Древнеармянская историография
Древнермянская историография — совокупность работ армянских авторов, посвящённых истории собственно Армении и сопредельных государств и регионов — Закавказья, Византии, Ближнего и Среднего Востока[1]. Армянская историография важнейший источник для изучения также тех стран и народов с которыми армяне сталкивались на протяжении веков — Вавилона и Ассирии, Греции, Рима и Византии, Парфянской и Сасанидской Персии, грузин, арабов, тюрков-сельджуков, монголов, турков-османов[2] и др. Один из наиболее богатых историографической традиции[3]. Занимала доминирующее место в древнеармянской литературе[2].
Армянская историография возникла в середине V века[4], после создания Месропом Маштоцем армянского алфавита. Крупнейшие армянские историографы раннего Средневековья (V—X вв.) — Мовсес Хоренаци, Лазар Парпеци, Фавст Бузанд, Егише, Себеос и другие. Новый подъём армянской историографии охватывал период X—XIV веков, когда были созданы значительные труды Ованеса Драсханакертци, Степаноса Таронаци, Киракоса Гандзакеци, Вардана Аревелци и др.
В XIV веке армянская историография вступила в полосу сравнительного упадка, связанного с нашествием татаро-монгольских племён и растянувшегося на два-три столетия, в течение которых не было создано сколько-нибудь серьезных исторических трудов. Исторические события этого периода дошли до нас главным образом благодаря мелким хроникам и памятным записям армянских рукописей. Историография снова возродилась в XVII веке, когда развивали свою научную деятельность Аракел Даврижеци, Закария Канакерци, Григор Даранагеци и др.
Древние армянские историки в условиях иноземного владычества старались способствовать поднятию национального самосознания народа, воспитанию армян в духе героических традиции исторического прошлого[5].
Содержание
Сообщения об армянской историографии до V века
В I—II веках жил историк, жрец Олюмп, о котором в своей «Истории Армении» сообщает Хоренаци. Согласно Хоренаци, Олюмп — автор «Храмовых историй», однако неизвестно, на каком языке был написан этот труд. Известно лишь что III веке сирийский ученый Вардесан перевел его на сирийский и греческий языки.
Периодизация
Существуют несколько версии периодизации древнеармянской литературы. Бахчинян разделяет древнюю и средневековую армянскую литературу на следующие 4 этапа: V—IX века, X—XII века, XIII—XVI века, XVII—XVIII века[6].
Исторический очерк
V—IX века. «Золотой век» армянской литературы
V век — «Золотой век»[7] армянской литературы, когда определились основные особенности армянской исторической прозы[2]. Во второй половине V столетия армянская историография достигла своего наивысшего расцвета[2], появилось заметное количество историографических работ по истории Армении и соседних стран[3]. Наиболее крупными считаются 6 историков этой эпохи[8]. В их трудах уже фигурируют такие народы и племена как аланы, маскуты, булгары, басилы и хазары[3].
Первым[5] известным оригинальным историческим трудом, написанным на армянском языке, является произведение ученика Маштоца вардапета Корюна «Житие Маштоца»[hy], в котором автор описал жизнь своего учителя, историю изобретения армянского письма, открытия первых школ, распространения грамотности, зарождения армянской литературы. «Житие Маштоца» написан между 443—450 годами[9]. Труд Корюна содержит также ценные сведения о культурной жизни соседних Иверии и Кавказской Албании.
Труд «История Армении» историка по прозвищу Агатангелос содержит важные сведения о социальной структуре армянского общества периода царствования в Великой Армении Трдата III, о принятии страной христианства в качестве государственной религии, деятельности Григория Просветителя и борьбе против древнеармянской религии. В целом охватывает временной диапазон между 226 и 330 годами[5]. Ныне сохранившийся текст является редакцией VII—VIII веков. Труд очень рано был переведен в иные языки — V веке на греческий, в VII—VIII веках на арабский, сохранились различные версии в средневековой латинской, эфиопский и славянской литературах[5].
Историку V века Егише принадлежит историческое сочинение «О Вардане и войне армянской»[hy], в котором изложена история Армении с 428 по 465 годы, начиная от падения армянского царства Аршакидов, события предшествовавшие Аварайрской битве 451 года, и сведения о ходе самой битвы. Является важнейшим источником по истории Армении и других государств Закавказья и Ирана, содержит ценные сведения о гуннах и хазарах[10].
