Древний и принятый шотландский устав

Древний и принятый шотландский устав (ДПШУ) (англ. Ancient and Accepted Scottish Rite of Freemasonry или просто Scottish Rite) — это один из наиболее широко распространённых масонских уставов. Он был основан в 1801 году в Чарльстоне (США) братьями Джоном Митчеллом и Фредериком Дальхо на базе Великих конституций 1786 года, приписываемых Фридриху II Прусскому. Первоначально устав предназначался для градусов выше степени мастера, начиная с 4 градуса. Хотя он был составлен из 33 степеней, обычно он практиковался в рамках двух организаций — взаимодополняющих, но отличных друг от друга:

• Великая ложа, которая объединяет первые три масонские степени.
• Организации дополнительных степеней во главе с Верховным Советом, который включает в себя структуры с 4 по 33 градус.

История

Первые упоминания о степени «шотландского мастера»

Существует упоминание относящееся к 1733 году, что ложа «Темпл Бар» в Лондоне производила возвышение в степень «шотландского мастера». Ту же степень мы встречаем в ложе «Бат» в 1735 году и во французской ложе «Святого Георгия к послушанию» № 49 в Ковент Гардене, в 1736 году.

Якобитское влияние: миф или реальность?

Масонская литература изобилует ссылками на якобитов. Главный недостаток состоит в том, что они весьма противоречивы и мнения авторов весьма расходятся. Иногда утверждается, что влияние якобитов на появление высших градусов равно нулю, даже если они и участвовали в создании мифа.

Сторонники мифологической теории считают, что источник недопонимания лежит в небрежном замечании, сделанном Джоном Нортхуком в 1784 году, в книге Конституций Первой великой ложи Англии. Он утверждает, что не существует доказательств относительно того, что король Карл II (старший брат и предшественник Джеймса II) был посвящён в масоны во время своей голландской ссылки (1649—1660 годах). В настоящее время доподлинно известно, что в то время на континенте ещё не существовало масонских лож. Это замечание, определённо, льстило братству, вводя в их ряды древнего монарха. Эта легенда была приукрашена Джоном Робинсоном (1739—1805), профессором философии из Университета Эдинбурга, в его антимасонской книге, изданной в 1797 году.

Тем не менее, ещё до заявлений Нортхука, появлялись некоторые упоминания роли якобитов, и их можно найти в архивах. Но более важной из них является переписка, имевшая место в период с 1777 по 1783 годы между датским бароном фон Вахтером и принцем Чарльзом Эдвардом, сыном Жака III Стюарта, который, в свою очередь, был племянником Карла II. В записке, написанной 21 сентября 1777 года Вахтером и полученной Чарльзом Эдвардом, весьма ясно говорится, что «многие знаменитые люди из нашего дома (имеется в виду дом Стюартов) были масонами»). В то время, миссией Вахтера было узнать, какова роль сыгранная якобитами в создании масонства в целом и высших степеней в частности, и в особенности тамплиерских степеней. Кроме того, в 1767 году, через год после смерти Жака III, граф Клермон, великий мастер Великой ложи Франции, в своём письме к маркизу де Гаж отмечает, что Жак III (которого он называет «принц Эдвард» по привычке, приобретенной во время жизни в Сен-Жермен-ан-Лэ в период до 1713 году) был посвящённым высокой степени и что Королевская ложа, долго работавшая во Франции, упоминала о его персоне.

В середине XIX века знаменитый английский масонский автор Джордж Оливер (1782—1867) в своих «Исторических ландмарках» заявил, что король Карл II регулярно посещал работы. Возможно, в этом стоит усомниться, хотя французские масонские авторы согласны с этим высказыванием, например Жан-Батист Рагон (1771—1862) и Эммануэль Ребол, последний даже приписывал ему создание всех высших градусов под сенью ложи «Кэнонгейт Килуиннинг» Эдинбурга. Но опровержения этой экстраполяции лишь одна сторона медали, другой стороной является тот факт, что в первых высших градусах внимание было сконцентрировано на Стюартах. Таким образом, священный свод, который является версией английской Королевской арки, даёт непосредственную ссылку на Жака I, отца Карла II.

Этьен Морен и Устав королевской тайны

Французский торговец по имени Этьен Морен, который был посвящён в высшие градусы масонства в 1744 году, основал «шотландскую ложу» на Французском Мысе, к северу от колонии Санто-Доминго. 27 августа 1761 года в Париже Морен получил патент, подписанный офицерами великой ложи, признающий его «великим инспектором для всех частей мира». Более поздние копии этого патента, который, вероятно, относился к символической ложе, были приукрашены самим Мореном, чтобы обосновать свою преемственность от лож высших градусов Вест-Индии. Морен практиковал устав, который назывался «Устав королевской тайны», состоящий из 25 градусов, высший из которых именовался «великим принцем королевской тайны», и который, возможно, был взят лично им из устава практиковавшегося в Париже «Советом императоров востока и запада». Морен вернулся в Санто-Доминго в 1762 или 1763 годах и, благодаря своему патенту, постепенно сформировал ложи всех градусов в Карибском регионе и Северной Америке. В 1770 году он создал великий капитул в Кингстоне, Ямайка, где и умер в 1771 году.

