Дракула (фильм, 1992)
| Дракула | |
| Bram Stoker's Dracula | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Френсис Форд Коппола |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
128 мин. |
| Бюджет |
40 млн $[1] |
| Сборы |
215 862 692 $[1] |
| Страна | |
| Язык |
английский |
| Год | |
| IMDb | |
«Дракула» (также известен как «Дракула Брэма Стокера», англ. Bram Stoker's Dracula) — фильм режиссёра Френсиса Форда Копполы, экранизация классического готического романа Брэма Стокера. В главных ролях снялись Вайнона Райдер, Киану Ривз, Гэри Олдмен и лауреат премии «Оскар» Энтони Хопкинс. Мировая премьера состоялась 13 ноября 1992 года.
Содержание
Сюжет
Фильм начинается с эпизода, когда в 1462 году Влад Дракула отправляется на битву с турками. Он одерживает победу, однако турки успевают послать в замок ложное сообщение о его смерти, в результате чего жена Дракулы, Элизабета, кончает жизнь самоубийством. Узнав от священников, что душа его жены-самоубийцы проклята, граф отказывается от Бога. Дракула отвергает Бога и обрекает себя на вечные терзания. От ярости Дракула берёт меч и вонзает его по центру каменного креста, после из трещины льётся кровь, Дракула берёт чашу и начинает пить эту кровь, перед этим говорит: «Кровь — это жизнь, и она будет моей». Охваченный отчаянием Дракула поклялся вернуться из мира мёртвых, чтобы отомстить за смерть Элизабет, и так превратился в вампира.
В 1897 году молодого агента по продаже недвижимости, Джонатана Харкера, принимает у себя трансильванский граф Дракула. Харкер — преемник своего коллеги, Р. Рэнфилда, сошедшего с ума после посещения графа. Джонатан отправляется в Трансильванию, чтобы организовать приобретение недвижимости Дракулой в Лондоне, в том числе в Аббатстве Карфакс. Среди бумаг Харкера Дракула обнаруживает фотокарточку Мины, его невесты. Граф верит, что Мина — реинкарнация его погибшей жены — Элизабеты. Дракула оставляет Джонатана под надзором своих невест-вампирш, а сам в ящиках с родной землёй отправляется в Лондон. Его прибытие предсказывает Рэнфилд, находящийся в клинике для душевнобольных доктора Джека Сьюарда. В Лондоне Дракула нападает на подругу Мины, Люси Уэстерн, превращая её в вампира. Ухудшение здоровья Люси вынуждает её поклонника, доктора Сьюарда, обратиться за помощью к старому другу, Абрахаму Ван Хельсингу. В то время, пока Джонатан пытается сбежать от невест Дракулы, Мина знакомится с графом. Мина ощущает, что они давно знакомы. Джонатану удаётся сбежать, его находят монахини румынского монастыря Святого Причастия. Харкер понимает, что Мина в опасности, он просит её немедленно приехать и обвенчаться. Мина покидает Дракулу без объяснений. Граф в порыве отчаяния убивает Люси. После смерти Ван Хельсинг отрубает ей голову.
После возвращения Харкера и Мины в Лондон Ван Хельсинг, Джек Сьюард, Артур Холмвуд, жених Люси, Куинси Моррис, один из её поклонников, отправляются в Аббатство Карфакс для того, чтобы сжечь ящики с землёй, питающей Дракулу. Граф в это время убивает Рэнфилда и посещает Мину в виде марева. Мина понимает, что её таинственный возлюбленный и граф Дракула — одно и то же лицо. Дракула по просьбе Мины обращает её в вампира. Ван Хельсинг врывается в последний момент, но граф объявляет, что она его невеста и они опоздали. Дракула отправляется домой, в Трансильванию. Друзья Мины спешат в Варну, чтобы уничтожить графа. Они опаздывают, цыгане — подручные Дракулы, уже забрали его. В это время Мина и Ван Хельсинг уже в замке вампира. Ночью невесты пытаются околдовать Мину. Ван Хельсинг с помощью молитв помогает ей и убивает вампирш.
Харкер с друзьями догоняет Дракулу. Борьба между ними протекает на закате. Харкер и Моррис ранят Дракулу, но Мина бросается на его защиту. Холмвуд пытается атаковать, но Ван Хельсинг и Харкер позволяют ей уйти. Моррис умирает в окружении своих друзей. В часовне, где он отрёкся от Бога, Дракула умирает. Он просит Мину подарить ему покой. Мина целует его и отрубает ему голову, а свечи, украшающие часовню, чудесным светом вспыхивают в присутствии Бога. Мина видит, что души Дракулы и Элизабет спасены и отправляются в рай.
В ролях
- Гэри Олдмен — граф Дракула (дублировал Владимир Ерёмин)
- Вайнона Райдер — Мина Мюррей, Элизабета (дублировала Жанна Никонова)
- Энтони Хопкинс — профессор Абрахам Ван Хельсинг (дублировал Виктор Петров)
- Киану Ривз — Джонатан Харкер (дублировал Всеволод Кузнецов)
- Ричард Э. Грант — доктор Джек Сьюард
- Кэри Элвес — лорд Артур Холмвуд (дублировал Александр Рахленко)
- Билл Кэмпбелл — Куинси Моррис
- Сэйди Фрост — Люси Уэстенра (дублировала Мария Овчинникова)
- Том Уэйтс — Ренфилд
- Моника Беллуччи — невеста Дракулы
- Микаела Берсу — невеста Дракулы
- Флорина Кендрик — невеста Дракулы
- [www.kinopoisk.ru/name/116377/ Октавин Кадиа] — Диакон
Награды
- 1992 — Премия «Оскар» — Лучший художник по костюмам — Айко Исиока
- 1992 — Премия «Оскар» — Лучшие звуковые эффекты
- 1992 — Премия «Оскар» — Лучший грим
- 1993 — Премия «Сатурн» — Лучший актёр — Гэри Олдмен
- 1993 — Премия «Сатурн» — Лучшие костюмы — Айко Исиока
- 1993 — Премия «Сатурн» — Лучший режиссёр — Френсис Форд Коппола
- 1993 — Премия «Сатурн» — Лучший фильм ужасов
- 1993 — Премия «Сатурн» — Лучший сценарий — Джеймс Харт
Фильм также номинировался на премию MTV Movie Awards за лучший поцелуй (Гэри Олдмен и Вайнона Райдер).
Напишите отзыв о статье "Дракула (фильм, 1992)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.boxofficemojo.com/movies/?id=bramstokersdracula.htm boxofficemojo.com «Bram Stoker's Dracula»] (англ.). Box Office Mojo. Проверено 24 апреля 2014.
Ссылки
- «Дракула Брэма Стокера» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Дракула (фильм, 1992)
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
