отпускать никого из дочерей к незнакомым людям, он всё же поддается на уговоры 18-летней Миранды и дает согласие на её переезд в Драгонвик. Мечтательная девушка в восторге от красот природы и роскошной жизни в поместье и вскоре влюбляется в галантного и благородного Николаса. Она не замечает, что семейная жизнь ван Райнов отнюдь не счастлива и скрывает мрачные тайны...

В ролях

Напишите отзыв о статье "Драгонвик"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Драгонвик

Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.