Драйв (фильм, 1997)
«Драйв» | |
англ. «Drive» | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Мицуру Куросава |
Автор сценария |
Скотт Филлипс |
В главных ролях | |
Оператор |
Майкл Дж. Войцеховский |
Композитор |
Уолтер Верзова |
Кинокомпания | |
Длительность |
Театральная версия: |
Бюджет |
$ 3 500 000 |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Драйв» (англ. Drive) — боевик Стива Ванга, снятый в 1997 году.
Сюжет
Сан-Франциско. Грузовое судно возвращается из Гонконга с загадочным пассажиром по имени Тоби Вонг. Он бежит от корпорации Леунг, в поисках свободы в США. Однако Тоби преследует наемник Вик Мэдисон со своей командой по заданию мистера Лао, главы Леунг. Вырвавшись от банды Мэдисона, Тоби добирается до Америки. По пути он заходит рано утром в бар что бы промочить горло, но несколько мгновений спустя за ним заходят преследователи. В ходе перестрелки Тоби берет в заложники местного Малика Броуди и сбегает с ним на его машине. По дороге Тоби рассказывает Малику свои намерения, и угрожая оружием требует отвезти его в Лос Анджелес. У Малика выбора нет. По дороге их останавливает наряд полиции, Малик жестами показывает что ему нужна помощь, их задерживают, но вместо участка везут в заброшенную пром. зону, где их уже ждет Вик Мэдисон. Тоби сдаваться не намерен, и устраивает зрелищный бой используя полностью свои способности и окружающие предметы. Они спасаются и едут дальше на машине Малика которую оставили неподалеку на месте задержания продажные полицейские. По дороге Малик требует объяснений, и Тоби раскрывается, ему вживлен имплантант, он увеличивает силу и ускоряет реакцию. Сделали это в Гон Конге, корпорация Леунг, Тоби прототип идеального убийцы, но он больше не хочет на них работать. В Лос Анджелесе есть компания Кон Тек, которая выкупит прототип, и обеспечит Тоби прикрытие, если Малик поможет ему, то он отдаст ему половину от 5 миллионов долларов со сделки. По дороге у их Доджа Челенджера перегревается двигатель, и им нужно срочно найти место для ремонта. Они останавливаются в при дорожном мотеле где есть гараж. Напарников встречает энергичная дочь владельца мотеля, которая осталась за главную пока родителей нет, она сдает им комнату и показывает гараж, при каждой возможности флиртуя с Маликом. Тоби почти сразу ложится спать, а Малик занимается машиной. Вику Мэдисону идет подкрепление и с новыми силами они совершают облаву на мотель. Сверх обостренные чувства не дают Тоби быть застигнутым врасплох и он дает бой нападающим, активно используя окружающую обстановку, держа высокий темп. Отбившись в номере, Тоби спешит к Малику, у которого очень тяжелое положение в гараже, где ему как может помогает дочь владельца гостиницы. Швыряя в нападающих ключи, покрышки, и самих их в разные стороны Тоби заканчивает бой. Но в это время побитый Мэдисон ковыляет к машинам группы, чтоб расстрелять мотель из гранатомета, что удачно и выполняет, за это получая очередную порцию тумаков от Тоби. Компания уезжает на машине нападавших. Оставив девушку в безопасном месте, уже друзья отправляются к месту встречи с агентами Кон Тек. В это время побитый Мэдисон докладывает своему нанимателю о провале, мистер Лао предвидев очередную неудачу , послал к нему новое улучшенное изделие, и теперь Мэдисон подчиняется ему, но теперь Лао разрешает убить Тоби. Место встречи оказалось крупным баром в пустынной местности. Друзей вычисляют агенты и приглашают на разговор, в ходе которого им открывают что в имплантанте установлен маячок для слежения, старший агент отключает его спец прибором. В бар заходит мужчина, в пальто и черных очках, Тоби понял что сейчас произойдет не ладное, агенты это заметили и приготовились, в бар врываются мотоциклисты с оружием и начинается бой. В ходе боя погибают агенты, Тоби устраняет нападающих. И вот они один на один с усовершенствованной моделью, Тоби говорит Малику что бы тот уходил, этот бой не для него, нехотя Малик уходит, но на выходе встречает Мэдисона с помощником, просто ему не уйти. С трудом Тоби одерживает победу, вдвоём они заканчивают с Мэдисоном, и раз их больше не преследуют, друзья уходят.
В ролях
- Марк Дакаскос — Тоби Вон
- Кадим Хардисон — Малик Броди
- Джон Пайпер-Фергюсон — Вик Мэдисон
- Бриттани Мерфи — Деливеренс
- Джеймс Шигета — мистер Лао
- Сибасаки Ко — Сакаи Сумири/Sakai Sumire
- Сэна Латан — Кэролайн Броуди
- Масайа Като — Продвинутая модель
Напишите отзыв о статье "Драйв (фильм, 1997)"
Ссылки
- «Драйв» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Драйв (фильм, 1997)
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.