Частично сохранилась «История Армении» Фавстоса Бузанда в котором отсутствуют первые две главы о дохристианской эпохе. Книга написана примерно в 470 годы[11] в период подготовки восстания армян против Сасанидов. Сохранившийся текст содержит описание событий между 330—387 годами[11], охватывает данные о римско-армянских, армяно-персидских, римско-персидских отношениях и о государствах Закавказья[12].
Самым крупным историком этого периода считается «отец армянской историографии»[13] Мовсес Хоренаци, писавший, согласно господствующему мнению в V веке[3]. Ряд специалистов считают его автором жившим между VII—IX столетиями[3]. Хоренаци, автор монументального[8] труда «Истории Армении»[en], считается первым значимым историком этой страны[10], ему принадлежит создание первой всеобщей истории Армении. Хоренаци использовал большое количество источников из античной литературы, документы, а также не сохранившиеся до нашего времени памятники армянской дохристианской историографии. Ему принадлежит создание концепции истории Армении[14], он ввел в армянскую литературу историческую критику[15].
Последний армянский историк V века Лазар Парпеци. Его «История Армении», состоящий из трех частей, охватывает период с 387 года, Первого раздела Армении, по 480 годы[12], написан около 500 году[16]. Книга повествует о восстаниях армян против персидского владычества 449—451 и 481—484 годах, о восстановлении армянского самоуправления[17], уточняя и дополняя работу Егише. В качестве источника Парпеци использовал и некоторые другие труды предшествовавших ему армянских авторов.
В VI веке наблюдается некоторый спад в историографии[18], с этой эпохи сохранилась «Хронография» Атанаса Таронаци. Автор дает важные хронологические указания особенно истории первых веков нашей эры. В качестве исторических источников Таронаци использовал труды историографов V века, чем его «Хронография» приобретает особую важность для составления критических текстов армянских историографов предыдущего периода[19].
Крупнейшим[20] историографическим трудом является «История императора Иракла» Себеоса. Труд написан в 50—60-х годах VII века[20] . В «Истории» Себеоса события в Армении рассматриваются в контексте всей истории региона, а сам труд представляет большой интерес для истории Византии и Персии[21]. В книге описываются персидские походы византийского императора армянского происхождения Ираклия I, содержатся данные о появлении арабов в Армении, о распаде Персидской империи и продвижении ислама[17].
В VII веке зародилась армянская историческая география. Приблизительно в 60—80-годах VII века[20] был написан «Ашхарацуйц», известный также под названием «Армянская география». Авторство приписывается Анании Ширакаци. Источниками труда служили античные географы, ныне почти полностью утерянные среднеперсидские географические сочинения а также местные закавказские матералы. В нем приводятся также списки и перечни древних народов[20].
Одним из значительных исторических произведений VII века «История страны Алуанк» Мовсес Каганкатваци. В X веке труд был дополнен Мовсесом Дасхуранци[18]. Труд в значительной степени компиляция из предшествовавших армянских историков. Работа, состоящая из трёх книг, представляет собой источник информации по общественному строю раннесредневековой Кавказской Албании, Армении, Грузии, сопредельных племён и народов Кавказа, Византии, Сасанидского Ирана и Арабского халифата.
Первый историк Армении после арабских завоевании является Гевонд живший в VIII веке[20]. Его «История Халифов», содержаший сведения о событиях с 640 по 788 годы[22], является ценнейшим источником[23] для истории Востока, в частности о первых арабских нашествиях, о героической борьбе и многочисленных народных восстаниях Армении против арабского ига[22], здесь даются также важные сведения о взаимоотношениях между арабами и подчиненным им народами, о внутренней жизни арабов, о хазаро-арабской войне[24], о борьбе ислама против Византии и т. д.[25]. Последнюю часть своей книги автор написал как очевидец[22].
В VII—VIII веках была написана «История Тарона» Иоанна Мамиконяна, содержащий данные о крещении армян, о борьбе против сасанидского ига, и др.[21]. Первая часть книги написана от имени Зеноба Глака
X—XII века
В 885 году армянская государственность была восстановлена, когда князь князей Ашот I был коронован царем Армении. Багратиды покровительствовали развитию письменной культуры[26]. Мощная историографическая традиция поддержанная в «эпоху правителей Багратидов» привело к созданию новых трудов как регионального и национального масштаба[1]. Армянское царство пало в 1045 завоеванием Византии. Таким образом X—XI века стали временем расцвета армянской культуры, которая в этот период развивалась более беспрепятственно чем когда либо после V столетия[7], пережив эпоху настоящего возрождения[26].