Генри Эндрю Френкен и его рукописи

Человека, который весьма помог Морену распространить его устав в Новом Свете, звали Генри Эндрю Френкен, он был французом голландского происхождения. Морен назначил его избранным великим генеральным инспектором по возвращении из Вест-Индии. Франкен тесно сотрудничал с ним и в 1771 году написал рукопись содержащую ритуалы с 15 по 25 градусы. Также он написал по меньшей мере ещё две рукописи, первую в 1783 году, вторую около 1786 года, в которых содержатся все градусы с 4 по 25.

Ложа «Шотландского усовершенствования» была основана 12 апреля 1764 года в Новом Орлеане. Это была первая ложа высших градусов на североамериканском континенте. Её существование было недолгим, поскольку, согласно Парижскому договору, Новый Орлеан был передан католической Испании, враждебно настроенной по отношению к масонству. Видимо, вся масонская деятельность в Новом Орлеане была приостановлена до 1790 года.

В 1767 году Френкен переехал в Нью-Йорк, где 26 декабря он получил патент, дающий право на создание ложи усовершенствования в Олбани, что позволило ему впервые создать степени усовершенствования (с 4 по 14) в 13 британских колониях. Этот патент, равно как и отчеты о первых работах этой ложи хранятся в архивах Верховного совета северной юрисдикции США.

Во время своего пребывания в Нью-Йорке, Френкен посвятил в эти градусы еврейского бизнесмена, Моисея Майкла Хейза, которого он назначил заместителем генерального инспектора. В 1781 году Хейз в свою очередь назначил ещё восьмерых заместителей генерального инспектора, четверо из которых позднее сыграли заметную роль в создании Древнего и принятого шотландского устава в штате Южная Каролина:

• Исаак Да Коста — заместитель генерального инспектора в Южной Каролине
• Авраам Форст — заместитель генерального инспектора в Виржинии
• Джозеф М. Майерс — заместитель генерального инспектора в Мэриленде
• Баренд М. Спитцер — заместитель генерального инспектора в Джорджии

Да Коста вернулся в Чарльстон и создал «Высочайшую великую ложу усовершенствования» в феврале 1783 году. С Форстом и Спитцером Майерс создал в Чарльстоне 8 дополнительных градусов.

Рождение Древнего и принятого шотландского устава

Хотя тридцать три градуса уже были созданы, Древний и принятый шотландский устав мог быть утвержден только вместе с созданием первого верховного совета, и им стал Верховный Совет Южной Юрисдикции, основанный в Чарльстоне в 1801 году под руководством Джона Митчелла и Фредерика Далхо. Благодаря патентам именно этого верховного совета постепенно были сформированы все прочие Верховные советы по всему миру, такие как:

• Верховный совет 33 градуса во Франции (точное наименование организации в тот период) в 1804 году.
• Верховный совет Италии в 1805 году.
• Верховный Совет Северной Юрисдикции США в 1813 году.
• Верховный Совет Англии и Уэльса в 1845 году.

Альберт Пайк и ДПШУ в США

Родившийся в Бостоне, штат Массачусетс, 29 декабря 1809 года, Альберт Пайк в США считается человеком, который внёс наибольший вклад в развитие ДПШУ, превратив его в середине XIX века из размытого масонского ритуала в международное братство. Пайк получил все градусы с 4 по 32 у американского масонского историка Альберта Маккея в марте 1853 года в Чарльстоне, Южная Каролина, и в том же году был назначен помощником инспектора в Арканзасе.

В то время степени все ещё находились в зачаточном состоянии и состояли из краткой легенды с некоторыми комментариями, но чаще всего без соответствующего ритуала посвящения. В 1855 году Верховный Совет Южной Юрисдикции назначил комитет для подготовки полных ритуалов с 4 по 32 степень. Этот комитет состоял из Альберта Макея, Джона Х. Хонора, У. С. Роквелла, С. Самори и Альберта Пайка, однако именно Пайк сделал большую часть работы.

В марте 1858 года Пайк был избран членом Верховного совета южной юрисдикции и стал его великим командором в январе 1859 года. Гражданская война прервала его работу над ритуалами Шотландского устава. После войны он отправился в Вашингтон и закончил свою работу по пересмотру ритуала.

Пайк также написал лекции для всех степеней, которые он опубликовал в 1871 году под названием «Мораль и Догма Древнего и принятого шотландского устава масонства».

