Драфт НХЛ 1982

Драфт НХЛ 1982
Основная информация
Дата	9 июня 1982 г.
Место	Монреаль, Квебек
Игроки	252
Раунды	12
Первый номер	Горд Клузак
Команда	Бостон Брюинз
← 1981	1983 →

Драфт НХЛ 1982 года состоялся в монреальском «Форуме».

Процедура драфта

#	страна	итого
	Северная Америка	217
1	Канада	156
2	США	61
	Европа	35
3	Швеция	14
4	Чехословакия	13
5	Финляндия	5
6	СССР	3

Во время 20-го драфта НХЛ в 12-ти раундах было выбрано 252 хоккеиста. Первым номером драфта стал Горд Клузак, выбранный клубом «Бостон Брюинз».

На драфте 1982 года было выбрано три советских хоккеиста – Виктор Нечаев, Сергей Капустин и Виктор Жлуктов. Виктор Нечаев стал первым советским хоккеистом сыгравшим в НХЛ. В 1983 году он провёл три матча в составе «Лос-Анджелес Кингз» и в игре против «Нью-Йорк Рейнджерс» забросил первую «советскую» шайбу.

Итоги драфта

В представленном ниже списке полностью приведён первый раунд драфта и наиболее успешные игроки из более поздних кругов драфта.

Легенда:
  # = Номер драфта, С = Страна, А = Амплуа, И = Игры, Г = Голы, П = Передачи, О = Очки, Ш = Штрафные минуты   Игрок = Участник «Матча всех звёзд», Игрок = Участник «Матча всех звёзд» и команды «всех звёзд», Игрок = Член Зала хоккейной славы