В начале X века[7] Товма Арцруни завершил свою «Историю дома Арцруни», в которой содержатся важные сведения как по истории всей Армении так и Ирана и Арабского халифата. Автор описывает историю страны с древнейших времен до своего времени, позже аноним довел повествование до 1121 года[7]. Особенно подробно изложены события, имевшие место в Васпуракане во второй половине IX—начале X веков. Среди основных его источников — армянские историки V—VII веков, Арцруни хорошо был знаком и с древнегреческой историографией[25].
В 924 году закончил труд «История Армении» католикос Ованес Драсханакертци. Книга имеет большую источниковедческую ценность для изучения отношений арабов с Арменией, тем более что сам Драсханакертци был прямым участником последних описываемых им событий[7]. Повествование начинается с древнейших времен, является важным источником для изучения истории Армении первой четверти X века[27]. Труд является также важным первоисточником для изучения истории всего Закавказья и особенно Грузии и Албании[27], она содержит ценные данные о социально-экономической жизни, географических и топографических условиях, имеет богатый фактологический матераил.
«В ряду армянских историков первое место занимает знаменитый Агафангел, являющийся повествователем дивных чудес, [совершенных] св. Григорием, его мучений и нашего богопознания; — за ним великий Моисей, равный Евсевию, называемый отцом грамматиков; далее Ех’ише вардапет — историк Вардана и его сподвижников, изобразивший мученическую кончину святых иереев; потом историк, ритор Лазарь п’арпский; Фауст византийский; епископ Себеос, написавший историю [императора] Ираклия; иерей Х’евонд — историк нашествия на Армению татчиков и претерпенных ею от них жестокостей; наконец [относящаяся] к последним временам Истории: Шапуха багратуни и армянского католикоса, владыки Иоанна, [живших] во времена первых царей Багратидов.». — Степанос Таронаци, «Всеобщая история», 1004 год
|
В X веке Ухтанес написал историю Армении а также историю раскола армянского и грузинского церквей. Его труд является ценным памятником переосмысления христианского прошлого армян[28].
В эпоху усиления Армянского царства в армянской историографии отмечаются тенденции создания новой после Хоренаци всеобщей истории Армении. В начале XI века[7], около 1004 года[29], завершил «Всеобщую историю» Степаноса Таронаци по прозвищу Асохик. Работа состоит из трех книг[30], считается надежным и хорошо изложенным источником[7], в котором дана хроника жизни и деятельности армянских царей, содержатся ценные сведения об истории Персии, Сирии и других стран. Таронаци ссылается также на предыдущих армянских историков имена которых перечисляет[31].
Крупнейшим историком XI века является Аристакес Ластивертци, написавший «Повествование о бедствиях армянского народа»[32] между 1072—1079 годами. В 25 главах[32] он описывает знаменательные события 1001—1071 годов: падение Армянского царства Багратидов, сельджукское завоевание Закавказья в том числе бывшей армянской столицы Ани[7]. Труд имеет большое значение не только для изучения истории Армении, но также и Византии[32], Сельджукской империи и крестовых походов.
С XII веке армянская историография переживает новый подъем продлившийся около двух столетий[33]. Из историков данного столетия наиболее известен Маттеос Урхаеци, автор «Хронологии», представляющей собой подробную летопись событий 951—1136 годов[29], написан предположительно до 1140 года[34]. Урхаеци работал над своим произведением около сорока лет. Его история ценнейший источник[34] для исследования первого крестового похода.
«Хронология» Самуела Анеци состоит из двух частей, до и после рождения Христа, изложение достигает до 1182 года. Работа позднее была также дополнена. Вторая часть книги полностью хронологическая и представлена в параллельных колоннах по примеру «Хроники»[Комм 1] Евсевия[31].
