Драфт НХЛ 1985

Драфт НХЛ 1985
Основная информация
Дата	15 июня 1985 г.
Место	Торонто, Онтарио
Игроки	252
Раунды	12
Первый номер	Уэндел Кларк
Команда	Торонто Мейпл Лифс
← 1984	1986 →

Драфт НХЛ 1985 года состоялся 15 июня 1985 года в выставочном центре «Метро Торонто Конвеншн Центр» в Торонто.

Процедура драфта

#	страна	итого
	Северная Америка	222
1	Канада	165
2	США	57
	Европа	30
3	Швеция	16
4	Чехословакия	7
5	Финляндия	4
6	СССР	2
7	Западная Германия	1

Во время 22-го драфта НХЛ в 12-ти раундах было выбрано 252 хоккеиста. Первым номером драфта стал Уэндел Кларк, выбранный клубом «Торонто Мэйпл Лифс».

Церемония драфта прошла в торонтском «Метро Торонто Конвеншн Центр» в присутствии 7000 зрителей и стала первой, с момента введения процедуры драфта в 1963 году, прошедшей за пределами Монреаля.

Итоги драфта

В представленном ниже списке полностью приведён первый раунд драфта и наиболее успешные игроки из более поздних кругов драфта.

Легенда:
  # = Номер драфта, С = Страна, А = Амплуа, И = Игры, Г = Голы, П = Передачи, О = Очки, Ш = Штрафные минуты   Игрок = Участник «Матча всех звёзд», Игрок = Член Зала хоккейной славы

1-й раунд					Итого в НХЛ
#	Команда	C	Игрок	А	И	Г	П	О	Ш
1	Торонто Мейпл Лифс		Уэндел Кларк	ЛН	793	330	234	564	1690
2	Питтсбург Пингвинз		Крейг Симпсон	ЛН	634	247	250	497	659
3	Нью-Джерси Дэвилз		Крейг Воланин	З	695	40	133	173	894
4	Ванкувер Кэнакс		Джим Сэндлак	ПН	549	110	119	229	821
5	Хартфорд Уэйлерс		Дана Мурзин	З	838	52	152	204	1571
6	Нью-Йорк Айлендерс		Брэд Далгарно	ПН	321	49	71	120	332
7	Нью-Йорк Рейнджерс		Ульф Дален	ПН	966	301	354	655	230
8	Детройт Ред Уингз		Брент Федык	ПН	470	97	112	209	308
9	Лос-Анджелес Кингз		Крэйг Дункансон	ЛН	38	5	4	9	61
10	Лос-Анджелес Кингз		Дэн Греттон	ЦН	7	1	0	1	5
11	Чикаго Блэк Хокс		Дэйв Мэнсон	З	1103	102	288	390	2792
12	Монреаль Канадиенс		Жозе Карбонно	ПН	71	9	13	22	67
13	Нью-Йорк Айлендерс		Дерек Кинг	ЛН	830	261	351	612	417
14	Баффало Сэйбрз		Калле Юханссон	З	1109	119	416	535	519
15	Квебек Нордикс		Дэвид Латта	ЛН	36	4	8	12	4
16	Монреаль Канадиенс		Том Чорски	ЛН	596	115	122	237	225
17	Калгари Флэймз		Крис Биотти	З	-1	-1	-1	-1	-1
18	Виннипег Джетс		Райан Стюарт	ЦН	3	1	0	1	0
19	Вашингтон Кэпиталз		Ивон Корриво	ЛН	280	48	40	88	310
20	Эдмонтон Ойлерз		Скотт Меткалф	ЦН	19	1	2	3	18
21	Филадельфия Флайерз		Глен Сибрук	ЦН	19	1	6	7	4
21,1 Р#2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2	-2
24	Нью-Джерси Дэвилз		Шон Бурк	В	820	0	28	28	310
27	Калгари Флэймз		Джо Ньювендайк	ЦН	1257	564	562	1126	677
28	Нью-Йорк Рейнджерс		Майк Рихтер	В	666	0	11	11	34
32	Нью-Джерси Дэвилз		Эрик Уайнрич	З	1157	70	318	388	825
34	Нью-Йорк Айлендерс		Брэд Лойер	ЛН	323	44	67	111	218
35	Баффало Сэйбрз		Бенуа Хог	ЛН	863	222	321	543	877
40	Вашингтон Кэпиталз		Джон Дрюс	ПН	531	113	126	239	347
42 Р#3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3	-3
44	Сент-Луис Блюз		Нельсон Эмерсон	ПН	771	195	293	488	575
50	Детройт Ред Уингз		Стив Чейссон	З	751	93	305	398	1107
52	Бостон Брюинз		Билл Рэнфорд	В	647	0	24	24	65
63 Р#4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4	-4
79	Монреаль Канадиенс		Брент Гилкрист	ЦН	792	135	170	305	400
81	Виннипег Джетс		Фредрик Олауссон	З	1022	147	434	581	452
82	Вашингтон Кэпиталз		Билл Холдер	З	846	59	191	250	412
84 Р#5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5	-5
88	Ванкувер Кэнакс		Роберт Крон	ЦН	771	144	194	338	119
105 Р#6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6	-6
110	Хартфорд Уэйлерс		Шейн Чурла	ПН	488	26	45	71	2301
113	Детройт Ред Уингз		Рэнди Маккей	ПН	932	162	201	363	1731
119	Баффало Сэйбрз		Джо Рики	З	902	25	139	164	1326
122	Калгари Флэймз		Тим Суини	ЛН	291	55	83	138	123
123	Виннипег Джетс		Дэнтон Коул	ПН	318	58	60	118	125
127 Р#7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7	-7
143	Калгари Флэймз		Стю Гримсон	ЛН	729	17	22	39	2113
147 Р#8	-8	-8	-8	-8	-8	-8	-8	-8	-8
157	Бостон Брюинз		Рэнди Барридж	ЛН	706	199	251	450	458
168 Р#9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9	-9
188	Эдмонтон Ойлерз		Келли Букбергер	ПН	1182	105	204	309	2297
189	Филадельфия Флайерз		Горд Мёрфи	З	862	85	238	323	668
190 Р#10	-10	-10	-10	-10	-10	-10	-10	-10	-10
210	Бостон Брюинз		Боб Бирс	З	258	28	79	107	225
211 Р#11	-11	-11	-11	-11	-11	-11	-11	-11	-11
214	Ванкувер Кэнакс		Игорь Ларионов	ЦН	921	169	475	644	474
222 Р#12	-12	-12	-12	-12	-12	-12	-12	-12	-12
245	Баффало Сэйбрз		Кен Баумгартнер	ЛН	696	13	41	54	2242

Статистика драфта

• Количество хоккеистов игравших в НХЛ: 104;
• Процент игравших в НХЛ от общего числа игроков: 41,3;
• Среднее количество игр за карьеру в НХЛ: 333;
• Среднее количество голов за карьеру в НХЛ: 47;
• Среднее количество очков за карьеру в НХЛ: 127;
• Среднее количество штрафных минут за карьеру в НХЛ: 363.

Ссылки

• [www.hockeydb.com/ihdb/draft/nhl1985e.html Драфт НХЛ 1985 года]  (англ.) на [www.hockeydb.com The Internet Hockey Database]  (англ.)
• [www.hockeydraftcentral.com/1985/85main.htm HockeyDraftCentral.com]  (англ.)

См. также

Сезон НХЛ 1985/86

Отрывок, характеризующий Драфт НХЛ 1985

– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.