1-й раунд					Итого в НХЛ
#	Команда	C	Игрок	А	И	Г	П	О	Ш
1	Бостон Брюинз		Горд Клузак	З	299	25	98	123	543
2	Миннесота Норт Старз		Брайан Беллоуз	ПН	1188	485	537	1022	718
3	Торонто Мэйпл Лифс		Гари Ниланд	З	608	32	139	171	1235
4	Филадельфия Флайерз		Рон Саттер	ЦН	1093	205	328	533	1352
5	Вашингтон Кэпиталз		Скотт Стивенс	З	1635	196	712	908	2785
6	Баффало Сэйбрз		Фил Хаусли	З	1495	338	894	1232	822
7	Чикаго Блэк Хокс		Кен Яремчук	ЦН	235	36	56	92	106
8	Нью-Джерси Дэвилз		Рокки Тротье	ЦН	38	6	4	10	2
9	Баффало Сэйбрз		Пол Сир	ЛН	470	101	140	241	623
10	Питтсбург Пингвинз		Рич Саттер	ПН	874	149	166	315	1411
11	Ванкувер Кэнакс		Мишель Пети	З	827	90	238	328	1839
12	Виннипег Джетс		Джим Кайт	З	598	17	49	66	1342
13	Квебек Нордикс		Дэвид Шоу	З	769	41	153	194	906
14	Хартфорд Уэйлерс		Пол Лоулесс	ЛН	238	49	77	126	54
15	Нью-Йорк Рейнджерс		Крис Контос	ЛН	230	54	69	123	103
16	Баффало Сэйбрз		Дэйв Андрейчук	ЛН	1639	640	698	1338	1125
17	Детройт Ред Уингз		Мюррей Крэйвен	ЦН	1071	266	493	759	524
18	Нью-Джерси Дэвилз		Кен Данейко	З	1283	36	142	178	2516
19	Монреаль Канадиенс		Ален Херу	ЛН	-1	-1	-1	-1	-1
20	Эдмонтон Ойлерз		Джеймс Плэйфэйр	З	21	2	4	6	51
21	Нью-Йорк Айлендерс		Патрик Флэтли	ПН	780	170	340	510	686
21,1 Р#2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2
24	Торонто Мэйпл Лифс		Гари Лиман	ЛН	667	199	267	466	531
25	Торонто Мэйпл Лифс		Петер Игначак	ЦН	417	102	165	267	175
33	Монреаль Канадиенс		Дэвид Мэйли	ЛН	466	43	81	124	1043
34	Квебек Нордикс		Пол Гиллис	ЦН	624	88	154	242	1498
36	Нью-Йорк Рейнджерс		Томас Сандстрём	ПН	983	394	463	857	1193
37	Нью-Йорк Айлендерс		Ричард Кромм	ЛН	372	70	103	173	138
42 Р#3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3
43	Нью-Джерси Дэвилз		Пэт Вербик	ПН	1424	522	541	1063	2905
45	Торонто Мэйпл Лифс		Кен Реггет	В	575	0	24	24	182
52	Питтсбург Пингвинз		Трой Лоуни	ЛН	624	87	110	197	1091
55	Квебек Нордикс		Марио Госселин	В	242	0	9	9	42
56	Хартфорд Уэйлерс		Кевин Дайнин	ПН	1188	355	405	760	2229
57	Нью-Йорк Рейнджерс		Кори Миллен	ЦН	335	90	119	209	236
60	Бостон Брюинз		Дэйв Рид	ЛН	961	165	204	369	253
63 Р#4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4
67	Хартфорд Уэйлерс		Ульф Самуэлльсон	З	1080	57	276	333	2453
72	Калгари Флэймз		Марк Лэмб	З	403	46	100	146	291
73	Торонто Мэйпл Лифс		Владимир Ружичка	ЦН	233	82	85	167	129
75	Виннипег Джетс		Дэйв Эллетт	З	1129	153	415	568	985
80	Миннесота Норт Старз		Боб Роуз	З	1061	37	181	218	1559
84	Нью-Йорк Айлендерс		Алан Керр	ПН	391	72	94	166	826
84,1 Р#5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5
86	Детройт Ред Уингз		Брэд Шоу	З	377	22	137	159	208
88	Хартфорд Уэйлерс		Рэй Ферраро	ЦН	1258	408	490	898	1288
89	Вашингтон Кэпиталз		Дин Эвасон	ЦН	803	139	233	372	1002
105 Р#6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6
109	Хартфорд Уэйлерс		Рэнди Гилен	ЛН	457	55	60	115	314
119	Филадельфия Флайерз		Рон Хекстолл	В	608	1	32	33	584
120	Нью-Йорк Рейнджерс		Тони Гранато	ЛН	774	248	244	492	1425
123	Бостон Брюинз		Боб Суини	ЦН	639	125	163	288	799
126 Р#7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7
134	Сент-Луис Блюз		Дуг Гилмор	ЦН	1474	450	964	1414	1301
140	Филадельфия Флайерз		Дэйв Браун	ПН	729	45	52	97	1789
168 Р#9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9
181	Квебек Нордикс		Майк Хоу	ПН	707	100	156	256	675
183	Нью-Йорк Рейнджерс		Келли Миллер	ЛН	1048	181	282	463	512

Статистика драфта

• Количество хоккеистов игравших в НХЛ: 109;
• Процент игравших в НХЛ от общего числа игроков: 43,4;
• Среднее количество игр за карьеру в НХЛ: 374;
• Среднее количество голов за карьеру в НХЛ: 70;
• Среднее количество очков за карьеру в НХЛ: 185;
• Среднее количество штрафных минут за карьеру в НХЛ: 477.

Ссылки

• [www.hockeydb.com/ihdb/draft/nhl1982e.html Драфт НХЛ 1982 года]  (англ.) на [www.hockeydb.com The Internet Hockey Database]  (англ.)
• [www.hockeydraftcentral.com/1982/82main.htm HockeyDraftCentral.com]  (англ.)

См. также

Сезон НХЛ 1982/83

Отрывок, характеризующий Драфт НХЛ 1982

Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.