Драма на охоте

Драма на охоте (истинное происшествие)
Жанр:	повесть
Автор:	Антон Чехов
Язык оригинала:	русский
Дата первой публикации:	1884-1885
Текст произведения в Викитеке

«Дра́ма на охо́те» — одна из ранних повестей Антона Павловича Чехова, написана в 1884 году.

Персонажи

• Редактор. Изложение идёт от первого лица «дважды»: в прологе и эпилоге — от лица редактора, к которому попадает рукопись И. П. Камышева, а в остальной части повести излагается содержание рукописи. В эпилоге редактор выступает в роли разоблачителя преступления: двойного убийства, хотя, разумеется, на основании косвенных улик и умозаключений.
• Иван Петрович Камышев, судебный следователь. Автор рукописи, в которой он, по мнению редактора, изобличил сам себя. В рукописи называет себя Сергеем Петровичем Зиновьевым. Высокий, широкоплечий, красивый мужчина около 40 лет. Богат, изысканно одевается. Чехов редко описывает внешность персонажей так подробно, в данном случае он подчёркивает противоречие наружности и внутренней сущности человека. По словам Вознесенского, «способен на всякую гадость».
• Алексей Карнеев, граф. Приятель Камышева, который, впрочем, не питает к нему никаких тёплых чувств. Владелец обширной усадьбы, которой он практически не занимается. Маленький, худой, слабый, апатичный и вялый.
• Пётр Егорович Урбенин, управляющий графа, дворянин, 50 лет, вдовец. Дочь Саша, пяти лет, и сын Гриша, гимназист 14 лет. Плотный, приземистый человек с жирным затылком и оттопыренными ушами. Говорит мягким басом. Сильно пьёт. Обожает Ольгу.
• Николай Ефимович Скворцов, лесничий графа. Вдовец. Психически болен.
• Ольга Николаевна Скворцова, дочь лесничего. Красивая белокурая, голубоглазая девушка 19 лет. По первому впечатлению, естественна и легка, как «ангел во плоти», однако скоро выясняется, что она по-житейски расчётлива и тщеславна.
• Тина, цыганка из хора. Бывшая возлюбленная Камышева.
• Каэтан Казимирович Пшехоцкий, друг Карнеева. Говорит с сильным польским акцентом. Камышев без видимых причин ненавидит и третирует Пшехоцкого.
• Созя, дама лет 23-х, жена Карнеева, сестра Пшехоцкого.
• Павел Иванович Вознесенский, уездный врач. Молод, честен. Влюблён в Надежду Николаевну.
• Николай Игнатьевич Калинин, мировой судья.
• Надежда Николаевна Калинина, его дочь, брюнетка, мечтательна, умна. Тайно влюблена в Камышева, хотя тот оскорбил её.
• Бабаев, богатый помещик, непременный член уездного по крестьянским делам присутствия.
• Полуградов, товарищ прокурора.
• Кузьма, мужик, у графа на посылках.
• Иван Осипов, крестьянин.
• Поликарп, слуга Камышева. Безуспешно пытается наставить его на нравственный путь.
• Иван Демьяныч, попугай Камышева. Любимая фраза: «Муж убил свою жену».

Сюжет

Однажды к редактору газеты приходит бывший судебный следователь Иван Петрович Камышев и оставляет ему рукопись своей повести, в которой он изобразил и себя, хотя и под другой фамилией. Через два месяца редактор открывает рукопись и, заинтересовавшись, читает всю повесть от начала до конца. Далее излагается текст рукописи.

Камышев получает приглашение от Карнеева и приезжает в его усадьбу. Камышев знакомится с Ольгой и понимает, что Урбенин влюблён в неё. Приятели приглашают цыган и устраивают двухдневную пьянку. Камышев в пьяном угаре ударяет Осипова веслом по голове.

Вознесенский приглашает Камышева в Тенёво на престольный праздник. Камышев встречает Ольгу. Выясняется, что она выходит замуж за Урбенина, чему Камышев очень удивлен: понятно, что это брак по расчёту. Камышев и другие гости приезжают к Карнееву и остаются у него.

Скоро свадьба Урбенина, в которой большинство действующих лиц принимает участие. Камышев — шафер. Неожиданно Ольга убегает из-за стола, Камышев идёт её искать. Между ними происходит объяснение, свидетелем которого становится Пшехоцкий. Камышев уговаривает её уехать с ним, однако она отказывается и хладнокровно идёт к гостям, хотя даёт понять, что согласна на связь с Камышевым.

На свадьбе Камышев встречает Надежду Николаевну, которая робко пытается вернуть его расположение, но встречает равнодушный отказ. Такой же отказ, уже от Нади, получает Вознесенский.

Через три дня Ольга сама приезжает к Камышеву на свидание. Они встречаются ещё несколько раз, но это не приносит им радости. Граф начинает ухаживать и за Ольгой, и за Надеждой, не имея никаких серьезных намерений.

Камышев и Карнеев сидят у графа. Неожиданно вбегает Ольга с просьбой заступиться: Урбенин устроил скандал, найдя у Ольги письмо графа. Камышев вынужден уехать, Ольга остается с графом. Урбенин с детьми переезжает в город и спивается.

Наступил август. Местный «бомонд» устраивает охоту. Ольга едет на коне, подаренном ей графом, и отчаянно кокетничает, хотя было очевидно, что она понимает: связь с графом подходит к концу. Камышев прямо обвиняет её в продажности.

Надежда, которая видит только хорошее, говорит Камышеву, что надеется выйти замуж за графа. Неожиданно приезжает Созя — высокая дама лет 23, оказывающаяся женой графа, от которой тот скрывался. Выясняется, что Пшехоцкий — её брат.

