Драфт НХЛ 2010
Поделись знанием:
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
| Драфт НХЛ 2010 года | |||
|---|---|---|---|
| |||
| Основная Информация | |||
| Дата | 25-26 июня 2010 | ||
| Место | Стэйплс Центр, Лос-Анджелес | ||
| Игроков выбрано | 210 | ||
| Первый выбор |  Тэйлор Холл
| ||
| Команда | Эдмонтон Ойлерз | ||
Драфт НХЛ
| |||
48-й входной Драфт НХЛ 2010 проходивший 25 и 26 июня в Лос-Анджелесе, на домашней арене местной команды, Стэйплс Центр. Под общим первым номером «Эдмонтоном» был выбран канадец Тэйлор Холл. Впервые драфт проходил в Лос-Анджелесе.
Содержание
Драфт-лотерея
По итогам драфт-лотереи прошедшей 13 апреля 2010 года, право первого выбора на драфте 2010 получил «Эдмонтон Ойлерз».
Рейтинг проспектов
| № | Полевые игроки (Северная Америка)[1] |
Полевые игроки (Европа)[2][3] |
|---|---|---|
| 1 | Тайлер Сегин (ЦН)
|
 Микаэль Гранлунд (ЦН)
|
| 2 | Тэйлор Холл (ЛН)
|
 Владимир Тарасенко (ПН)
|
| 3 | Брэтт Коннолли (ПН)
|
Евгений Кузнецов (ЦН)
|
| 4 | Эрик Гудбрансон (З)
|
 Калле Ярнкрок[4] (ЦН)
|
| 5 |  Кэм Фаулер (З)
|
Людвиг Ренсфельдт (ЛН)
|
| 6 | Брэндон Гормли (З)
|
Максим Кицын (ЛН)
|
| 7 | Марк Песик (З)
|
Оскар Линдберг (ЦН)
|
| 8 | Эмерсон Этем (ПН)
|
 Том Кюнхакль (ПН)
|
| 9 | Дерек Форборт (З)
|
Адам Петтерссон (ЦН)
|
| 10 | Райан Джохансен (ЦН)
|
 Мартин Маринчин (З)
|
| № | Вратари (Северная Америка)[5] | Вратари (Европа)[6] |
|---|---|---|
| 1 | Калвин Пикар
|
Сами Аиттокаллио
|
| 2 | Джек Кэмпбелл
|
Фредрик Петтерссон-Венцель
|
| 3 | Кент Симпсон
|
Юхан Густафссон
|
| 4 | Марк Висентин
|
Йонатан Иилахти
|
| 5 | Луи Доминге
|
Юнас Гуннарссон
|
Выбор игроков
Обозначения: В — вратарь; З — защитник; ЛН — левый нападающий; ПН — правый нападающий; ЦН — центральный нападающий; Н — нападающий (обычно крайний форвард)
Выделены обладатели Кубка Стэнли
Раунд 1
Раунд 2
| # | Игрок | Национальность | Команда НХЛ |
|---|---|---|---|
| 31 | Тайлер Питлик (ЦН) | США
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 32 | Джаред Найт (ЦН) | США
|
Бостон Брюинз |
| 33 | Джон Макфарленд (ЛН) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 34 | Дэлтон Смит (ЛН) | Канада
|
Коламбус Блю Джекетс |
| 35 | Людвиг Ренсфельд (ЛН) | Швеция
|
Чикаго Блэкхокс |
| 36 | Алекс Петрович (З) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 37 | Джастин Фолк (З) | США
|
Каролина Харрикейнз |
| 38 | Джон Меррил (З) | США
|
Нью-Джерси Девилз |
| 39 | Брэтт Балмер (ПН) | Канада
|
Миннесота Уайлд |
| 40 | Кристиан Томас (ПН) | Канада
|
Нью-Йорк Рейнджерс |
| 41 | Патрик Немет (З) | Швеция
|
Даллас Старз |
| 42 | Деванте Смит-Пелли (ПН) | Канада
|
Анахайм Дакс |
| 43 | Брэд Росс (ЛН) | Канада
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 44 | Себастьян Вэннстрём (ПН) | Швеция
|
Сент-Луис Блюз |
| 45 | Райан Спунер (ЦН) | Канада
|
Бостон Брюинз |
| 46 | Мартин Маринчин (З) | Словакия
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 47 | Тайлер Тоффоли (ЦН) | Канада
|
Лос-Анджелес Кингз |
| 48 | Кёртис Хэмилтон (ЛН) | США
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 49 | Калвин Пикар (В) | Канада
|
Колорадо Эвеланш |
| 50 | Коннор Брикли (ЦН) | США
|
Флорида Пантерз |
| 51 | Калле Ярнкрок (ЦН) | Швеция
|
Детройт Ред Уингз |
| 52 | Филип Лэйн (ПН) | США