XIII—XVI века
«Историографы армянского народа тоже оставили множество трудов. Например, дивный и проницательный Агатангелос (что в переводе означает посланец добра), который по приказу могущественного и храброго царя Трдата рассказал об обстоятельствах и событиях, имевших место у армян благодаря исповеднику христову святому Григору Партеву, о действиях знамений и вымыслов, о чудодействии, о причинах просвещения нашей страны армянской и завершил [свой труд] прекрасным и лучезарным повествованием. Вслед за ним богатейший знаниями, многомудрый среди других [историков] святой муж божий Мовсес Хоренаци изложил историю Армении наимудрейшим и достохвальным слогом. Начав с краткого повествования, полного пространных мыслей о первом человеке, [рассказывает] он о событиях, делах и поступках многих народов, доводит до дней Трдата и святого Григора, а оттуда — до кончины армянского патриарха святого Саака и плача по стране нашей армянской, и на том кончает. После него святой Егишэ рассказывает о подвиге внука святого Саака, Вардана, и сподвижников его, которые, уповая на Христа, пожертвовали собою и были увенчаны Христом; воспевает доблестную гибель святых Иовсепа и его сподвижников, согласие уповающих на Христа армянских нахараров на добровольное заключение у царя [персидского], страдания и мученичество святых Хорена и Абраама, о которых так достоверно рассказывает сей дивный муж. Затем велеречивый Лазар Парпеци начинает со времени святого Саака и рассказывает в том же духе. А после него — Фавстос Бузанд, который повествует о том, что произошло между страной нашей армянской и персами и из-за них с нами. И повествуемое об Ираклии епископом Себеосом. И «История» дивного мужа Корюна. И Хосров. И «История» иерея Гевонда о том, что сделали Магомет и его наместники со всеми странами, и особенно с нашим народом армянским. И вардапет Товма, историограф дома Арцрунидов. И Шапух Багратуни. И владыка Иованнес, католикос армян. И Мовсес Каганкатваци, историограф Агванка. И епиокоп урфинский Ухтанес, который описал отделение грузин от армян через Кюриона . И вардапет Степанос, по прозвищу Асохик. И вардапет Аристакес, прозванный Ластивертци. И иерей монастырский Матеос Урхаеци. И Самуэл, священник Анийского собора. И затем — проницательный и мудрый вардапет, прозванный Ванаканом». — Киракос Гандзакеци, «История Армении», 1241 год
|
Один из наиболее важных армянских историков XIII века является Киракос Гандзакеци. Его «История Армении» написанный между 1241 и 1265 годами охватывает тысячелетнюю политическую, социальную, экономическую, религиозную и культурную историю Армении со времен христианизации до эпохи жизни автора. Книга состоит из 65 глав и предисловия. Во втором разделе труда Киракос пишет о событиях своей эпохи, сохраняя важные свидетельства об установлении монгольского господства на Ближнем Востоке, об отношении последних с сельджуками, мамлюками и другими мусульманскими государствами региона[35] и наконец передает богатые сведения в развитии армяно-монгольских отношений[33].
Примерно в то же время[36] что и Киракос пишет «Всеобщую Историю» его однокашник Вардан Аревелци доводя повествование до 1267 года[26]. Главная ценность памятника его описание положения Армении в XIII столетии[37], помимо иных сведений рассказывает о состоянии армян между Византией и мусульманскими войсками[38]. Данные сообщаемые Аревелци важны также для изучения истории монголов[36], крестоносцев[39] и пр.
Григор Акнерци в своем «Истории народа стрелков» описывает события относящиеся к армянам начиная от эпохи Чингизхана до 1273 года. Работа написана в 1273 году в пустыни Аканц в Киликийском армянском царстве. В отличие от традиционной армянской историографии, этот источник не является всеобщей историей[40].
«Хроника» Смбата Спарапета охватывает период между 951—1276 годами[1]. Смбат был родным братом армянского короля Киликии Хетума I и главнокомандующим армии[41].
Митрополит Сюника Степанос Орбелян в 1299 году закончил «Историю области Сисакан» из 73 глав[42]. Его труд памятник региональной историографии Армении, посвящен истории области Сюник, в котором, однако, изложение дается на фоне истории всей Армении и ее соседей[1].
В XIV в. армянская историография вступила в полосу упадка, связанного с последствиями нашествия татаро-монгольских племён. Упадок этот растянулся на два-три столетия, в течение которых не было создано сколько-нибудь серьезных исторических трудов. Исторические события этого периода дошли до нас главным образом благодаря мелким хроникам и памятным записям армянских рукописей.
XVII—XVIII века
В XVII в. появились исторические труды, среди которых самое значительное место занимает «Книга историй» Аракела Даврижеци. Труд Аракела Даврижеци, которому он отдал девять лет жизни, — уникальное произведение по истории Армении XVII в., играющее важную роль в изучении и истории соседних стран и народов — грузин, азербайджанцев, персов и турок.
<…>
В первой четверти XVIII века Есаи Гасан-Джалалян (арм. Եսայի Հասան-Ջալալյան), католикос агванского католикосата Армянской апостольской церкви, написал труд по истории Карабаха под названием «Краткая история страны Агванк», изданный в Шуше карабахским митрополитом Багдасаром Гасан-Джалаляном в 1839 году.
Историк XVIII в. Абраам Ереванци, автор книги «История войн 1721—1736», описал в ней завоевание афганцами Исфахана и падение государства Сефевидов, войны 1725—1736 гг. между Турцией и Персией — в частности, он описал как очевидец оборону Еревана и взятие его турецкими войсками в 1724 г.
