Драконы в названиях живых организмов

Средневековая скульптура дракона с головой, похожей на голову шерстистого носорога (Coelodonta antiquitatis). Фонтан Дракона, Клагенфурт, Австрия

В списке перечислены биологические виды, названия которых связаны со словом «дракон».

В зоологии подобные названия носят несколько таксонов пресмыкающихся и рыб, в ботанике — несколько таксонов и нетаксономических групп цветковых растений, обычно отличающихся необычностью своего внешнего вида.

Список названий

Научное название	Русское название, краткая информация
Dracaena Daudin, 1802	Каймановая ящерица, или «гвианский дракон» Каймановые ящерицы, или Драцены — род пресмыкающихся семейства тейид. Наиболее известный вид — Dracaena guianensis (каймановая ящерица, или гвианский дракон) — крупная полуводная ящерица с мощными сдвоенными чешуями на шее, хвосте и спине, делающими её отдалённо похожей на крокодила.
Dracaena Vand. ex L., 1767	Драцена киноварно-красная на острове Сокотра Драцена — род растений семейства Иглицевые, объединяющий несколько десятков видов цветковых растений, встречающихся в Африке и Азии. Научное название рода в переводе обозначает «самка дракона»; в качестве русского названия рода обычно используется слово «драцена», но у Владимира Даля в его Толковом Словаре приводится ещё одно русское название — «драконка». Представители рода — деревья (некоторые из которых достигают двадцатиметровой высоты при диаметре ствола более четырёх метров) или кустарники. Для драцен характерны линейные кожистые листья, у взрослых деревьев собранные на верхушке ствола в виде густого пучка.
Dracaena draco (L.) L., 1767	Драконово дерево, вид снизу на крону Драконово дерево, или Драцена драконовая — один из наиболее известных видов рода Драцена. Встречается ещё одно русское название этого растения — «драконник». Родина растения — Канарские острова. У этих деревьев при повреждении коры начинается выделяться густой ярко-красный сок — так называемая «драконова кровь». Были известны экземпляры драконова дерева, имевшие возраст около пяти тысяч лет (среди ныне живущих растений этого вида максимальный возраст составляет около двух тысяч лет). Некоторые другие виды драцены также иногда называют драконовыми деревьями — например, вид Dracaena cinnabari, растущий на острове Сокотра.
Draco Linnaeus, 1758	Летучие драконы — род семейства агамовых, объединяющий примерно тридцать видов древесных ящериц, живущих в Юго-Восточной Азии, на островах Малайского архипелага, на Филиппинах. Характерная особенность представителей рода — способность планировать на расстояние свыше двадцати метров с помощью широких кожных боковых складок, образованных пятью-шестью ложными рёбрами, соединёнными перепонкой; складки при необходимости расправляются в виде крыльев. Питаются летучие драконы насекомыми, в первую очередь муравьями, и их личинками. В литературе встречаются различные русские названия этого рода — «летучие драконы», «летающие драконы» и просто «драконы».
Dracorex Bakker et al., 2006	Дракорекс — род динозавров семейства пахицефалозавридов, живший в позднем меле (66 млн лет назад) в Северной Америке. В название рода, помимо слова draco, входит слово rex («царь», «король»). Представлен только одним видом, Dracorex hogwartsia (возможные переводы — «дракон-король Хогвартса» или «драконий король Хогвартса»). Видовое название было предложено пришедшей в Детский музей Индианаполиса на экскурсию группой школьников, которые заметили сходство ископаемого с драконами и вспомнили сказочную школу магии Хогвартс из произведений Джоан Роулинг.
Dracula Luer, 1978	Dracula mopsus. Цветок, похожий на морду дракона Дракула — один из родов обширного семейства Орхидные, в который объединены примерно сто двадцать видов эпифитных орхидей из лесов Перу, Эквадора, Колумбии и Центральной Америки. Научное название рода, Dracula (в переводе — «дракончик, маленький дракон, сын дракона»), объясняется тем, что форма цветка у некоторых видов напоминает мордочку маленького дракона. Многие виды дракулы — красивоцветущие оранжерейные и комнатные растения. Видовые эпитеты в названиях некоторых видов этого рода имеют отношение к именам драконов и других чудовищ, а также к графу Дракуле (chimaera, diabola, fafnir, gorgona, gorgonella, nosferatu, polyphemus, vampira, vlad-tepes). Один из видов этого рода — Dracula fafnir Luer, 1993 из лесов Эквадора. В названии этого вида в качестве видового эпитета использовано имя дракона Фафнира — персонажа скандинавской мифологии, хранителя золота.
Dracunculus Reichard, 1759	Dracunculus medinensis, личинки Дракункулюс, или Дракункулус — род паразитических червей, относящихся к типу Нематоды (Nematoda). Один из видов этих червей, Dracunculus medinensis (известный также под название «гвинейский червь»), распространённый в Африке, Индии, на Аравийском полуострове (раньше — в Средней Азии), вызывает у человека и животных заболевание дракункулёз (другое название заболевания — ришта). Личинки заражают мелких рачков и затем вместе с грязной водой могут попасть в организм человека. После достижения половой зрелости и спаривания самцы гибнут, самки же проникают в подкожный слой человека и живут там (при толщине до 2 мм их длина может доходить до 1 м). Время от времени они пробуравливают кожу и выпускают наружу личинки, которые, попадая в воду, продолжают цикл развития.