|
Финикс Койотис |
| 53 | Марк Альт (З) | США
|
Каролина Харрикейнз |
| 54 | Джастин Холл (З) | США
|
Чикаго Блэкхокс |
| 55 | Петр Страка (ПН) |  Чехия
|
Коламбус Блю Джекетс |
| 56 | Юхан Ларссон (ЛН) | Швеция
|
Миннесота Уайлд |
| 57 | Оскар Линдберг (ЦН) | Швеция
|
Финикс Койотис |
| 58 | Кент Симпсон (В) | Канада
|
Чикаго Блэкхокс |
| 59 | Джейсон Цукер (ЛН) | США
|
Миннесота Уайлд |
| 60 | Стивен Джонс (З) | США
|
Чикаго Блэкхокс |
Раунд 3
| # | Игрок | Национальность | Команда НХЛ |
|---|---|---|---|
| 61 | Райан Мартиндэйл (ЦН) | Канада
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 62 | Грег Маккег (ЦН) | Канада
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 63 | Брок Бьюкебум (З) | США
|
Тампа Бэй Лайтнинг |
| 64 | Макс Райнхарт (ЦН) | Канада
|
Калгари Флеймз |
| 65 | Кирилл Кабанов (ЛН) | Россия
|
Нью-Йорк Айлендерс |
| 66 | Радко Гудас (З) | Чехия
|
Тампа Бэй Лайтнинг |
| 67 | Дэнни Бьега (З) | Канада
|
Каролина Харрикейнз |
| 68 | Жером Готье-Ледюк (З) | Канада
|
Баффало Сейбрз |
| 69 | Джо Басараба (ПН) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 70 | Джордан Уил (ЦН) | Канада
|
Лос-Анджелес Кингз |
| 71 | Микаэль Бурниваль (ЛН) | Канада
|
Колорадо Эвеланш |
| 72 | Адам Яношик (З) | Словакия
|
Тампа Бэй Лайтнинг |
| 73 | Джоуи Лич (З) | Канада
|
Калгари Флеймз |
| 74 | Макс Гардинер (ЦН) | США
|
Сент-Луис Блюз |
| 75 | Кевин Сандер (ЦН) | Канада
|
Баффало Сейбрз |
| 76 | Якуб Цулек (ЛН) | Чехия
|
Оттава Сенаторз |
| 77 | Александр Гаптилл (ЛН) | Канада
|
Даллас Старз |
| 78 | Тэйлор Аронсон (З) | США
|
Нэшвилл Предаторз |
| 79 | Сондре Ульден (Н) |  Норвегия
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 80 | Брайан Раст (ПН) | США
|
Питтсбург Пингвинз |
| 81 | Луи-Марк Обри (ЦН) | Канада
|
Детройт Ред Уингз |
| 82 | Джейсон Кларк (ЦН) | США
|
Нью-Йорк Айлендерс |
| 83 | Мэтт Маккензи (З) | Канада
|
Баффало Сейбрз |
| 84 | Скотт Уэджвуд (В) | Канада
|
Нью-Джерси Девилз |
| 85 | Остин Леви (З) | США
|
Каролина Харрикейнз |
| 86 | Станислав Галиев (ПН) | Россия
|
Вашингтон Кэпиталз |
| 87 | Джулиан Мелкьори (З) | Канада
|
Атланта Трэшерз |
| 88 | Макс Гэйд (ПН) | США
|
Сан-Хосе Шаркс |
| 89 | Майкл Шапю (З) | Канада
|
Филадельфия Флайерз |
| 90 | Юаким Нордстрём (З) | Швеция
|
Чикаго Блэкхокс |
Раунд 4
| # | Игрок | Национальность | Команда НХЛ |
|---|---|---|---|
| 91 | Джереми Блэн (З) | Канада
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 92 | Сэм Бриттэн (В) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 93 | Бенджамин Галлахер (З) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 94 | Брэндон Арчибальд (З) | США
|
Коламбус Блю Джекетс |
| 95 | Стивен Силас (З) | Канада
|
Колорадо Эвеланш |
| 96 | Джоффри Шемич (З) | Канада
|
Тампа Бэй Лайтнинг |
| 97 | Крэйг Каннингем (ЛН) | Канада
|
Бостон Брюинз |
| 98 | Стивен Шипли (ЦН) | Канада
|
Баффало Сейбрз |
| 99 | Йоонас Донской (ПН) | Финляндия
|
Флорида Пантерз |
| 100 | Эндрю Йоган (ЦН/ЛН) | США
|
Нью-Йорк Рейнджерс |
| 101 | Иван Телегин (ЛН) | Россия
|
Атланта Трэшерз |
| 102 | Матьё Корбел (В) | Канада
|
Коламбус Блю Джекетс |
| 103 | Джн Рэмедж (З) | Канада
|
Калгари Флеймз |
| 104 | Яни Хаканпяя (З) | Финляндия
|
Сент-Луис Блюз |
| 105 | Джастин Шугг (ЛН) | Канада
|