Армянский католикос Абраам Кретаци известен своей «Историографией», также содержащей интересный материал об ирано-турецких войнах, о политической и экономической жизни Армении и Ирана в 1734—1736 гг.
Церковная историография
В VI веке Абраам Мамиконеиц пишет «Историю Ефесского собора». В VII столетии Анастас Вардапет пишет сочинение «О монастырях в святом городе Иерусалиме». Сохранилась анонимная хроника конца VII века иногда приписываемый Анании Ширакаци. Труд содержит церковную историю до VII века[43].
Книга писем
Завет веры
Написан в 620-е гг.[44], содержит сведения, имеющие ценность исторического источника.
Документы
Особенности армянской историографии Средних веков
До середины XIX века в Армении не существовало светской интеллигенции, светской общественной жизни и, следовательно, истории в современном смысле этого слова. После утраты государственности Армянская церковь в каком-то смысле выполняла функции государства. Она долгое время была практически единственным институтом, под эгидой которого изучалась история, расставлялись приоритеты при оценке исторических деятелей и событий, вырабатывались стереотипы. Армения очень рано приняла христианство, но уже в V в., после Халкедонского собора, догматика Армянской Апостольской Церкви достаточно существенно разошлась с догматикой почти всех других существовавших на тот момент христианских конфессий. Это обстоятельство, плюс то, что армяне жили в окружении народов, инородных и по культуре, и по религии, и по языку, усиливало ощущение «самости» армян, и послужило одной из причин возникновения и поныне характерного для армян представления об избранности армянской нации и первородстве армянского христианства. Это представление осталось характерным для армян со времён раннего средневековья. В церковной историографии средних веков, в которой был создан образ христианского народа во враждебном окружении, берёт начало осознание армянским народом своей культуртрегерской миссии[45].
Напишите отзыв о статье "Древнеармянская историография"
Комментарии
- ↑ «Хроника» Евсевия переведен на армянский язык в V или VI веке, греческий оригинал утерян, сохранился только в армянском переводе. Подробности см. Древнеармянская переводная литература
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Арутюнова-Фиданян, 2003, с. 260.
- ↑ 1 2 3 4 Налбандян, 1984, с. 288.
- ↑ 1 2 3 4 5 Новосельцев, 1990, с. 29.
- ↑ Theo Maarten van Lint, 2012, p. 180.
- ↑ 1 2 3 4 Налбандян, 1984, с. 289.
- ↑ Бахчинян, 1987, с. 483—494.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Encyclopedia Britannica.
- ↑ 1 2 Петрушевский, 1957, с. 135.
- ↑ Theo Maarten van Lint, 2012, p. 181.
- ↑ 1 2 Артамонов, 1962, с. 17.
- ↑ 1 2 Theo Maarten van Lint, 2012, p. 185.
- ↑ 1 2 Налбандян, 1984, с. 290.
- ↑ Налбандян, 1984, с. 292.
- ↑ Налбандян, 1984, с. 293.
- ↑ Налбандян, 1984, с. 294.
- ↑ Robert W. Thomson, 1998, p. 365—366.
- ↑ 1 2 Tara L. Andrews, 2013, p. 31.
- ↑ 1 2 Налбандян, 1984, с. 296—297.
- ↑ Приложение к изданию «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци, Ер., 1997, стр., 512—525 (арм.)
- ↑ 1 2 3 4 5 Новосельцев, 1990, с. 30.
- ↑ 1 2 Налбандян, 1984, с. 297.
- ↑ 1 2 3 БСЭ.
- ↑ Налбандян, 1984, с. 297—298.
- ↑ Артамонов, 1962, с. 18.
- ↑ 1 2 Налбандян, 1984, с. 298.
- ↑ 1 2 3 Toumanoff, 1989, p. 419-422.
- ↑ 1 2 Антабян, 1982, с. 121.
- ↑ Theo Maarten van Lint, 2012, p. 191.
- ↑ 1 2 Theo Maarten van Lint, 2012, p. 194.
- ↑ Theo Maarten van Lint, 2012, p. 194-195.
- ↑ 1 2 Theo Maarten van Lint, 2012, p. 195.
- ↑ 1 2 3 Жаворонков, 2001, с. 230.
- ↑ 1 2 Bayarsaikhan Dashdondog, 2010, p. 10-11.
- ↑ 1 2 Steven Runciman, 1987, p. 334.
- ↑ S. Peter Cowe, 2012, p. 438-439.