Камышев пешком добирается домой. Об этом он не пишет в своей повести, читатель узнаёт о произошедшем в эпилоге.

Ночью к Камышеву стучится Вознесенский и сообщает о попытке самоубийства Надежды. Одновременно приносят записку от Карнеева с известием об убийстве Ольги. Камышев с доктором тотчас едут в усадьбу и застают Ольгу ещё живой. Камышев пытается её допросить, она умирает, не назвав убийцу.

Камышев и Полуградов ведут следствие. В убийстве они обвиняют Урбенина, которого видели около места преступления, запачканного кровью. Через несколько дней Кузьма вспоминает, как в день убийства какой-то барин вытер окровавленные руки об его поддёвку. Кузьму заключают под стражу, он старается вспомнить лицо барина, но на следующее утро его находят задушенным.

Камышев увольняется с должности следователя. Суд присяжных приговаривает Урбенина к 15 годам каторги. Автор повести сообщает, что со времени описанных событий прошло 8 лет, за это время Карнеев окончательно спился, лишился усадьбы и живёт за счёт Камышева; сам Камышев ощущает себя постаревшим и часто вспоминает прошлую жизнь. На этом рукопись заканчивается.

Через три месяца после первого визита Камышев вновь посещает редактора. В беседе с ним редактор высказывает свои подозрения: по описанным фактам, а больше по умолчаниям он определил, что Ольгу и Кузьму убил не Урбенин, а сам Камышев. Камышев подтверждает подозрения редактора и рассказывает подробности убийства Ольги. Ему необходимо было выговориться, и он написал свою повесть, не особенно скрывая свои поступки. Но с повинной Камышев идти не собирается, хотя Урбенин по-прежнему отбывает срок на каторге (или, по слухам, уже умер).

История создания

Повесть (иногда называемая романом) была практически закончена к середине 1884 года, когда 24-летний Антон Чехов принёс рукопись в редакцию московской газеты «Новости дня», издаваемой А. Я. Липскеровым. В это время А. П. Чехов активно сотрудничал с петербургским журналом «Осколки» и московским журналом «Будильник», в которых публиковались его юмористические рассказы и фельетоны. «Драма на охоте» значительно отличалась от них по жанру и формату. Повесть публиковалась в газете отдельными частями в августе-декабре 1884 года и в январе-апреле 1885 года под псевдонимом «А. Чехонте». В некоторых номерах стояли подписи «Антоша Чехонте» или «Чехонте».

Повесть имеет два подзаголовка: «Истинное происшествие» (произведение в целом) и «Из записок судебного следователя» (основная часть). Она написана в редком для А. П. Чехова жанре детектива. Сам автор никогда не возвращался к работе над ней, не включал в собрание сочинений, практически не упоминал в переписке. Известно, что сам А. П. Чехов отрицательно относился к современной ему детективной литературе.

Суждения критиков и исследователей творчества А. П. Чехова были неоднозначны: А. А. Измайлов, несмотря на публикацию повести в невысокой по художественному уровню газете, считал её серьёзным, хотя и неровным, литературным произведением. Ю. В. Соболев предположил, что «Драма на охоте» является пародией на распространённые в то время уголовные романы. А. Б. Дерман считал повесть мелодрамой с «чрезвычайно безвкусными страницами». Л. И. Вуколов предполагает развитие из первоначально пародийного замысла и «газетного романа» в полноценное литературное произведение.

В повести молодой А. П. Чехов талантливой, но ещё не слишком опытной рукой играет на внутренних противоречиях персонажей. Так, внешне благородные Камышев и Ольга оказываются жестокими и коварными натурами. В «неравном браке» Урбенина и Ольги страдающей стороной оказывается вовсе не юная невеста, а пожилой «жених», наивно пытавшийся найти своё счастье. Носителями морали являются не дворяне, а скорее их слуги и лакеи.

Однако часть персонажей выведена довольно схематично. Граф является средоточием всех пороков: сластолюбец, лжец, пьяница и т. д., и т. п. Напротив, уездный врач, к которому автор питает явную симпатию, выглядит несколько картонно. Тем не менее, повесть «Драма на охоте» является весомой заявкой на серьёзную психологическую прозу, которая будет отличать зрелого Чехова.

Экранизация

• 1918 — «Драма на охоте». Режиссёр и сценарист Чеслав Сабинский, оператор Луи Форестье, продюсер Иосиф Ермольев, в ролях Пётр Бакшеев, Наталья Белёвцева, Николай Панов, Арсений Бибиков и др.
• 1970 — «Драма на охоте», 2 серии. Режиссёр Борис Ниренбург, оператор Борис Кипарисов, в ролях Наталья Дрожжина, Юрий Яковлев — следователь, Александр Кайдановский — граф, Элеонора Шашкова — Созя, Нина Русланова — Тина, Александр Галевский — Кузьма, Александр Граве — доктор, Николай Пажитнов — мировой судья, Николай Лебедев — Илья, Вячеслав Бровкин — Пшехоцкий, Анатолий Кацынский, Владимир Самойлов, Агнесса Петерсон и др.
• 1978 — «Мой ласковый и нежный зверь». Режиссёр Эмиль Лотяну.
• 1986 — «Драма на охоте» (венг. Dráma a vadászaton) (Венгрия). Режиссёр и сценарист Карой Эстергайош (венг. Károly Esztergályos), в главных ролях Адель Ковач (венг. Adél Kováts), Тамаш Пушкаш (венг. Tamás Puskás), Ласло Гальффи (венг. Gálffi László), Адам Сиртеш (венг. Ádám Szirtes), Агнеш Катона (венг. Ágnes T. Katona).

Отрывок, характеризующий Драма на охоте

– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.