Каролина Харрикейнз |
| 106 | Маркус Сёренсен (ПН) | Швеция
|
Оттава Сенаторз |
| 107 | Сами Айттокаллио (В) | Финляндия
|
Колорадо Эвеланш |
| 108 | Билл Эрнолд (ЦН) | США
|
Калгари Флеймз |
| 109 | Алекс Терьо (З) | Канада
|
Даллас Старз |
| 110 | Том Кюнхакль (ПН) | Германия
|
Питтсбург Пингвинз |
| 111 | Теему Пулккинен (ЛН) | Финляндия
|
Детройт Ред Уингз |
| 112 | Филипп Грубауэр (В) | Германия
|
Вашингтон Кэпиталз |
| 113 | Марк Макмиллан (Н) | Канада
|
Монреаль Канадиенс |
| 114 | Джо Фост (З) | США
|
Нью-Джерси Девилз |
| 115 | Патрик Макнэлли (З) | США
|
Ванкувер Кэнакс |
| 116 | Петтер Гранберг (З) | Швеция
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 117 | Морган Эллис (З) | США
|
Монреаль Канадиенс |
| 118 | Джеймс Маллин (ЦН/ПН) | США
|
Тампа Бэй Лайтнинг |
| 119 | Тай Макгинн (ЛН) | Канада
|
Филадельфия Флайерз |
| 120 | Роб Флик (ЦН) | Канада
|
Чикаго Блэкхокс |
Раунд 5
| # | Игрок | Национальность | Команда НХЛ |
|---|---|---|---|
| 121 | Тайлер Бунц (В) | Канада
|
Эдмонтон Ойлерз |
| 122 | Кристофер Вагнер (ПН) | США
|
Анахайм Дакс |
| 123 | Зак Хайман (ЦН) | Канада
|
Флорида Пантерз |
| 124 | Остин Мадайски (З) | Канада
|
Коламбус Блю Джекетс |
| 125 | Тони Дехарт (З) | США
|
Нью-Йорк Айлендерс |
| 126 | Патрик Селин (ПН) | Швеция
|
Нэшвилл Предаторз |
| 127 | Коди Феррьеро (ЦН) | США
|
Сан-Хосе Шаркс |
| 128 | Фредерик Петтерссон-Вентцел (В) | Швеция
|
Атланта Трэшерз |
| 129 | Фрэдди Хэмилтон (ЦН) | Канада
|
Сан-Хосе Шаркс |
| 130 | Джейсон Уилсон (ЛН) | Канада
|
Нью-Йорк Рейнджерс |
| 131 | Джон Клингберг (З) | Швеция
|
Даллас Старз |
| 132 | Тим Хеед (З) | Швеция
|
Анахайм Дакс |
| 133 | Майкл Ферланд (ЛН) | Канада
|
Калгари Флеймз |
| 134 | Коди Бич (ПН) | Канада
|
Сент-Луис Блюз |
| 135 | Джастин Флорек (ЛН) | США
|
Бостон Брюинз |
| 136 | Айзек Маклауд (З) | Канада
|
Сан-Хосе Шаркс |
| 137 | Трой Рутковски (З) | Канада
|
Колорадо Эвеланш |
| 138 | Луи Доминге (В) | Канада
|
Финикс Койотис |
| 139 | Люк Уокер (ПН) | США
|
Колорадо Эвеланш |
| 140 | Кенни Агостино (ЛН) | США
|
Питтсбург Пингвинз |
| 141 | Петр Мразек (В) | Чехия
|
Детройт Ред Уингз |
| 142 | Калеб Херберт (ЦН) | США
|
Вашингтон Кэпиталз |
| 143 | Грег Сатч (ПН) | Канада
|
Баффало Сейбрз |
| 144 | Сэм Кэррик (ЦН) | Канада
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 145 | Адам Полашек (З) | Чехия
|
Ванкувер Кэнакс |
| 146 | Даниэль Бродин (ЛН) | Швеция
|
Торонто Мейпл Лифс |
| 147 | Брендан Галлагер (ПН) | Канада
|
Монреаль Канадиенс |
| 148 | Кевин Гравел (З) | США
|
Лос-Анджелес Кингз |
| 149 | Майкл Паркс (ПН) | США
|
Филадельфия Флайерз |
| 150 | Ясин Сиссе (ПН) | Канада
|
Атланта Трэшерз |
Российские игроки в последующих раундах
- Кирилл Кабанов — 3 раунд, 65 номер, Нью-Йорк Айлендерс
- Станислав Галиев — 3 раунд, 86 номер, Вашингтон Кэпиталз
- Иван Телегин — 4 раунд, 101 номер, Атланта Трэшерз
- Максим Кицын — 6 раунд, 158 номер, Лос-Анджелес Кингз
- Максим Чудинов — 7 раунд, 195 номер, Бостон Брюинз
Количество выбраных игроков по странам
Всего было задрафтовано 210 хоккеистов из 12 стран мира. Из российских игроков под самым высоким, восьмым, номером Атлантой Трэшерз был выбран Александр Бурмистров. Всего же было выбрано 8 игроков, что на одного больше чем в прошлом году.