• Albert Pike Morals and dogma.jpg

  Мораль и Догма (1871)

История ДПШУ во Франции

Древний и принятый шотландский устав впервые появился во Франции благодаря Александру де Грассу, когда он вернулся с «островов Америки». 22 сентября 1804 года он основал первый Верховный совет Франции на европейском континенте.

В декабре 1804 года был подписан союзный договор между Великим востоком Франции и Верховным советом 33 градуса во Франции. В нём говорилось, что ВВФ присоединяет к себе Верховный совет Франции. На самом деле этого соглашения придерживались до 1814 года. При помощи этого договора ВВФ приобрёл Древний и принятый шотландский устав.

С 1805 по 1814 годы ВВФ управлял первыми 18 степенями устава, предоставив верховному совету управление пятнадцатью оставшимися — с 19 по 33. В 1815 году пятеро руководителей верховного совета основали в Великую коллегию ритуалов. Первый Верховный совет Франции прекратил свою деятельность на период с 1815 по 1821 годы

Верховный совет Островов Америки (основан в 1802 году Александром де Грассом, вновь начал работать при помощи Делаога в 1810 году), а в 1821 году — Верховный совет 33 градуса во Франции, и они объединились в одну организацию — Верховный совет Франции. Он объявил себя независимым и суверенным масонским послушанием. Он создавал символические ложи (то есть те, в которых практикуются первые три градуса и которые обычно объединены под сенью великой ложи или великого востока).

В 1894 году Верховный совет создал Великую ложу Франции, чья автономия стала полностью независимой в 1904 году, когда Верховный совет Франции перестал выдавать патенты на учреждение новых лож. Однако Верховный совет по сей день считает себя хранителем согласованности между всеми 33 степенями устава и отношения между двумя структурами остаются весьма близкими, о чём свидетельствуют две общие торжественные работы, проводимые ими совместно каждый год.

В 1964 году суверенный великий командор Шарль Риандэ с 500 братьями покинул Верховный совет Франции и вступил в Великую национальную ложу Франции. Командор был вновь посвящён в 33 градус в Амстердаме, а затем, при поддержке Верховного Совета Южной Юрисдикции США, основал новый верховный совет, названный «Верховный совет для Франции».

Другие Верховные советы во Франции

В настоящее время во Франции существует ещё несколько других организаций, называемых верховными советами, в том числе:

• Верховный совет Франции (ведущий историю от Верховного Совета 1804 года, пробужденного в 1821 году Верховным Советом Островов Америки, основанным в 1802 году в Санто-Доминго) — надстройка Великой ложи Франции.
• Верховный совет Великой коллегии ДПШУ (вышедший из Верховного совета Франции), связанный с Великим востоком Франции.
• «Верховный совет для Франции» (1965), связанный с Великой национальной ложей Франции.
• «Универсальный смешанный верховный совет DH».
• «Женский верховный совет Франции», основан в Лондоне 19 апреля 1970 года Женским верховным советом Объединенного Королевства и Британского Содружества. 12 июня 1972 года объявил о своей связи с Великой женской ложей Франции.
• Верховный совет ДПШУ «Lux ex Tenebris» (2007), связан с Великой традиционной символической ложей Опера.

Градусы устава

В масонстве не существует степени выше, чем третья — степень мастера-масона. Основополагающий принцип масонской регулярности состоит в том, что все масоны равны, независимо от социального уровня или членства в других масонских степенях. Поэтому градусы, идущие после третьего, следует рассматривать, как дополнительный уровень обучения или развития, а не как градусы, определяющие уровень власти, ставящей мастера масона выше своих братьев.

В некоторых странах три первые степени могут практиковаться в другом уставе.

№ градуса	Название	Южная Юрисдикция, Франция	Бельгия	Англия	Северная Юрисдикция
1°	Ученик	Символическая ложа (в некоторых странах эти степени практикуются в другом уставе)
2°	Подмастерье
3°	Мастер
4°	Тайный мастер	Ложа усовершенствования	Капитул	Капитул	Ложа усовершенствования
5°	Совершенный мастер
6°	Ближний (тайный) секретарь
7°	Надзиратель и судья
8°	Надзиратель за строительством
9°	Мастер (рыцарь) — избранник девяти
10°	Славный мастер (рыцарь) — избранник пятнадцати
11°	Великий рыцарь-избранник
12°	Великий мастер-архитектор
13°	Рыцарь царственного свода Еноха
14°	Верховный, избранный и совершенный вольный каменщик, или великий избранник
15°	Рыцарь востока или меча	Капитул			Совет
16°	Князь иерусалимский
17°	Рыцарь востока и запада				Капитул
18°	Рыцарь (князь) розенкрейцер
19°	Великий понтифик небесного Иерусалима	Ареопаг или совет	Ареопаг	Верховный совет	Консистория
20°	Великий мастер всех символических лож, или мастер или мастер Ad Vitam (пожизненно)
21°	Великий ноевский патриарх или прусский рыцарь
22°	Рыцарь королевского топора (царственной секиры) или князь ливанский
23°	Рыцарь скинии
24°	Князь скинии
25°	Рыцарь медного змея
26°	Князь милосердия
27°	Рыцарь-командор храма
28°	Рыцарь солнца
29°	Великий рыцарь святого Андрея
30°	Великий избранный рыцарь кадош или рыцарь черно-белого орла
31°	Великий командор — инспектор инквизитор	Консистория	Консистория
32°	Верховный князь царственной тайны
33°	Державный верховный генеральный инспектор	Верховный совет	Верховный совет		Верховный совет

