Дранников, Валерий Джемсович

Валерий Джемсович Дранников-Элингер
Фотография, выполненная Алексеем Мякишевым («Коммерсантъ»)
Род деятельности:	Журналист
Гражданство:

Валерий Джемсович Дранников (в профессиональной среде «Дракон») 25 июля 1939, Москва — 12 июля 2010, там же) — советский и российский журналист, работал в газетах «Комсомольская правда», «Гудок», «Коммерсантъ», «Московская правда». О себе говорил, что является единственным советским журналистом, который смог вернуться в профессию после 19 лет отсутствия и снова сделать себе имя. В некоторых источниках его фамилия указывается как Дранников-Элингер.

Биография

Валера Дранников родился в еврейской семье. Его отец был евреем и имел фамилию Драник, но в неразберихе военных лет он переписал своё имя на Джеймс и изменил фамилию на Дранников. Валерий Дранников с третьего раза поступил на факультет журналистики МГУ, который успешно закончил.

Карьера журналиста

Рабочая карьера Дранникова началась с должности культорга на ВДНХ. После этого он семь лет работал в газете «Комсомольская правда», где, по его собственным словам, были постоянные трения с руководством газеты. Именно здесь он сделал первоклассный злободневный репортаж, поехав ночью 12 апреля 1961 года к родителям первого космонавта.

После этого перешёл работать в «Гудок» на должность спецкора отдела пропаганды. Сам Дранников позже вспоминал, что в связи со своим еврейским происхождением, ему были недоступны некоторые советские издания. На новом месте Дранников сформировал отдел спортивных новостей. Эту рубрику ценил министр транспорта СССР Б. П. Бещев, который благоволил журналисту, выписывал ему высокие премии. В «Гудке» Дранников имел настолько широкие полномочия, что его материалы пропускались в обход отдела цензуры.

Этот этап карьеры Дранникова закончился с приходом на должность редактора газеты «Гудок» А. П. Воробьёва. Между ними сложились натянутые отношения, и однажды Воробьёв сократил размер материала корреспондента в несколько раз. В ответ Дранников уменьшил свой материал до требуемого размера так, что в последних словах статьи можно было прочесть акростих «Воробьёв говно». Эта ситуация стала притчей во языцех среди профессиональных журналистов, но автор был вынужден уйти из профессии.

Уход и возвращение в журналистику

Создал кооператив «Символ», который первым в СССР стал выпускать майки и футболки с рисунком. Как рассказывал журналист, краска для надписей смешивалась с тестом и запекалась вместе с изделием в духовом шкафу бытовой газовой плиты. На первой выставке Советских импортных товаров, которая проходила в г. Тель-Авиве в 1991 году, В. Дранников представил свой «блузон» с надписью "Эй, жиды, спасай Россию!". Среди местного населения этот шедевр пользовался повышенным спросом. Дранников занимался предпринимательской деятельностью 19 лет, но в 1996-1997 годах начался резкий приток китайских товаров, конкурентная ситуация стала ухудшаться и доходность резко снизилась.

В процессе своей бизнес-карьеры журналист стал заместителем председателя московского Союза кооператоров. В это время он был знаком с Еленой Батуриной, которую называл «Леночка». Позже он дал высокую оценку её деловым качествам. Также активно общался с В. Е. Яковлевым, присутствовал при создании марки «Коммерсантъ». Яковлев предложил Дранникову работать в журнале «Домовой», но журналист отказался. Этот период его жизни закончился приглашением в «Коммерсантъ»: в 1996 году он уступил предложению Леонида Милославского, которого поддержал Сергей Мостовщиков.

Дранников возглавил отдел спецкоров, в который Милославский пригласил наиболее профессиональных специалистов своего времени. В отделе работали Наталья Геворкян, Александр Кабаков, Игорь Свинаренко, Глеб Пьяных, Валерий Панюшкин, Андрей Колесников. После экономического кризиса 1998 года эта команда распалась, и Дранников ушёл в газету «Россия».

На новом месте Дранников смог активно заняться журналистикой, писал новые статьи. Позже Александр Гордеев и Леонид Бершидский его пригласили в русский Ньюсвик в котором он проработал до прихода Леонида Парфёнова в 2004 году. После ухода из этого проекта Дранников вернулся в «Гудок», где руководил отделом специальных корреспондентов. Параллельно с этой деятельностью он успел поработать в московском журнале «Большой город», «Русский репортёр» и «Русский пионер»

У Дранникова с возрастом обострились проблемы с сердцем, в июле 2010 года ему сделали операцию. Сама операция прошла успешно, но ослабленный организм не смог преодолеть её последствия, возник отёк лёгких, и 12 июля 2010 года Валерий Дранников на 71-м году жизни скончался.

Премия имени Валерия Дранникова

В 2011 году газета «Гудок» совместно с факультетом журналистики МГУ учредило «стипендию имени Валерия Дранникова». Стипендией награждается студент, «прошедший наиболее успешную практику в отраслевом СМИ». Решение о присуждении стипендии принимается конкурсной комиссией.

Первое присуждение состоялось 21 декабря 2011 года. В конкурсную комиссию вошли два представителя «Гудка»: генеральный директор Борис Калатин и главный редактор Александр Ретюнин. Также в комиссии было четыре преподавателя факультета во главе с деканом Еленой Вартановой.

На награду претендовали 14 студентов, стипендию присудили третьекурснице Галине Зинченко, которая обучается по специализации «Деловая журналистика».

Личная жизнь

Женившись в молодости, всю жизнь прожил в счастливом браке. Имел сына.

Любил готовить и увлекался домашней кулинарией.

Рецепт щавелевых щей по-Дранниковски
Перебрать и промыть щавель в большом количестве воды два-три раза. При этом воду не сливать, а вынуть зелень из воды руками, чтобы песок не остался на листьях. Проварить щавель в большом количестве воды, не закрывая кастрюлю крышкой. Проваренную зелень вынуть из воды и протереть через сито. Полученную массу положить в отвар и поставить кастрюлю в холодильник. Отварить и порезать молодую картошку и яйца. Мелко порезать редиску и зеленый лук, смешав его с солью. Разлить по тарелкам, положив туда картошку, яйцо, лук и редиску. Добавить сметаны - и радоваться жизни. Пусть и с горькой кислинкой.

Литература

• Валерий Дранников: от «Гудка» до «Гудка». — М..

Ссылки

• В. Д. Дранников [www.archnadzor.ru/2010/07/15/bul-var-tsvetny-h-vospominanij/ Бульвар цветных воспоминаний] // Большой город : журнал. — 2002.

Отрывок, характеризующий Дранников, Валерий Джемсович

– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.