- ↑ 1 2 Bayarsaikhan Dashdondog, 2010, p. 14.
- ↑ Robert W. Thomson, 2012, p. 446.
- ↑ Robert W. Thomson, 2012, p. 445.
- ↑ Steven Runciman, 1987, p. 335.
- ↑ Bayarsaikhan Dashdondog, 2010, p. 16.
- ↑ Theo Maarten van Lint, 2012, p. 196.
- ↑ Bayarsaikhan Dashdondog, 2010, p. 17.
- ↑ Tara L. Andrews, 2013, p. 32.
- ↑ Армянская советская энциклопедия, т. 5, стр., 495
- ↑ Александр Искандарян, Бабкен Арутюнян, «Армения: „карабахизация“ национальной истории» в книге «[www.airo-xxi.ru/natsistorii Национальные истории в советском и постсоветских государствах.]» /Под редакцией К. Аймермахера, Г. Бордюгова. Предисловие Ф. Бомсдорфа. Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХ, 2003. — 432 с., стр. 146-147
Литература
- на армянском языке
- [hy.wikisource.org/wiki/%D4%B7%D5%BB:%D5%80%D5%A1%D5%B5%D5%AF%D5%A1%D5%AF%D5%A1%D5%B6_%D5%8D%D5%B8%D5%BE%D5%A5%D5%BF%D5%A1%D5%AF%D5%A1%D5%B6_%D5%80%D5%A1%D5%B6%D6%80%D5%A1%D5%A3%D5%AB%D5%BF%D5%A1%D6%80%D5%A1%D5%B6_(Soviet_Armenian_Encyclopedia)_13.djvu/483 Армянская советская энциклопедия] / Пред. ред. коллегии — В. А. Амбарцумян. — Ер., 1987. — Т. 13. — С. 483—494.
- на русском языке
- А. П. Новосельцев. [gumilevica.kulichki.net/NAP/nap0114.htm#nap011para03 Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа]. — M.: Наука, 1990. — С. 29-31.
- М. И. Артамонов. [kronk.spb.ru/library/artamonov-mi-1962-01.htm#_48 История хазар]. — Л.: Гос. Эрмитажа, 1962. — С. 7-39.
- В. С. Налбандян. [feb-web.ru/feb/ivl/default.asp?/feb/ivl/vl2/vl2r-285.html Армянская литература [V—XIII вв.]] // История всемирной литературы. — М.: Наука, 1984. — Т. 2. — С. 285—308.
- Возникновение и развитие феодализма в Средней Азии и в странах Закавказья (V — первая половина IX в.) // Всемирная история / Ред. А. Белявский, Л. Лазаревич, А. Монгайт. — Гос. изд.-во полит. лит-ры, 1957. — Т. III. — С. 135—136.
- В. А. Арутюнова-Фиданян. Армяне // [books.google.am/books?id=xMhb5HRbTG4C&printsec=frontcover&hl=hy&source=gbs_ge_summary_r#v=onepage&q&f=false История человечества] / Под ред. М. А. Аль-Бахита, Л. Базена, С. М. Сиссоко. — Издательский дом Магистр-Пресс, 2003. — Т. IV. — С. 259—260.
- П. Антабян. Ованнес Драсханакертци // Видные деятели армянской культуры (V—XVIII века). — Ер.: Издательство Ереванского университета, 1982.
- [bse.sci-lib.com/article008963.html Гевонд] // Большая советская энциклопедия.
- П. И. Жаворонков. [www.pravenc.ru/text/75962.html Аристакес Ластивертци] // Православная энциклопедия. — М., 2001. — Т. III. — С. 230.
- на английском языке
- Robert W. Thomson. [www.iranicaonline.org/articles/elise- Ełišē] // Encyclopaedia Iranica. — 1998. — Vol. VIII. — P. 365—366.
- Cyril Toumanoff. [www.iranicaonline.org/articles/bagratids-dynasty Bagratids] // Encyclopaedia Iranica. — 1989. — Vol. III. — P. 419-422.
- [www.britannica.com/art/Armenian-literature Armenian literature] // Encyclopedia Britannica.
- Tara L. Andrews. Identity, Philosophy, and the Problem of Armenian History in the Sixth Century // [books.google.am/books?id=OkX8g2hRnVsC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false History and Identity in the Late Antique Near East] / Edited by Philip Wood. — Oxford University Press. — 2013. — P. 29-41.
- Bayarsaikhan Dashdondog. [books.google.am/books?id=HrqqhduBapQC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false The Mongols and the Armenians (1220-1335)]. — BRILL. — 2010.