Исключения, особенности, разногласия

• Независимость символических степеней (с 1-й по 3-ю) и высших степеней (с 4-й по 33-ю) не всегда была четко определена, особенно во Франции и Бельгии, где символические ложи практиковали Древний и принятый шотландский устав с 1-й степени. В настоящее время ритуалы определенных высших степеней упоминают о существовании «элементов» , появившихся ещё до создания Древнего и принятого шотландского устава.
• Само название ДПШУ иногда немного различается, особенно в версиях авторов Северной Юрисдикции США, использующих наименование «Древний принятый шотландский устав» (без частицы «и»), что также переводится на другие языки как «Шотландский устав признанный издревле», намекая на «старинное принятие» устава.

В разных юрисдикциях также существуют различия, иногда малозаметные, но иногда очень важные. Они, в основном, касаются действительно практикуемых градусов, остальные градусы передаются через теоретическое изучение, следуя традиции XVIII века, когда ритуал той или иной степени не проводится.

• В Англии
• Устав обычно называется «Древний и принятый устав» (без слова «шотландский»). Практикуются степени вплоть до 18-й. 30-я степень зарезервирована для глав Капитулов. В степени после 30-й посвящают весьма небольшое количество людей.
• Древний и принятый шотландский устав практикуется с 1-й по 33-ю степень в английской федерации «Ордена Право человека» и с 1-й по 33-ю степень в ложе «Белый лебедь» № 1348 Великой ложи Франции в Лондоне.
• В Шотландии практикуется 18-я, 30-я степени. Остальное — как в Англии.
• Во Франции и Бельгии, согласно юрисдикции, практикуют и посвящают обычно в 4, 9, 12, 13, 14, 15, 17, 18, 22, 26, 28, 30, 31, 32 и 33 степень. В некоторых бельгийских юрисдикциях дополнительно введены 5-я и 29-я степени. Различие в количестве практикуемых градусов зависит от юрисдикции конкретной страны. В целом, французские юрисдикции практикуют меньшее количество степеней ареопага, а бельгийские отдают предпочтения степеням капитула.
• В США Северная Юрисдикция достаточно заметно реформировала свои практики в 2004—2006 годах, в частности, изменив названия степеней с 21-й по 33-ю.. Кроме того, североамериканская система гораздо более быстрая по сравнению с другими странами, поскольку она позволяет достичь 32-й степени за весьма малое количество лет, в то время как в Европе и Южной Юрисдикции подобный прогресс требует усердных занятий на протяжении примерно двадцати лет. По этой причине некоторые юрисдикции Европы и американского Юга не признают автоматически высшие градусы, полученные их братьями во время визита в США.

См. также

• Организации дополнительных степеней
• Масонские уставы
• Шотландские уставы
• Масонские градусы

Библиография

• Paul Naudon , Histoire, Rituels et Tuileur des Hauts Grades Maçonniques , (Histoire et Tradition — Dervy-Livres)
• Jean-Émile Daruty , Recherches sur le Rite Écossais Ancien Accepté (1879). Reproduction intégrale de l'édition de 1879 précédée d’un Hommage à Jean-Emile Daruty par Alain Bernheim, Éditions Télètes — 2002
• Claude Guérillot, La génèse du Rite Écossais Ancien & Accepté , Guy Trédaniel Éditeur- 1993
• Daniel Ligou et al.Histoire des Francs-Maçons en France 2000 г.isbn 2-7089-6839-4
• Paul Naudon Histoire générale de la franc-maçonnerie, Presses Universitaires de France,1981 г. isbn 2-13-037281-3
• Riandey Charles Confession d’un Grand Commandeur de la Franc-maçonnerie,Ed. du Rocher, 1989 г, isbn 2-268-00-779-0
• Revue «Points de vue initiatiques» La Franc-maçonnerie écossaise et la Grande Loge de France,38-39,Grande Loge de France,1980 г.

Ссылки

• [scottishrite.org/ Верховный Совет Южной Юрисдикции США]
• [aasr.ru Верховный Совет России Древнего и принятого шотландского устава]

Отрывок, характеризующий Древний и принятый шотландский устав

– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.