Драммонд, Джеймс Эрик (16-й граф Перт)

Джеймс Эрик Драммонд англ. Sir James Eric Drummond<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Генеральный секретарь Лиги Наций
1920 — 3 июля 1933
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Жозеф Авеноль
Рождение:	17 августа 1876(1876-08-17) Северный Йоркшир
Смерть:	15 декабря 1951(1951-12-15) (75 лет) Западный Суссекс
Награды:

Сэр Джеймс Эрик Драммонд, позднее 16-й граф Перт (англ. Sir James Eric Drummond, англ. James Eric Drummond, 16th Earl of Perth; 17 августа 1876, Северный Йоркшир — 15 декабря 1951, Западный Суссекс) — член палаты представителей от Шотландии (1941—1951), британский дипломат и первый Генеральный секретарь Лиги Наций.

Единокровный брат Уильяма Драммонда, 15-го графа Перта, Эрик Драммонд родился в Северном Йоркшире, Англия. Он получил образование в Итоне и начал свою карьеру в Министерстве иностранных дел в 1900 году. В 1906 году стал личным секретарём лорда Эдмонда Фицмориса, заместителя государственного секретаря Министерства иностранных дел.

Драммонд служил в Лиге Наций Генеральным секретарём с 1920 по 1933 год, когда его назначили послом Великобритании в Италии. В 1937 году после смерти своего сводного брата Эрик унаследовал титул графа Перта и вошёл в палату лордов. В 1939 году Драммонд вернулся в Англию и во время Второй мировой войны служил в качестве советника в Министерстве информации. С 1946 года и вплоть до своей смерти занимал пост заместителя руководителя Либеральной партии в Палате лордов.

Предшественник: должность учреждена

Генеральный секретарь Лиги Наций 1920—1933

Преемник: Ж. Л. А. Авеноль

См. также

• Лига Наций
• Министерство иностранных дел Великобритании
• Либеральная партия Великобритании

Отрывок, характеризующий Драммонд, Джеймс Эрик (16-й граф Перт)

– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.