| № | Страна | Игроков | Процент |
|---|---|---|---|
| 1 | Канада |
99 | 47.1 % |
| 2 | США |
59 | 28.1 % |
| 3 | Швеция |
20 | 9.5 % |
| 4 | Россия |
8 | 3.8 % |
| 5 | Финляндия |
7 | 3.3 % |
| 6 | Чехия |
5 | 2.4 % |
| Германия |
5 | 2.4 % | |
| 8 | Словакия |
2 | 1.0 % |
 Швейцария |
2 | 1.0 % | |
| 10 |  Дания |
1 | 0.5 % |
 Латвия |
1 | 0.5 % | |
| Норвегия |
1 | 0.5 % |
См. также
Напишите отзыв о статье "Драфт НХЛ 2010"
Примечания
- ↑ [www.nhl.com/ice/draftprospectbrowse.htm?cat=1&sort=finalRank&year=2010 2010 Draft Prospects - North American Skaters - NHL Draft Prospect Rankings] (англ.). Проверено 30 марта 2015.
- ↑ [www.nhl.com/ice/draftprospectbrowse.htm?cat=2&sort=finalRank&year=2010 2010 Draft Prospects - European Skaters - NHL Draft Prospect Rankings] (англ.). Проверено 30 марта 2015.
- ↑ [centralscouting.nhl.com/link3/sections/cs/resources/2010draft/FinalRankingsInternationalSkaters.pdf centralscouting.nhl.com/link3/sections/cs/resources/2010draft/FinalRankingsInternationalSkaters.pdf] (англ.). Проверено 30 марта 2015.
- ↑ [www.nhl.com/ice/ru/player.htm?id=8475714 Калле Ярнкрок, Предаторз - Статистика - NHL.com/ru - Игроки]. Проверено 30 марта 2015.
- ↑ [www.nhl.com/ice/draftprospectbrowse.htm?cat=3&sort=finalRank&year=2010 2010 Draft Prospects - North American Goalies - NHL Draft Prospect Rankings] (англ.). Проверено 30 марта 2015.
- ↑ [www.nhl.com/ice/draftprospectbrowse.htm?cat=4&sort=finalRank&year=2010 2010 Draft Prospects - European Goalies - NHL Draft Prospect Rankings] (англ.). Проверено 30 марта 2015.
Ссылки
- [www.nhl.com Официальный сайт НХЛ]
- [www.nhl-live.ru/foto/draft-nxl-30-luchshix/ 30 лучших игроков драфта 2010]
| ||||||||||||||||||||
| Национальная хоккейная лига в сезоне 2010/2011
| |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Драфт • Зимняя классика • Матч всех звёзд • Классика наследия • Плей-офф Кубка Стэнли • Финал Кубка Стэнли | |||||
| Восточная конференция | Западная конференция | ||||
| Атлантический дивизион | Северо-Восточный дивизион | Юго-Восточный дивизион | Центральный дивизион | Северо-Западный дивизион | Тихоокеанский дивизион |
| Нью-Джерси Девилз | Баффало Сейбрз | Атланта Трэшерз | Детройт Ред Уингз | Ванкувер Кэнакс | Анахайм Дакс |
| Нью-Йорк Айлендерс | Бостон Брюинз | Вашингтон Кэпиталз | Коламбус Блю Джекетс | Калгари Флэймз | Даллас Старз |
| Нью-Йорк Рейнджерс | Монреаль Канадиенс | Каролина Харрикейнз | Нэшвилл Предаторз | Колорадо Эвеланш | Лос-Анджелес Кингз |
| Питтсбург Пингвинз | Оттава Сенаторз | Тампа Бэй Лайтнинг | Сент-Луис Блюз | Миннесота Уайлд | Сан-Хосе Шаркс |
| Филадельфия Флайерз | Торонто Мейпл Лифс | Флорида Пантерз | Чикаго Блэкхокс | Эдмонтон Ойлерз | Финикс Койотс |
Отрывок, характеризующий Драфт НХЛ 2010
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