Dracunculus Mill., 1754	Дракункулюс обыкновенный на острове Тасос Дракункулюс, или, реже, Дракункулус — род многолетних трав семейства Ароидные, объединяющий два вида клубневых растений, в диком виде встречающихся в Средиземноморье, а также на Мадейре и Канарских островах. Мелкие цветки дракункулюса (издающие во время цветения запах гниения) собраны в тёмный початок, частично окружённый листом-покрывалом, внешняя сторона которого имеет зелёный цвет, цвет же внутренней стороны, в зависимости от сорта, может быть и ярко-красным, и красно-пурпуровым, и даже практически чёрным. Именно с этим соцветием, похожим на змею, и связано название растения: слово Dracunculus с латинского может быть переведено как «маленький дракон», «маленькая змея». Среди английских общеупотребительных названий растения можно отметить Dragon Arum («драконий аронник»), Dragonwort («драконья трава»), Black Dragon («чёрный дракон»), Snake Lily («змеиная лилия») и Stink Lily («зловонная лилия»). Дракункулюс, особенно дракункулюс обыкновенный (Dracunculus vulgaris), культивируют как оригинальное садовое растение. Корни этого растения ядовиты, но в некоторых местностях, особенно в голодные времена, из этих корней после обработки получали съедобный крахмал.
Hippodraco McDonald et al., 2010	Реконструкция внешнего вида Гипподрако — травоядный птицетазовый динозавр из группы Euornithopoda. В название рода, помимо слова draco, входит слово hippo («лошадь»). Гипподрако жил в течение раннего мела (примерно 125 млн лет назад) в районе современной Северной Америки. Длина тела животного составляла 4,5 м.
Trachinus draco Linnaeus, 1758	Морской дракончик — вид хищных рыб, обитающих в прибрежных водах европейской Атлантики, а также в Чёрном и Средиземном морях. Помимо названия «морской дракончик» в качестве русских названий вида в литературе приводятся также «морской дракон», «морской скорпион», «змейка». Встречаются экземпляры длиной до 40 см и массой до 300 г. Шипы морского дракончика, находящиеся на плавниках и жабрах, снабжены ядовитыми железами, укол этими шипами для человека очень болезнен. Морской дракончик — наиболее опасная ядовитая рыба Европы; известны случаи смерти людей после того, как они были ранены морскими дракончиками. Род Trachinus Linnaeus, 1758, в который входит морской дракончик, а также род Echiichthys Bleeker, 1861 образуют семейство Trachinidae в составе отряда окунеобразных; в русскоязычной литературе это семейство обычно именуют «морские дракончики».
Varanus komodoensis Ouwens, 1912	Дракон острова Комодо, или Комодский варан — самый крупный современный вид ящериц. Эти рептилии достигают длины более трёх метров и массы более 150 кг. Обитают на нескольких индонезийских островах, основная часть популяции — на острове Комодо. Комодские вараны — хищники, охотящиеся как на мелких, так и на крупных животных (в том числе буйволов, оленей, коз, обезьян, одичавших собак), любят падаль, нередко пожирают более мелких представителей собственного вида. Известны смертельные случаи среди людей, на которых нападали комодские вараны.
Vectidraco daisymorrisae Naish, Simpson & Dyke, 2013	Vectidraco daisymorrisae — вид птерозавров из надсемейства Azhdarchoidea. Обнаружен в ископаемых остатках мелового периода (Atherfield Clay Formation, Аптский ярус) на острове Уайт (Южная Англия, Великобритания). Возраст находки 115 млн лет. Вид был назван Vectidraco daisymorrisae в честь 9-летней девочки Дэйзи Моррис (Daisy Morris), обнаружившей останки рептилии на побережье острова. Она любила ходить по пляжу и собирать кости животных, ракушки, черепа и зубы. По мнению соавтора описания палеонтолога Мартина Симпсона из Университета Саутгемптона, куда в 2009 году обратились родители девочки, если бы юная исследовательница не нашла окаменелости, то они могли быть уничтожены и смыты морским прибоем. Название рода Vectidraco происходит от греческого имени острова Уайт (Vectis) и слова дракон («дракон с острова Уайт»).

Литература

• Ботаника. Энциклопедия «Все растения мира» = Botanica : [пер. с англ.] / ред. Д. Григорьев и др. — М. : Könemann, 2006. — 1020 с. — ISBN 3-8331-1621-8.</span>
• Животные и растения : иллюстрированный энциклопедический словарь. — М. : Эксмо, 2007. — 1248 с. — 5 000 (доп. тираж) экз. — УДК [www.google.ru/search?q=удк+58%2F59%2803%29&btnG=Искать+книги&tbm=bks&tbo=1&hl=ru 58/59(03)]. — ISBN 5-699-17445-1.</span>
• Ивик, О. История и зоология мифических животных. — М. : Ломоносовъ, 2012. — С. 200—230. Драконы. — 288 с. — 1500 экз. — УДК [www.google.ru/search?q=удк+392&btnG=Искать+книги&tbm=bks&tbo=1&hl=ru 392]. — ISBN 978-5-91678-107-6.</span>

Биология   Мифология

Отрывок, характеризующий Драконы в названиях живых организмов

Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…