- S. Peter Cowe. Kirakos Ganjakec'i or Arewelc'i // [books.google.am/books?id=wXDXv-h7K58C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Christian-Muslim Relations. A Bibliographical History. (1200-1350)] / Edited by David Thomas and Alex Mallett. — BRILL, 2012. — Vol. 4. — P. 438-442.
- Robert W. Thomson. Vardan Arevelc'i // [books.google.am/books?id=wXDXv-h7K58C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Christian-Muslim Relations. A Bibliographical History. (1200-1350)] / Edited by David Thomas and Alex Mallett. — BRILL, 2012. — Vol. 4. — P. 443-447.
- Theo Maarten van Lint. From Reciting to Writing and Interpretation: Tendencies, Themes, and Demarcations of Armenian Historical Writing // [books.google.am/books?id=bzmBxU39PGMC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false The Oxford History of Historical Writing: 400-1400] / Edited by Sarah Foot and Chase F. Robinson. — Oxford University Press, 2012. — Vol. 2. — P. 180-200.
- Steven Runciman. [books.google.am/books?id=uDj9sNezWzEC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false A History of the Crusades]. — Cambridge University Press, 1987. — Vol. I.
См. также
|
Давид Анахт • Себеос • Комитас Ахцеци • Иоанн Мамиконьян • Давтак Кертог • Иоанн Одзнеци • Степанос Сюнеци • Гевонд • Саакдухт • Хосровидухт • Товма Арцруни • Ованес Драсханакертци • Ухтанес • Мовсес Каганкатваци средневековье XI—XV века ²</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"> Григор Нарекаци • Степанос Таронеци • Григор Магистрос • Аристакес Ластивертци • Ованес Имастасер • Матеос Урхаеци • Нерсес Шнорали • Мхитар Гош • Нерсес Ламбронаци • Вардан Айгекци • Вардан Аревелци • Киракос Гандзакеци • Смбат Спарапет • Фрик • Ованес Ерзнкаци Плуз • Мхитар Айриванеци • Степанос Орбелян • Геворг Скевраци • Хетум Патмич • Костандин Ерзнкаци • Григор Акнерци • Хачатур Кечареци • Есаи Нчеци • Тертер Ереванци • Ованес Воротнеци • Григор Татеваци • Маттеос Джугаеци • Григор Хлатеци • Аракел Сюнеци • Товма Мецопеци • Аракел Багишеци • Мкртич Нагаш XVI—XVIII века</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"> Ованес Тлкуранци • Григорис Ахтамарци • Наапет Кучак • Нерсес Мокаци • Симеон Лехаци • Симеон Джугаеци • Аракел Даврижеци • Степанос Лехаци • Захария Канакерци • Еремия Кеомурчян[hy] • Нагаш Овнатан • Хачатур Эрзрумци[hy] • Багдасар Дпир • Есаи Гасан-Джалалян • Симеон Ереванци • Петрос Капанци • Саят-Нова • Шаамир Шаамирян начало XX века</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"> Арутюн Аламдарян • Месроп Тагиадян[hy] • Хачатур Абовян • Гевонд Алишан • Иосиф Шишманян[en] • Макар Бархударянц • Габриел Сундукян • Мкртич Пешикташлян • Микаэл Налбандян • Рафаэл Патканян • Раффи • Перч Прошян[en] • Газарос Агаян • Смбат Шахазиз[en] • Србуи Тюсаб • Акоп Паронян • Григор Арцруни • Петрос Дурян • Арпиар Арпиарян • Мурацан • Александр Ширванзаде • Атрпет[en] • Лео • Григор Зохраб • Ованес Ованисян • Вртанес Папазян • Нар-Дос • Ованес Туманян • Левон Шант • Ерванд Отян • Атабек Хнкоян • Аршак Чопанян[en] • Аветик Исаакян • Дереник Демирчян • Ваган Текеян • Забел Есаян[en] • Сиаманто • Даниэль Варужан • Ваан Терьян • Рубен Севак • Мисак Мецаренц современность</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"> Арази • Акоп Ошакан[en] • Костан Зарян[en] • Степан Зорян • Ваан Тотовенц • Егише Чаренц • Аксел Бакунц • Наири Зарьян • Гурген Маари • Шаан Шахнур[en] • Вахтанг Ананян • Мкртич Армен • Рачия Кочар[hy] • Хачик Даштенц[en] • Ованес Шираз • Амо Сагиян[en] • Мушег Ишхан[en] • Серо Ханзадян • Маро Маркарян • Сильва Капутикян • Геворг Эмин • Рачия Ованесян[hy] • Ваагн Давтян • Паруйр Севак • Мкртич Саргсян[hy] • Захрад[en] • Агаси Айвазян • Метаксе[en] • Айк Хачатрян[hy] • Арташес Калантарян[en] • Мушег Галшоян[hy] • Вардгес Петросян • Жирайр Ананян[en] • Грант Матевосян • Зорий Балаян • Арамаис Саакян[en] • Перч Зейтунцян • Размик Давоян • Генрих Эдоян[hy] • Артем Арутюнян[hy] • Вано Сирадегян • Левон Ананян • Гурген Ханджян[hy] • Грачья Тамразян • Левон Хечоян • Ваграм Саакян[en] ¹ Имена только наиболее значимых средневековых, новых и новейших авторов. ² X—XIV века период Армянского Возрождения </td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Древнеармянская историографияОторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:Ах, вы, сени мои, сени! «Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей. Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову. Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему: – Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты. – Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь. Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова. – Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков. – Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался? – Прикомандирован, дежурю. Они помолчали. «Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни. – Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов. – А чорт их знает, говорят. – Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня. – Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков. – Или у вас денег много завелось? – Приходи. – Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут. – Да что ж, до первого дела… – Там видно будет. Опять они помолчали. – Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков. Долохов усмехнулся. – Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму. – Да что ж, я так… – Ну, и я так. – Прощай. – Будь здоров… … и высоко, и далеко, На родиму сторону… Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни. Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата. – А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор. – Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал. И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело». Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову. – Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу. Кутузов поклонился, не изменяя улыбки. – А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов. Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии. – Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».] Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата. – Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу. Он невольно оглянулся на адъютанта. – Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству. Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную. Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее. Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея: «Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного». В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации. Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись. Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна. – Ну, что, князь? – спросил Козловский. – Приказано составить записку, почему нейдем вперед. – А почему? Князь Андрей пожал плечами. – Нет известия от Мака? – спросил Козловский. – Нет. – Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие. – Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился. – Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета. – Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить? Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать. – Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский. Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову. – Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом. Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь. Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем. Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней. Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова. Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя. Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись. – Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея. – Веселиться нечему, – отвечал Болконский. В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил: – Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу! Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать. – Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить. Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой. Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает. – Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову. Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше. – Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов. Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова. – Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя. Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского. – Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков. – Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить. – Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий. – Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его. Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора. Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром. 11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового. – А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы. – Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой. – Смотри же, выводи хорошенько! Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце. «Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека. – Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином. Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул колпак и, взмахнув им над головой, закричал: – Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!] Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым. – Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова. – С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете? – Давай, давай. Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу. – Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван! – Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки. – А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату. – Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел. – Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю! Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы. – Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал. Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать. – Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет. Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова. – Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей. – Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье. – Вахмистр! – сказал Лаврушка. Денисов сморщился еще больше. – Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру. Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их. – А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты. – У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона. Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру. – Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.) Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой. – Я видел, вы нынче проехали… – Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить. – Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов. – Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете. – Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь. В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся. – Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра. Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину. Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки. «Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату. – Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь. – Велел. – Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов? – Нет еще. А вы куда? – Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин. Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе. Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову. – Ей пишу, – сказал он. Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову. – Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему. – Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел. Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал. – Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова. – Семь новых и три старых. – Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку. – Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея. – Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов. – А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов. – Да нет же. И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек. – Ты куда положил, Ростов? – Под нижнюю подушку. – Да нету. Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было. – Вот чудо то! – Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их. Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было. – Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке. – Я не входил. Где положили, там и должен быть. – Да нет… – Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите. – Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил. Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова. – Г'остов, ты не школьнич… Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание. – И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка. – Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю! Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку. – Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену. – Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз. Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку. – Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь. – Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери. – А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его. Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза. – Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так… Он не мог договорить и выбежал из комнаты. – Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов. Ростов пришел на квартиру Телянина. – Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера. – Нет, ничего. – Немного не застали, – сказал денщик. Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина. Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина. – А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови. – Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол. Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге. – Пожалуйста, поскорее, – сказал он. Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину. – Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом. С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек. – Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он. Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел. – Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду. Ростов молчал. – А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же. Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет». – Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение. – Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом. – Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин. Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело. – Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться… – Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов. – Я… Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья. – Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!… Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать? – Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру. – Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира. Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона. – А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица. Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался. – Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так… – Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл… – Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение… – Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира? Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой. – Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил. – Не осадил, а сказал, что я неправду говорю. – Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться. – Ни за что! – крикнул Ростов. – Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно? |